Читать интересную книгу Обрученные судьбой (СИ) - Струк Марина

Ксения кивнула, соглашаясь с ним. Вместе с благостными воспоминаниями пришла другая память — темная, о которой даже думать не хотелось порой, которая прошлой ночью все же сумела ворваться в мысли. Память о том, что не каждому откроешь, память о грехах тяжких, что сотворила она своими руками, о мыслях грешных, о помыслах скверных. Да и стыд покоя не давал порой — все же без отеческого благословения ушла из родной земли, а по поверьям людским нет счастья тому, над кем нет слова родительского.

— Род Заславских идет от сына великого князя Гедимина {6}, который когда-то получил в удел эти земли, — снова переменил тему беседы бискуп, отвлекая Ксению от мыслей тягостных. — Род древний и знатный, богатый род. Много земель во владении. Много сел и городов, много людей. Все должно остаться в ординации — это священный долг Владислава перед предками, что издавна владеют этой землей. Земли не должны быть делимы или отданы другому роду по купчей крепости {7}, а переданы только сыну и только приумноженными, но не менее того, — Ксения так задумалась, заслушавшись речью бискупа, едва не пропустила резкий вопрос. — Зачем панна за Владиславом поехала земли польские?

— За сердцем своим пошла, — ответила она первое, что пришло в тот момент в голову. Бискуп снова сплел пальцы, перевел взгляд в огонь, пылающий в камине.

— Порой следует слушать не сердце, а разум, панна. Сердце дает не всегда дельные советы. Я опасался, что Владислав силой увел панну из земель московитских, полоном в Замок привез. Но вижу теперь, что панна по собственной воле выбрала этот путь. Панна стольким пожертвовала ради Владислава, я восхищаюсь ее силой. Но поражен ее недальновидностью, — тут бискуп взглянул в глаза Ксении, его взгляд завораживал ту, заставлял выслушать его речи до конца, не возражая ни единому слову. — Я хочу говорить с панной, не как бискуп католической церкви, а как родич нареченного панны. Потому я не буду убеждать в неистинности греческой веры. Не стану опровергать ее каноны. Я хочу, чтобы панна поняла только одно — зайцы с волками не плодятся. Не дано то Господом. Только подобное создает подобное. Таков закон Бытия. Панна умна, она поймет, к чему я сказал то. Заяц может надеть волчью шкуру и выучиться выть по-волчьи, но волком он никогда не станет.

— Люди не волки и не зайцы, — не смогла сдержаться, чтобы не возразить Ксения, сжимая пальцы в кулак, пытаясь успокоиться и убрать из своего голоса дерзкие нотки. — Люди схожи по своему подобию, зайцы и волки — различны.

— Но эти твари Божьи различны еще и по своей натуре, равно как и люди. Facilius est apta dissolvere, quam dissipata connectere {8}, нельзя из слепить что-то из того, что несхоже по сути.

А потом, как обычно, без всякого плавного перехода бискуп снова сменил тему, стал расспрашивать Ксению о семье, что осталась в Московии, какой статус имел ее род в отчей земле, есть ли у того приграничные земли. Она понимала, отчего тот задает такие вопросы — каждая женщина должна принести за собой что-то в семью будущего мужа. К сожалению, Ксения не могла принести ничего, так она и сказала епископу, закончив свой рассказ о своем роде.

— Я думаю, что Владислав потребует земли твоего покойного супруга в приграничье. Я даже уверен в том. Сильных наследников у того не осталось, а слабые в расчет не идут, — бискуп потер кончики пальцев друг о друга, возвращая в озябшие руки тепло. В последнее время у него постоянно мерзли ступни и кисти рук, потому и носил часто перчатки и связанные его домораспорядительницей носки из толстой овечьей шерсти. — Они граничат с землями, что отошли за его матерью, а эта нынешняя война нам только на руку. В такое время и переносятся рубежи.

Епископ заметил, что Ксения нахмурилась, когда он заговорил о ее покойном муже, понял, что еще не затянулась рана, нанесенная когда-то. Значит, одолевают изредка мысли тягостные, не дает покоя совесть.

— Ведает ли пан епископ что-нибудь о нынешней Московии? — спросила Ксения, в волнении сжимая бархат юбки. — Что творится в стольном граде? Кто ныне на царском престоле? Король Жигимонт?

