Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Пётр Троицкий – брат мне. Родной, – признался Павел Петрович.

– Как это брат?!.. – задохнулся в изумлении его собеседник.

– Очень просто… Родители у нас, и матушка, и батюшка, общие. Так что роднее братьев на белом свете не бывает. Правда, не виделись мы с ним лет сорок… Чуть-чуть поменьше… Завтра, думаю, повидаемся…

– Почему вы меня не остановили?.. Почему сразу не сказали?! – закричал Зюзин, Даже оконные стёкла в рамах задрожали!..В голосе следователя по особо важным делам звучала чудовищная обида и… страх! Подлый, низкий, гадкий страх!..

– Так вы же не спрашивали, – съязвил Троицкий.

– Не спрашивал!.. Потому что предположить не мог, с кем дело имею!.. Ну, почему так не везёт мне сегодня?!.. Почему?!.. – он понимал, что сел в лужу, что сказанного назад не воротишь, и сокрушался так искренне, так глубоко и неподдельно, что становилось жалко этого несчастного человека. Не только на шахматной доске, но и в жизни он получил сегодня самый настоящий "детский мат".

– Ложитесь спать, Валериан Евгеньевич, – попробовал успокоить его Павел Петрович. – Говорят: утро вечера мудренее. И спасибо большое за подсказку.

– Я вам ничего не подсказывал!.. Не смейте даже думать об этом!.. Про товарища Кахетинского и Петра Петровича я сдуру сболтнул!.. Ну, пожалуйста, не предавайте меня!.. – он умолял, а по щекам его текли самые настоящие слёзы. – Вечно должником буду…

Но Троицкий не дал ему договорить:

– Что вы так всполошились?.. И вовсе я не о том!.. Я тут в догадках терялся, что брату на юбилей подарить. А вы мне подсказали – шахматы!..

– Это правда?.. – затравленно спросил следователь по особо важным делам.

– Клянусь! – Павел Петрович опять поднял правую руку.

Зюзин схватил её и даже попытался поцеловать. С трудом Троицкому удалось вырвать её из цепких лапок насмерть перепуганного гостя.

– Да не переживайте вы так!..

– Да-а!.. "Не переживайте"!.. Вам хорошо говорить!.. А мне-то каково?!.. Вся карьера… Да что там "карьера"!.. Вся жизнь рушится!.. Что Любочка скажет?!..

Судорожно рассовав по карманам пижамы шахматные фигуры и чуть не забыв доску, он стремглав кинулся из номера бывшего зэка. И потом из коридора ещё долго доносились его удаляющиеся причитания. – Любочка моя!.. Как ты права!.. Золотко моё!.. Не сердись!.. – только теперь он понял, что его ожидает по возвращении домой.

Когда за потерпевшим полное фиаско шахматистом закрылась дверь, Троицкий погасил свет и снова улёгся в кровать с твёрдым намерением поспать ещё хотя бы два часа. Впереди предстоял долгий и очень непростой день: "Именно сегодня решится моя судьба!.." Как ни звучало это пафосно и высокопарно, но на самом деле это было так.

И ещё один человек не спал в Краснознаменске этой ночью. Вернее двое: он и она. Семён Ступак и его несравненная Шурочка.

Как это часто бывает в жизни!.. Рядом с неутихающим горем светится несказанная радость!.. Рядом с безутешной потерей – сказочное обретение!.. Семён потерял мать, но, как это ни звучит жестоко, именно благодаря её смерти, он соединился со своей любимой и соединился навсегда.

В эту ночь Шурочка впервые осталась у него.

Он не смел об этом даже мечтать… Такое счастье казалось ему слишком несбыточным… Невозможным… Ведь Шурочка для него была не просто любимой. Она воплощала в себе тот недостижимый идеал, о котором слагали стихи, писали романсы, воплощали в красках или мраморе лучшие творцы, гении всего человечества. Беатриче, Анна Керн и Сашенька Крохина были женщинами одного порядка, и, если бы Ступак был наделён таким же поэтическим даром, как Данте или Пушкин, мир узнал бы, каким чудом, каким сокровищем была эта скромная библиотекарша из заштатного провинциального городка. И наверняка пришёл бы в восторг!.. Но стихи у Семёна были слабенькие, лучше всего ему удавалась гражданская лирика, и только поэтому мир ничего не знал о сказочных достоинствах избранницы Ступака.

Напрасно обыватели в большинстве своём считают всех журналистов наглыми, безсовестными людьми. Конечно, профессия накладывает на них свой отпечаток, и порой, чтобы получить нужное интервью или раздобыть сенсационный материал, корреспондентам приходится быть достаточно безцеремонными. Но не всем же!.. И Семён был исключением из этого всеобщего правила. Конечно, когда дело касалось работы, он мог и безтактность проявить, и даже изрядную наглость выказать, но в повседневной жизни был очень скромным, застенчивым человеком. Поэтому, когда Шурочка, потупив взор, спросила у него позволения позвонить маме и сообщить ей, что сегодня она не придёт домой ночевать, сердце его заколотилось так бешено, что, казалось, разнесёт грудную клетку вдребезги.

