Эмили вперила в нее невидящие глаза, потом взгляд ее прояснился.
– Не надо ничего делать, – проговорила она. – Пусть будет все как есть. Словно ничего не произошло. Только оставь нас одних. Не пиши деланно бодрых, шутливых писем. Не присылай отчетов о делах компании. Не напоминай Джозефу о Чарлстоне. О том, что Чарлстон ждет его. Я собираюсь поместить Викторию в пансион на Севере. Быть может, еще не поздно спасти ее от наваждения. Джозеф не покинет меня, если будет знать, что он мне нужен – и почему. Мне не хочется причинять ему боль. Я не хочу, чтобы его терзали напоминания о родине – продажной, распутной совратительнице. – Голос Эмили сделался пронзительным до визга, и она снова зашлась в кашле.
Элизабет принялась ее утешать, уверять, что все будет хорошо. Она смочила виски Эмили одеколоном, и та почувствовала себя лучше. Вскоре они смогли вернуться к гостям, будто ничего особенного не случилось.
Вечер, к счастью, не затянулся. Домой Элизабет вернулась совершенно разбитой. Голова у нее разламывалась, от боли слегка подташнивало. Признание Эмили потрясло Элизабет до глубины души. Невозможно было представить, что скоро ее не станет. Хотя супруга Джо и не стала ее близкой подругой, она вошла в ее жизнь незаменимой составной частью. Слишком много пришлось пережить утрат, слишком много, и ожидание новой было непереносимо.
А как Джо? Для него это будет страшным ударом. Он обожает жену – Элизабет нисколько не сомневалась в этом. Неустанное внимание к Эмили, готовность предупредить любой ее каприз служили, как думала Элизабет, свидетельством безграничной супружеской преданности.
И потом, Эмили откровенно ревнует мужа к ней. Это открытие огорчило Элизабет едва ли не столь же сильно. Ревность Эмили, решила Элизабет, проистекает из ее болезненного неприятия любви Джо к Чарлстону. Конечно, Джо без устали печется о ней. Но это потому, что он почти родственник, а члены одной семьи должны заботиться друг о друге. Все его слова и поступки могли принадлежать ее брату – родному или двоюродному. Или особенно близкому другу. Джо заменил Элизабет их всех. Ближайший ее друг, когда она была маленькой, а теперь почти второй Пинкни. Элизабет давно привыкла считать Джо своим родичем. Ревность Эмили бессмысленна, эту ревность пробудил в ней недуг.
Ночь Элизабет провела без сна. Наморщив лоб, она мучительно пыталась разобраться в вихре мыслей и чувств. До главной причины охватившего ее смятения она доискалась не сразу. В слепой ярости Эмили ей почудилось что-то знакомое. Элизабет сама испытала нечто подобное – и даже в большей степени – в ту ужасную ночь, когда убила Лукаса. Снова и снова ее преследовал один и тот же сон, в котором она наносила Лукасу удар за ударом, и она пробуждалась в панике: ей казалось, будто Лукас в комнате, где-то совсем рядом с ней. Этот сон повторялся до бесконечности из года в год, потом стал посещать ее реже и наконец прекратился совсем. Безудержный гнев Эмили заставил ее вспомнить былое и вселил в нее настоящий страх.
«Я не в состоянии пережить это вновь, – сказала она себе. – Я должна изгнать из памяти призрак Лукаса, должна забыть о том мгновенном безумии. Я смогу совладать с собой, если постараюсь. Забыть! Забыть во что бы то ни стало…» В невероятном напряжении душевных и телесных способностей, Элизабет призвала на помощь все свое мужество и отчаянным усилием воли сумела отогнать от себя тяжкие, навязчивые тени прошлого…
Наутро Элизабет испытывала одно лишь изнеможение – умственное и физическое. Держалась она, однако, ровно, и на сердце у нее царило спокойствие. Она попросила Кэтрин приготовить завтрак и отправилась спать.
Проснулась Элизабет далеко за полдень. Не успела она причесаться, как явился Трэдд – в сопровождении Генри Фицпатрика. Приглашение на чай совершенно вылетело у нее из головы. К счастью, именно в этот день Кэтрин принимала гостей и стол был накрыт как положено. Фицпатрик держал данное слово, не позволяя себе ни малейшей эксцентричности. Однако душой компании был он. Все слушали его с раскрытыми ртами, не сводя глаз с подвижного насмешливого лица, поминутно менявшего свое выражение. Фицпатрик много рассказывал о себе – с обезоруживающей откровенностью. Он всего лишь бродяга, весело сознался он, искатель приключений. Путешествует, повинуясь собственной прихоти. Делает привалы где вздумается, а наскучит однообразие – опять пускается в дорогу. Занимается только тем, что его интересует, и ровно столько, сколько захочется. Берется за что угодно, а толком ничего не умеет, но так ему больше нравится.
Взрыв смеха вернул Элизабет к действительности. Сидя за чайным столом, она не переставала размышлять об Эмили. Ведь Эмили еще так молода: старше ее всего на четыре года. Господи Боже, почему ей суждено лишиться своего чудесного голоса? От огорчения у самой Элизабет запершило в горле. Течение мыслей оборвалось… Над чем это так смеется молодежь?
Ну конечно же, их потешает этот нелепый молодой учитель. Странно, стоит ему заговорить, и сразу забываешь о его внешности. Его преображает жизнерадостность. Меньше всего он походит на застывший портрет. Элизабет пристальней всмотрелась в детей. Фицпатрик очаровал всех, даже Кэтрин. Обыкновенно она дулась, если не была в центре внимания, но сегодня ее было не узнать. Трэдда распирало от гордости. Ведь именно он первым открыл Фицпатрика и представил его подружкам Кэтрин. Да и сам вошел в этот кружок. Раньше Кэтрин его к своим подругам и близко не подпускала.
Кэтрин! Элизабет насторожилась. Да ведь она глаз не сводит с учителя брата. Куда это годится? Элизабет украдкой бросила взгляд на Лоренса Уилсона. Он давно уже начал оказывать Кэтрин знаки внимания. Милый юноша, к тому же получает место в юридической конторе дядюшки. Элизабет смутно надеялась, что между ним и Кэтрин возникнет взаимная симпатия. Из Лоренса выйдет хороший, надежный муж. С его матерью у нее были дружеские отношения. Недотепа, куда он смотрит! Как и Кэтрин, ловит каждое слово Фицпатрика. Нет чтобы самому сказать что-нибудь остроумное, а не следовать послушно в сети, расставленные этим чужаком.
– Что привело вас в Чарлстон, мистер Фицпатрик? – громко спросила Элизабет.
Чары рассеялись. Все разом повернули головы в сторону Элизабет: Кэтрин – с раздражением, Генри Фицпатрик – с такой пылкой заинтересованностью, что Элизабет вздрогнула.
– Красота, миссис Купер! – воскликнул он. Рот его растянулся в вызывающе фамильярной улыбке. – Я слышал, что Чарлстон красивейший город в Америке. И вдобавок – исторический. Я интересуюсь историей, главным образом американской. Было бы замечательно убедиться в том, что история твоей страны богата событиями. Сам я родом из Калифорнии. Вся ее история связана с Испанией, и ничего особо примечательного в ней не сыщешь.