Читать интересную книгу Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник) - Ярослав Коваль

Массаж в парилке оказался чем-то таким, что я раньше никогда не испытывал. Несколько раз даже терял сознание, но когда возвращался к реальности, не видел беспокойства или опаски в глазах и жестах мастера, занимавшегося мной. То, что я чувствовал, не было болью, но и как-то иначе это трудно было назвать. Настойчивое, неодолимое, порождённое инстинктом стремление вырваться, которое возникает, если боль становится слишком сильной, не возникло ни разу и не мешало мне подчиняться усилиям массажиста. А значит, всё терпимо, пусть сознание и уплывает периодически в такие дали, что за себя становится неловко.

– Ты как? – спросили меня после того, как процедура закончилась. – Как себя чувствуешь?

– Странно… Сейчас улечу на хрен.

– Куда улетишь?

– Ну, улечу, короче.

– Нет уж, – усмехнулся массажист, разминая волосатые огромные ручищи, вполне соответствующие образу кузнеца, например, или палача. Выразительно. – Улетать не надо. Поднимайся.

– Не могу… Кажется…

– А придётся. Вставай.

Меня водрузили вертикально. Те ещё ощущения, не вдруг привыкнешь. Через пару минут мне всё-таки удалось утвердиться на ногах. Действительно, чувствуешь себя как младенец, никогда не умевший ходить.

Болхат и его второй сын, Манджуд, помогли мне выйти на воздух, поставили на песок. Услышав имя второго сына главы семьи Одей, я снова напрягся. Трудно было привыкнуть, что имена уроженцев Империи точно так же повторяются, как и имена людей на моей родине. В первый момент я буквально впился взглядом в младшего Одея. Нет, ничего общего с охотником Манджудом, который погиб в схватке с «тритоном», разве что комплекция примерно та же. И, может быть, возраст.

Этот парень ещё больше, чем Равесмал, походил на своего отца. С Энией он разговаривал свысока, но не чванливо, а с позиции чуть более старшего в семье. Отношения представителей семейства, насколько вообще это можно было понять, были выверенными, намертво устоявшимися, не подразумевали каких-либо споров или дележей – и строго иерархичны.

Впрочем, иерархичны были отношения любых местных обитателей между собой. Положение человека определялось от рождения и в ходе жизненного пути мало изменялось. Такие, как я, сумевшие изменить своё положение в обществе на целую ступень, встречались редко. Даже среди чужаков.

Всё остальное из происходившего со мной осталось в памяти в качестве набора разрозненных образов. Многое я не воспринимал от боли, правда, ощущаемой отстранённо, скорее просто как наличествующий факт, а не непосредственно. Многое проходило мимо сознания в моменты наивысшего напряжения, когда тело полностью мобилизуется на выполнение одной, чисто физической задачи, теряя возможность тратить крупицы энергии на лишние чувства, в том числе и на работу органов восприятия.

Кое-что я смог запомнить, но вряд ли сумел бы позднее на основе этих скудных обрывков впечатлений восстановить хоть сколько-нибудь полное представление о загадочной магической методике. Болхат Одей и его дети могли не опасаться, что их тайны кто-нибудь из клиентов сможет подхватить и использовать. Это было невозможно. Что я сам усвоил, наблюдая за семейством Одей в работе, – их труд действительно требовал от них огромных усилий и полной отдачи.

Как и предупреждали, в процессе обучения я действительно чаще сталкивался с глубокими медитациями и какими-то пассивными положениями, либо же крайне малоактивными действиями с моей стороны, чем с настоящими тренировками или испытаниями на выносливость. Резкие и сильные утомляющие движения требовались скорее как исключение. Изнуряющими иной раз становились глубокие медитации, очнувшись от которых, я обнаруживал мокрого усталого Болхата, задыхающуюся Энию и себя – с мечом в руке и с гудящими запястьями. Странно я ощущал своё тело, оно словно бы размазывалось во внепространстве, от прошлого к будущему, оно не существовало сейчас или же существовало условно. Ошеломляло и то, что происходило с моим сознанием. Как-то иначе я начинал воспринимать окружающий мир и себя самого в нём.

Неделя показалась бесконечностью, свернувшейся в ленту Мёбиуса. С одной стороны, большая часть времени проскальзывала мимо восприятия, зато те часы и минуты, которые я всё-таки проживал, оказывались настолько насыщенными, что воспринимались втройне остро. Ближе к концу отмеренного срока я уже не хотел, чтоб учёба заканчивалась. Когда на десятый день к вечеру Болхат предложил мне взять в руки оружие, я с удовольствием изготовился к бою. Мне и самому было интересно, что же за отведённое время они успели выжать из моего тела. В то, что можно успеть постигнуть мастерство владения мечом за такой короткий срок, я уже склонен был поверить.