Опыт общения с женщинами у Ступака был очень скромный, если не сказать больше – ничтожный. Невинность он потерял в армии, но о том событии остались в памяти его только самые грязные, отвратительные воспоминания, и он предпочитал их не ворошить. После армии были у него две мимолётные связи, но рвались они быстрее, чем между ним и его партнёршами могло возникнуть хоть какое-то подобие серьёзного чувства. Поэтому Семёна с полным правом можно назвать целомудренным человеком. И Шурочка Крохина была, в сущности, его первой женщиной. Женщиной, с которой он испытал такой восторг, о котором невозможно говорить обыкновенными человеческими словами!.. Полёт в поднебесье и падение в бездну!.. Ощущение бездонного счастья и панический ужас перед тем, что счастье это может вот-вот закончиться крахом!..

Кто хоть раз любил по-настоящему, всем сердцем, всей своею душой, тот поймёт, что испытал в эту волшебную ночь собственный корреспондент областной молодёжной газеты "Смена" Семён Львович Ступак.

Потом они лежали в кровати, взявшись за руки, смотрели в потолок, на котором раскачивалась прозрачная паутина теней от дрожащих веток стоящей под самым окном липы, и говорили, говорили, говорили…

– Ты меня любишь?..

– Очень!..

– А ты всегда будешь любить меня?..

– Ты ещё спрашиваешь!..

– Вот так, как сейчас?..

– Всю жизнь!..

– И я тебе не надоем?..

– Что ты говоришь?!.. Ведь я совсем не могу без тебя.

– И я тоже… Я тоже совсем не могу…

– А я?!.. Думаешь, легко прожить хотя бы полдня в разлуке?..

– Очень трудно… Я знаю…

– Почти невозможно.

– Но теперь мы не будем с тобой расставаться.

– Ни за что!..

– Я буду всегда помнить, что у меня есть ты…

– А у меня – ты.

– И мы вместе…

– Как две половинки…

– Не хочу никаких половинок?.. Мы с тобой одно…

– И ты родишь мне сына… Обещаешь?..

– А вдруг получится дочка?..

– Дочка тоже неплохо, если будет такая, как ты…

– Я не знаю, смогу ли…

– Обязательно сможешь…

– Что ж, попробую…

– Но сына всё-таки лучше…

– Если сразу не получится, можно попробовать ещё!..

– Конечно, можно!..

– Ты согласен?..

– У нас будет целая куча детей!..

– Я люблю тебя!..

– Я люблю тебя!..

– Люблю!..

– Люблю!..

И нежные слова, слетавшие с разгорячённых губ, прерывались долгими поцелуями, и смелые руки дрожали в трепетных объятьях, и долгая ночь показалась им такой короткой!

Алексею Ивановичу Богомолову тоже не спалось.

Под дробный перестук вагонных колёс он в эту ночь, лёжа на своей любимой верхней полке, успел передумать столько всяких дум, что в другое время хватило бы на целый месяц.

"Как там в Дальних Ключах его Серёжка?.. Будет ли он скучать без отца и как встретит по возвращении?.. Неужели Валентина действительно помирать собралась, и он… Не дай Бог!., не успеет с ней проститься?.. Почему так трусливо, не по-мужски сбежал он от Галины?.. Даже "до свиданья" перед отъездом не сказал… Приедет ли в Краснознаменск племяш Павел?.. И как пройдёт его встреча с матерью? Ведь он с ней без малого сорок лет не виделся, а характер у сестрички, и это Богомолов знал не понаслышке, крутёхонек?.. Куда пропал Иван?.. И вообще, жив ли?.. Ежели Семивёрстов не солгал и на самом деле все улики уничтожил, Ивана давно уже должны были выпустить. Так куда же он подевался? Почему знать о себе не даёт?.. Или опять закатали в лагеря?.. Тогда… Ищи-свищи человека на необъятных просторах любимой родины!.. Удобное правило завела для себя наша любимая советская власть: посадит человека в лагерь лет эдак на десять "без права переписки"… И пропал родимый с концами. Это ведь всё одно, как живого в Кремлёвскую стену навечно замуровать!.. Только без таблички с золотыми буквами…" И, хотя не было у него оснований не доверять Семивёрстову Богомолов привык остерегаться людей с малиновыми околышами и очень за судьбу своего друга опасался.

Неспокойно было на душе у Алексея Ивановича, и в голову почему-то лезли одни только дурные мысли. И встреча с Вадиком Генкиным и его боевой подругой Кларой тоже была какая-то странная, неестественная. Конечно, взгляды на жизнь у них были разные. Репрессированный большевик и церковный староста храма Рождества Пресвятой Богородицы в Дальних Ключах вряд ли смогли бы найти общий язык, но в Советском Союзе такая ситуация встречалась сплошь да рядом, что, однако, не мешало людям жить бок о бок, не замыкаясь в себе и не проявляя к соседу явной вражды или злобы. Отчего же бывший земляк – юркий золотушный паренёк, каким запомнил его Богомолов, – так резко и неожиданно переменился, едва узнал, кто сидит напротив?.. И позже, на станции Узловая, где им обоим предстояло пересесть на другой поезд, ведь ехали они в один и тот же город, а именно в Краснознаменск, он всем своим видом давал понять, что они не знакомы. Да, разгадать логику человеческого поведения бывает порой сложнее, чем понять теорию относительности Эйнштейна. Люди в своих пристрастиях и поступках зачастую бывают удивительно непредсказуемы. Но это, наверное, и хорошо?.. Будь все под одну гребёнку стрижены, о чём неусыпно пеклось наше драгоценное начальство, скучно стало бы жить на этом свете, господа!..