тебя, будто свободу вырвала, но, в самом деле, всё так, потому что я не препятствую. А я и не буду, я ей не враг. Нет у меня больше никого, не будет! И на себя глянь…
— Девкам нравлюсь, — цинично изрекает Витя, не теряя пьяных чертей в своих голубоватых зрачках, — от этого и проблемы, вашу ж…
— И в твоих интересах решать их самостоятельно, а если не смыслишь, что предложить моей Софе, и куда её за собой вести, то, поверь мне, лучше отходи. Помощники всегда найдутся, а вы с ней…
— Козёл не ко двору? Не лопух, давно просек…
— Про бредни эти забудь, а я о другом. Софе сказал, и от тебя скрывать не буду. Разные вы, как не поверни. Один другого не выдержит, не послушает, не вытерпит. Чуть что, так сразу носы к верху! Если бы вы встретились позже, не юными, а с головами…
— Всемирный потоп, чёрт его дери…
Витя не сомневается, что Голиков прогнозирует ему не небо в алмазах и золото в карманах.
— А вы оба это понимаете…
— Покоптили, — душеспасительных бесед на сегодня достаточно, — спасибо…
— Я тебе худого не скажу, — Константин Евгеньевич не видел себя в роли мудрого советчика, имеющего за плечами пуд мудрости, но пытался помочь, как получалось, — раньше надо было предупреждать.
— Софе привет передайте, — лучше сматывать удочки, — и спокойной ей ночи…
Пчёла отряхивает невидимые пылинки с пиджака, поджав губы, и, сочтя, что неплохо сохранился для часу ночи. Он тушит зловонную сигарету о пепельницу, предусмотрительно оставленную кем-то из жителей между этажами, и почти подпрыгнув с подоконника на площадку, без лишних фраз удаляется. Собеседник его точно не удерживает, и не стал бы Пчёлкин слушать лишний нотаций. Он же знает, что может разобраться во всем сам, без всяких фокусов и подсказок. Отбросить то, чего нет, и чего в принципе в природе невозможно. Нужно выбирать здраво…
— Папк, — вернувшись домой, Константин Евгеньевич находит Софку на кухне, сидящую в обнимку с магнитофоном. Музыка всегда неведомым свойством успокаивала её дух, в последнее время вечно тревожный и беспокойный, — так и ушёл?
— Ушёл, вернется, куда денется, — Голиков будто отчитался, — а ты иди и спи, дочь. Завтра мать приезжает, не будем же пугать её кислыми минами?
— Будем, пап, — Софа давно лишилась ложного чувства стыда за то, что взаимоотношения с мамой осложнялись столкновением их несхожими характерами, — ей меня никогда не жаль!
— Ей не тебя не жаль, — на то, что брак родителей стремительно разрушался под гнётом обстоятельств, Софка смотрит без сожалений. У неё никогда не было ложных иллюзий по поводу строгой идеальности, построенной деспотическим нравом и уклончивым согласием, — а я точно осточертел. Но не переживай, воробушек!
— Только на меня больше всех рикошетит, — иногда Голиковой казалось, что мать не знала к ней любви, и не пыталась этого скрыть, — ладно, папк, спокойной ночи. И про лекарства с утра не забудь.
Все правильно. Не все бывают абсолютно счастливы и любимы. И звезды с небес ловить — не самая легкая задача. Но Софа не завидовала. Мало ли… откуда выстрелит?
* * *
Пчёлкин считал, что собственная чуйка его никогда не обманывала. Из любых курьёзных ситуаций он выходил быстро и умеючи. Возможно поэтому в неполные двадцать два года он провернул сделку века с «Курс-Инвестом», становясь соучредителем компании бывшего соседа, который ещё вчера мог попрекнуть Пчёлу бедностью церковной мыши. И куда он сплыл, подлый трус Артурка? Ищет приют за кордоном, пересчитывая остатки баксов, которые сумел вывезти на своём пузе? Вот уж, финты судьбы!
Пчёлкин не испытывал к Артуру жалости. Только брезгливость, сопряженную не самыми радужными воспоминаниями недалеких времен. Так было всегда: и в ранние годы, когда лощеный комсомолец гонял их с Лизкой с подъездных лавочек, и в день, когда они с Саней и Филом решили предложить Артурику выгодное во всех смыслах сотрудничество. Иногда следовало переступить через себя для достижения цели. Обдуманно…
Это беда Лапшина, что он не сумел по уму оценить здравый смысл слов Белого, а зачем-то пинался. Но теперь Витя чувствует, что справедливость хлопает в ладоши и стирает пылинки с его лаковых туфель. Никакой Артур не предъявит, что он парнокопытное, без мозгов и возможностей. Никто не скажет, не посмеет сказать, что Витя Пчёлкин, скорее, просадит печень в самогоне, чем начнёт думать о своём светлом будущем.
Даже недобитый мажор Милославский, у которого Пчёла отобрал лакомый кусочек по имени Софа, навсегда закроет проклятую пасть. Хотя этот дипломат почти не боролся: Пчёла просто поставил его перед свершившимся фактом — он здесь не к месту. Девочка сделала выбор…
Вот здесь Витю Пчёлкина и кинула хваленая чуйка! Ничего у них по-человечески с Софкой не получается, но и по разным углам как-то тоскливо. Лучше бы она не бросала копий в его сторону. Мучился бы только он один, с ужасом осознавая то, что по-крупному влип, влюбляясь в жену брата. А Голикова, бойкий ураган, не ревновала бедного Пчёлу к каждому фонарному столбу, негодуя от тупости ситуации. Мирно бы училась в своём институте, не досаждая уважаемым предкам. Жаль, что Пчёла сам помешал тому, не отдавая себе привычный отчёт, чем завершится их пчелиное жужжание. Потому что для ссоры и слов не требовалось, рискни, посмотри не в ту сторону. Всё понятно станет, как в азбуке. Кто упал, кто пропал, а кто остался на трубе…
Оказываясь на территории института, Пчёла рассчитывал, что справится со своими делами быстро. Дождётся сестру, переговорит с ней о жизни, раз нашёл время, и отвезёт в целости и сохранности Космосу, сегодня на редкость занятому и деловитому. В конце концов, нужно же ему общение с тем, кто не пилит его по щебенкам. Но Пчёла сам караулит свои грабли, преграждая Софе путь домой. Вашу же мать, он по её краплёным картам не играет! В этот раз папаша не спасёт…
— И какого хрена ты здесь забыл, Пчёл? — и это у Софы вместо приветствия. — Я тебе напомню, что «Метла» много в другом направлении, здесь дешманское пойло, и то в общаге…
— Спокуха! — Пчёла на провокацию не поддаётся. Стоит и курит. Тем более у него повод: пока Кос и Белый совещаются по поводу таджикского алюминия, нужно забрать Лизу из института. Не прикопнёшься, с какой стороны не подходи. — Чего ты, как коршун? Злой и страшный…
— Слушай, рыжее бедствие, — в данный момент эта кликуха пришлась ко двору, — ты, говорят, генералом при Белом стал? Почетный опричник?
— Извиняй, что не при форме сегодня…
— Тогда проваливай