Наш поединок начался в тот же момент, как рука моя, взмахнув пару раз, освоилась с оружием. И на этот раз не было предваряющих слов или движений – сразу атака, запредельная в своей стремительности, сминающая, сокрушающая. Я ответил на неё столь же молниеносно, и сперва даже нисколько этому не удивился: движения получались у меня естественно, именно так, как надо, как дыхание или взмах рукой, и иначе это быть не могло. Следующие секунды удивляться стало некогда – всё-таки приходилось противостоять напору мастера из мастеров, и тут не следовало зевать.

Ведя поединок с Болхатом, я поймал себя на мысли, что рефлекторно оцениваю его уровень относительно своего. Старший Одей определённо владел мечом намного лучше, чем я… Впрочем, если быть честным, не настолько намного, как десять дней назад. Разница сократилась, и так значительно, что, изумлённый, я чуть не пропустил удар. Чуть не… Всё-таки рефлекс тела, приобретённый неизвестно как и неизвестно когда, оказался сильнее.

Ещё через несколько секунд Болхат прервал поединок.

– Что ж, неплохо. Всё уложилось, как я понимаю. Но тебе не следует отвлекаться в бою. Когда ты ведёшь схватку, мысли должны быть сосредоточены на схватке и на том, что тебя окружает. Свои мысли и наблюдения можно додумать позднее. – У него было невозмутимое, замкнутое лицо, может быть, из-за шрамов, мешавших мимике, но в глазах появилось что-то похожее на улыбку.

– Согласен. Такой вопрос – вы… ты полагаешь, что у меня с восприятием боя проблемы?

– Не могу сказать. Самый первый день… У большинства бывают проблемы в первый день. У нас есть ещё одна ночь, и, помедитировав с помощью Энии, думаю, ты справишься. Наутро она посмотрит, как у тебя всё обстоит. В ближайшие дни, если возникнут какие-то сложности в твоём новом положении, ты сможешь обратиться к нам, мы тебе поможем. Но, думаю, никаких сложностей не возникнет. Хотя бы первые два дня лучше делать комплекс упражнений, чтоб адаптироваться с новым состоянием.

– Вы… Ты полагаешь, что всё готово?

– Да. Впрочем, покажет ночная медитация. Ты сам можешь определить, действительно ли ты готов.

– Постараюсь. Но…

– Я поговорю с тобой утром. Эния!

– Да, отец, – девушка появилась рядом словно из-под земли. Правда, теперь меня уже не пугало то, как бесшумно передвигаются представители семейства Одей. – Идём, Серт.

Эта последняя медитация почему-то произвела на меня намного большее впечатление, чем первая, именно потому мне не сразу удалось войти в нужное состояние. Эния нервничала, напрягалась, но действовала упорно, явно не собираясь ни сдаваться, ни винить меня. И, в конце концов, я с её помощью поднялся в те сферы, которые были предназначены для того, чтоб разобраться в себе. И именно сейчас эта потребность была самой значительной.

Головокружительным было это путешествие сквозь собственное самоощущение. Я осознавал изменения, произошедшие со мной, и словно бы воочию увидел, насколько огромный объём знаний и навыков был усвоен мною необъяснимым образом за эти десять дней. Не только умение держать в руках оружие, нападать и защищаться – но и искусство воспринимать происходящее вокруг меня в те минуты, когда внимание полностью поглощено боем.

Да и мироощущение тоже претерпело изменения. Может, дело было в том, что все эти знания и умения ложились в моё сознание и мышцы при самом активном участии местных обитателей? И теперь я осознал, что совершенно новыми глазами смотрю на сословие воинов в целом. И раньше понимал, что они занимают вполне определённое положение в иерархии государства, но именно сейчас я не столько понял, сколько ощутил этот факт.

Понятия, ранее усвоенные, но не оценённые, вдруг сложились в единую картину. Многие из частей этой картины были мне не особо интересны, например, то, что касалось фамилий. Как я мог понять, прожив в Империи столько времени, низшие слои населения права на фамилию не имели. Конечно, какое-нибудь ремесленное семейство могло прославиться своим мастерством и продукцией, и таким образом подняться до статуса Семьи. Символом этого положения становилась фамилия. То же самое происходило иной раз и с династиями торговцев, мелких землевладельцев.