Читать интересную книгу Исход - Игорь Шенфельд

Переломный миг наступил, когда Саша привез ко мне девочку, у которой убили родителей: Элечку. В этой девочке для меня сошлось сразу многое: личное, о чем я говорить не стану и скажу лишь, что она удивительно напомнила мне одного очень дорогого мне человека; но и другое: то, что накопилось в душе протестом в последние годы у которого не было разрешения. Но сначала — о нашей с вами «Белой Гвардии». Ее имя, ее флаг остаются для меня все такими же безупречно чистыми: это я заявляю прежде всего; я не сомневался и не сомневаюсь в правильности того пути, по которому шел вместе с вами все эти годы, вместе с Сережей в первую очередь — не надо, не отворачивайся от меня сейчас, Сергей Петрович, смотри на меня, пожалуйста… Так вот: всё мы делали правильно, друзья мои, как бы не стонала душа иногда при виде того, что мы творим… Но мы, уничтожая собственным судом негодяев, спасли сотни, а может быть и тысячи невинных, хороших людей, и это — главное. Это нас оправдывает в глазах высшей справедливости. Мы были для официального, безразличного и беззубого Закона преступниками: пусть так; но мы были преступниками во имя высшей справедливости, во имя жизни детей; это был наш добровольный крест, взятый на себя, и пусть Бог простит наше вторжение, наше вмешательство в его дела. ОН был слишком нерасторопен с наказанием тех чад — нет, тех исчадий своих —, которых ОН выпустил в жизнь нравственными и моральными уродами; ОН должен был укрощать их. Но ОН молчал, и это делали мы. Иногда я думал: «А может быть, ОН для того и вбросил их в нашу жизнь, чтобы посмотреть, способно ли человечество вычищать свое гнездо самостоятельно, или предпочитает гнить живьем, уповая на него, Господа, и не желая даже пальцем шевельнуть ради чистоты в собственном доме своем?»… Ладно, оставим эти абстракции. Мы делали нужное дело: это было и остается моим твердым убеждением. Однако, потом случилось страшное: у нас отняли страну. Мы, большинство из нас не сразу это поняли, многие не понимают и сегодня: произошла вещь, гораздо худшая по сравнению с переворотом семнадцатого года. Тогда большевики перевернули общество вверх ногами, и шариковы оказались сверху, а лучшие люди были втоптаны в грязь. Но даже так, даже социально перевернутая, эта страна все еще была Россией. И когда метро строили на костях зеков и комсомольцев, и когда Беломорканал рыли — это тоже была еще Россия; и когда Днепрогэс возводили, и Московский университет строили на Воробьевых горах, и когда целину поднимали, и атомную бомбу создавали, и Гагарина запускали в космос — это все еще была Россия, и мы, «Гвардейцы», в ней жили, и ради нее ходили по лезвию и мучились своей ролью кровавых санитаров… И вдруг ее не стало. Ее нет! Нет у нас больше родины по имени Россия, понимаете ли вы это? Она имеется в названии, этим именем размахивают, как цветным лоскутом, для привлечения внимания, но Родины-то нашей больше нет у нас! Я спятил, говоришь ты, Сережа? А разве можно от всего происходящего не спятить? Разве не видишь ты сам, как пласт за пластом, кусок за куском уходит наше с тобой Отечество за рубеж, как его демонтируют под дьявольские вопли о демократизации и свободе? О какой свободе вопят они, спрашиваю я вас? О свободе все разрушать, что было до них? Можешь не сомневаться, Сережа, и уж поверь мне тут на слово, как старому разведчику: тысячи сценариев уже написаны, сотни стратегических планов и тактических разработок уже лежат на штабных столах: как навсегда похоронить Россию и воспользоваться ее несметными богатствами. Это все и раньше было, но не было той армии предателей, которые широко распахнули двери международному глобализму, за которым — да всмотритесь же! — все тот же американский оскал в его звездно-полосатой экземе. Придет время — и нас затащат в ВТО, чтобы окончательно уничтожить все наши собственные потенциалы: сельскохозяйственный, производственный, военно-промышленный; да, по многим параметрам эти наши сферы неконкурентоспособны; да, они однобоки. Но они — наши собственные! Мы за них ногти срывали и жизни свои отдавали, и они ведь кормили же нас, и защищали нас все эти десятилетия! Вы все знаете: мы оружие начинаем закупать за рубежом! Мало того, что это вырубает на корню всю техническую культуру страны, с чудовищными жертвами создававшуюся на протяжение десятилетий. Основной удар наносится — мы все это ясно видим — по нашей армии. Уже порезаны ракеты, уже разбирается противоракетный щит, уже небоеспособна армия, уже некому летать на устаревших самолетах, уже офицер, защитник родины не имеет в обществе никакого уважения, уже призывники всеми ухищрениями избегают службы. Завтра армии не станет — и тогда нам конец. С какой стороны этот конец заявится к нам — неважно. Скорей всего это будет Америка, но может быть и Китай, и Эстония, и Зимбабве: безоружную страну, полную продажных предателей и ликующих идиотов, захватить и поделить ничего не стоит. Послушайте, что вопят либералы: «Армия нам не нужна: у нас нет больше врагов!». Это у них, либералов, действительно нет врагов: у них — одни сплошные друзья в американском Сенате, и в Пентагоне, и в ЦРУ.