— Я мало осведомлен о том. Знаю, что бояре московские присягнули королевичу Владиславу, просили его занять пустой царский трон. Это дело королевской семьи. Церковь вступит тогда, когда Московия полностью покорится королю Жигимонту. Страна доныне раздираема на части. К Новгороду подступили шведы, Москва и часть земель присягнула Жигимонту, Калуга город под самозваным Димитрием и дочерью авантюрного Мнишека, да и мелких корольков полно. Я панне так скажу: панна была права, когда сказала, что стольный град еще не все царство, не покорилось оно еще никому из тех, кто в его землях ходит.

Ксения несмело улыбнулась ему сквозь слезы на глазах, когда бискуп протянул руку и легко сжал ее пальцы, что теребили бархатную ткань.

— Время вечерней молитвы, панна, — мягко сказал епископ, поднимаясь на ноги, тяня за собой Ксению, чьи пальцы захватила в плен его холодная ладонь. — Позволь пожелать тебе доброй ночи, панна, и выразить желание, что панна разделит со мной дообеденное время следующим днем.

Ксения вздрогнула, когда бискуп вдруг коснулся губами ее лба, прощаясь. А потом присела, как, уже знала, следовало выражать свою любезность при встрече и прощании человеку подобного ранга, ушла, тихо шурша подолом платья по каменному полу, чувствуя спиной пристальный взгляд дяди Владислава.

В ту ночь Владислав снова пришел в ее спальню, несмотря на все ее просьбы и отговорки, что ныне день малого поста, а значит, грешно постель делить. Он только пожал плечами, как делал это обычно в такие дни, не стал слушать ее возражений, лег рядом. Как обычно привлек ее к себе, прижал крепкой рукой к своему горячему телу, провалился почти сразу же в глубокий сон. А Ксения долго не могла уснуть, несмотря на то, что гораздо легче обычно засыпала, когда рядом был Владислав, будто защиту его ощущала, умиротворение от его присутствия рядом.

Нынче же лежала и думала. О Московии, о родных, что остались там, в том далеком от нее краю. Представляла себе их лица, воскрешала их памяти, боясь забыть, как позабыла лица невесток и племянников с племянницами. Она даже думать боялась о том, что родные сказали бы ныне, узнав, что она живет в ляшском замке невенчанной с паном, что отнял жизнь у ее супруга.

Невенчанная! Как же ее жгло это, словно огнем! В блуде живет! Пусть местные считают заречины своего рода обязательством, неким гарантом брака и ее честного имени. Тяжесть греха давила на сердце, не давала покоя теми ночами, когда она лежала одна, в холодной постели, слушая завывания ветра за окном. Она забывалась только, когда подле Ксении был Владислав. Видя его глаза, чувствуя тепло его кожи под руками, вдыхая запах его кожи, Ксения понимала, что возврати ее на несколько месяцев назад и предоставь выбор, она бы ровным счетом ничего не изменила бы.

Невенчанная! Но как можно было обвенчаться, если в землях поблизости не было храмов ее веры? Они были закрыты местными шляхтичами, что владели землями «по службе», заброшены. Пан Стефан отринул даже униатство, принуждая своих людей переменить веру на латинство. Кто-то соглашался, кто-то, как и Ксения, молился перед образами за закрытыми дверями, но тайно от всех. Она несколько раз заводила разговор с Владиславом о венчании в греческом храме, но тот всякий раз уводил его в сторону, утверждая, что они непременно обвенчаются, но только после обряда в католическом храме. Владислав никогда не говорил того, но она легко читала по его глазам, что он по-прежнему надеется, что она изменит православию, перейдет в лоно латинской церкви. Этого не будет! Она изменила своей отчей земле, покинув ее, но изменить вере… Для русского человека — это было равносильно предать свой род, отречься от него, получить клеймо изменника.

И о разговоре с епископом думала Ксения, прокручивая его в голове раз за разом. Она понимала, что не та она невеста, которую желали бы видеть рядом с Владиславом его родичи: без земель, без поддержки рода, что должна была принести женщина, без какого-либо добра. И вера у них разная, и уклад жизни. Но она постепенно привыкала к первому: уже спокойно надевала платья, на которые ранее не взглянула бы без испуга, стала чаще оставаться после вечерней трапезы в зале, где сидела шляхта, не желая расходиться в свои покои. Диво то — у московитов день начинался с первыми лучами солнца и с последними заканчивался, а здесь же часто засиживались за полночь. Значит, сможет стать той женой, которой Владислав видит ее в будущем своем. А вот что касается веры…