не замечая дороги. Задыхаясь от злости, бормотал себе под нос:
— Щенок, молокосос!.. Приехал моим богатством распоряжаться. Шалишь, комиссар. Кроме меня, моим имуществом никто владеть не вправе.
Как стемнело, Шарапов взял лопату и всю ночь рыл яму за амбаром. К утру все золото, деньги царской чеканки были схоронены. Поверх он набросал досок, ломаных ящиков. «Ищи-свищи, грабитель. Шиш вместо золота получишь», — со злорадством думал он.
А куда спрятать пушнину? Шарапов настежь распахнул дверь амбара. Он был забит добром. Везде висели дорогие меха — и повернуться негде. Никогда у него не скапливалось столько пушнины! В землю зарыть? Заплесневеет, пропадет. Развесить в лесу на деревьях? Кто-нибудь наткнется и заберет. Вдруг купца осенило: «Ночью переправлю на тот берег и спрячу у знакомых в Нохтуйске. Придется отдать половину за хранение, зато надежно».
Двухэтажное складское помещение тоже ломилось от товаров. Внизу — ледник с мясом, маслом, рыбой, а наверху хранились сукна, ситец, шелка, чай, табак.
…Всходило солнце. В складе стало посветлей. Купец, быть может, впервые в жизни осознал, какое богатство таит он под замками. Где его укрыть?.. Не отдавать же комиссарам?
— Не отдам! — прошептал с яростью. — Пусть лучше сгорит.
Оп грохнул дверью и, трясясь всем телом, позвякивая ключами, замкнул склад.
У бывшей волостной управы собралось почти все село. Каждому не терпелось поглядеть на большевистского комиссара, который привез в Мачу важные новости. Но любопытнее всего: комиссар-то не чужой, неизвестный человек, а свой, мачинский! Еще недавно гонял босиком по селу, пас чужую скотину, батрачил, как и большинство сельчан.
Но что-то долго не появляется комиссар. Пустили слух, будто он и Усов еще с ночи закрылись в юрте и там совещаются.
Чтобы скрасить ожидание, молодежь затеяла игру. Слышались русская и якутская речь, шутки, смех. Большинство жителей Мачи — русские, но владели они и якутским языком так же, как и родным, поэтому разговор часто шел вперемежку.
Парни и девушки, взявшись за руки, водили хоровод. В кругу оказались двое: высокая стройная девушка с длинной русой косой и неуклюжий увалень с прыщеватым лицом. На девушке было платье из голубой парчи и красные сафьяновые сапожки на высоком каблучке. Белолицая, большеглазая, девушка была так хороша, что, кто бы ни проходил, останавливался и глазел на нее. Это была Настя, единственная дочка купца Шарапова. Она воспитывалась в Иркутске у родственников матери и только этой зимой переехала жить в Мачу, к своим родителям.
Прыщеватый парень, который попал в круг с такой красавицей, уряднику Петухову приходился родным сыном. Не иначе, породниться хочет с купцом.
А вот и комиссар, идет с Усовым, важный, серьезный. Все повернулись к нему, разглядывают. Давно пора начинать сходку. Комиссар заулыбался, увидев хоровод, потом вдруг подпрыгнул, как жеребенок, подбежал и, встав в круг, вместе со всеми запел:
Каравай, каравай,
Кого хочешь — выбирай!..
Пожилые мужчины и женщины, толпившиеся в сторонке, начали переглядываться. Вот так комиссар — хоровод водит! Что же происходит-то на белом свете: купеческая дочь зарделась — даже уши раскраснелись — и выбрала комиссара. А комиссар заулыбался, показав белые ровные зубы, и тоже выбрал себе красавицу Настю.
В это время подошел Шарапов. Увидел в кругу свою дочь с комиссаром и оторопел: «Эка, угораздило ее…» И невольно залюбовался: «Эх, идет же им, прости господи!..» Купец обернулся и увидел Майю, стоявшую неподалеку.
— Здравствуйте, Мария Семеновна! — почтительно произнес он и показал глазами на круг, как бы говоря: «А наши-то молодые не растерялись».
Майя сдержанно поздоровалась и отвернулась.
— Семен Федорович, — позвал Семенчика Усов. — Может, начнем?
На середине площади уже стоял стол, накрытый красным сукном.
Семенчик, Иван Усов и бывший волостной писарь Варламов сели за стол.
Майя протолкнулась поближе, чтобы лучше было видно и слышно сына.
Семенчик поднял руку, и разговоры утихли. Все почему-то оглянулись на мачинских богачей, стоявших в сторонке.
Комиссар несколько сбивчиво объяснил сельчанам, что по всей России установлена Советская власть. Повсеместно рабочими и крестьянами избираются органы новой власти — ревкомы. В Маче тоже нужно избрать ревком. Из семи человек. А затем, на этом же собрании, будут избраны делегаты на первый съезд трудящихся Олекминского округа. Съезд состоится летом в Анняхе. Мы должны послать туда двух делегатов.
Из толпы кто-то спросил, что будет решать этот съезд.
Семенчик рассказал, что в Якутске недавно проводилось второе губернское партийное собрание, которое обратилось с просьбой к ЦК партии разрешить образовать Якутскую автономную республику.
— Мы, мачинцы, тоже должны высказаться или за автономию, или против, хорошенько обдумав, что лучше.
— Как это понимать — «автономию»? — громко спросил Шарапов. — Мы впервые слышим такое мудреное слово.
По толпе прошло оживление. Действительно, никто из сельчан не знал, что такое автономия.
— Автономия — это самоуправление. Мы, якутские большевики, хотим, чтобы бывшая Якутская область самоопределилась, стала автономней. — Семенчик говорил громко, так, что все слышали. — Вы поняли?
— Нет, не поняли! — крикнул в ответ Шарапов.
— Что же вам непонятно?
— А вот что. Раньше наша волость входила в Олекминский округ. Тогда мы не были разделены ни на якутскую, ни на русскую автономию. А если мы теперь не пожелаем войти в автономию, о которой вы сейчас тут говорили? Мача — русская деревня. Здесь якутов — один-два — и обчелся.
В толпе зашумели:
— Верно говорит!.. Мы не якуты!..
Но как только Семенчик начал отвечать, все умолкли:
— Если нам разрешат самоопределиться, верховный орган Советской власти определит границы Якутской автономной советской республики. Войдем ли мы в эту автономию, сейчас сказать трудно.
— Пусть делают границу по реке. Все якуты живут на той стороне!
— С какой стати? — крикнул в толпу Усов. — Мача испокон веков находилась в Якутской области!
— Можно еще спросить? — не унимался Шарапов.
— Довольно вопросов! — махнув рукой в сторону распалившегося купца, громко сказал Усов.
Майя бросила на Усова благодарный взгляд. Она боялась, что Семенчик не сможет ответить Шарапову и ее сына засмеют.
— Пусть спрашивает, — нагнувшись к Усову, сказал Семенчик.
— В Якутске, насколько мне известно, тоже большинство русских живет, — зазвучал в тишине голос Шарапова. — Вдруг они скажут: «Не желаем жить в якутской автономии, хотим уехать на родину». Как на это большевики посмотрят?
Вопрос был каверзный. Это чувствовали все и особенно Майя. Даже Настя бросила на отца сердитый взгляд и уставилась на комиссара, явно сочувствуя ему. Семенчик на мгновение растерялся, не зная, что ответить.
— А большевики и не собираются отделять русских от якутов. — Глаза комиссара и Насти на мгновенье встретились. — Якутская автономная советская