Я не кликушествую. Оглянитесь вокруг: за все последние годы криминальных реформ под лозунгом всесилия свободного рынка у нас уже разрушена оборонная промышленность, машиностроение, сельское хозяйство, дезорганизована армия, то есть все основное уже сделано: жилы страны уже подрублены, ей остается только падение.

Я тут одно попутное открытие сделал для себя: большевики ленинского замеса, оказывается, вовсе не выхолостили русской культуры и не вытравили русских корней — «русского духа» — по Пушкину — из нового общества, которое они построили вместе с их последователями-коммунистами, разрушив предыдущее «до основанья, а затем…». Это новое, «пролетарское» общество продолжало читать Пушкина и Тургенева, Достоевского и Толстого, Гоголя и Лермонтова, продолжало восхищаться Петром Великим и великим Суворовым, и композитором Чайковским, и ученым Менделеевым, и философом Бердяевым; оно продолжало потрясенно стоять перед картинами Айвазовского, Куинджи, Левитана, Репина, Шишкина: список бесконечен; мало того — это новое общество и само породило невиданный фейерверк талантов, обогативших российскую культуру и науку. И вдруг — бац, конец! Нашлись в этом мире, оказывается, большевики еще большего масштаба — глобалисты-монетаристы, поглотители планеты, снова нанесшие удар по России. И на сей раз — успешный для них и окончательный для нас. России больше не будет. Той России, во всяком случае, которая была бы узнаваема для ста поколений наших предков, восстань они из гроба. Название «Россия» сохранится, возможно, а может быть и нет. Слова «русский» уже сегодня начинают стесняться в России: Сказать: «Я — русский!» — равносильно вызову, на него следует подозрительное: «Ты шовинист или националист?». Даже от слова «патриот» телевизионные шавки обморочно закатывают глаза. Теперь положено говорить: «Я россиянин». Что ж, звучит нормально, но только как бы в скором времени не дошло дело и до пересмотра слова «Россия»: все к тому катится. «Продается — все!», — вот девиз той страны, которую я вижу вокруг себя. А раз продается все, то значит — и Россия тоже. Да она уже продана!: вон она — лежит на прилавке, разделанная на все эти опционы, фьючерсы и споты… У нее больше нет своей культуры: она поет чужие песни чужими голосами; у нее больше нет литературы, за исключением нескольких «толстых журналов» — островка в океане, на которых последние хранители слова русского еще пытаются держать его над трясиной «западных ценностей». У нее нет больше Идеи; у нее нет больше Совести. Живет она теперь под управлением двух рогатых спонсоров, имена которым — «Доллар» и «Беспредел».

Скоро-скоро — попомните мое слово — все станут уверять друг друга, что Сибирь нам только обуза, что Сибирь должна принадлежать всему человечеству, потому что мы — глобалисты. Вспомните: Ленин тоже заявлял в свое время во всеуслышанье, шокируя даже собственных собратьев по грабежу, что ему на Россию наплевать, потому что он — большевик! Много, много чего мы увидим еще и услышим в ближайшее время. Мы и не заметим даже, как перестанут вдруг летать наши спутники, и плавать наши корабли и подлодки. А потом — придет такой день! — из школьных программ изымут математику и русский язык, а вслед за ними — историю и географию, и введут вместо этого предмет «терпимость» на английском языке, престижные классы для геев и обезьяний танец «рэп» вместо физкультуры. Через десять лет Россия будет голосовать в ООН по указанию американских хозяев, а еще через тридцать переименуют и саму Россию. Я этого не увижу, слава Богу. Но и того, что я вижу сегодня — всего этого мне вполне достаточно было, чтобы сформулировать для себя несколько истин, из которых и выросло мое решение об отъезде из этой, ставшей мне незнакомой страны:

Истина первая состоит в том, что донкихотство не востребовано больше в нашем обществе. Все, чем мы занимались с вами в нашей «Гвардии» с некоторого времени не имеет значения. Не потому, что моральная ценность и жертвенное благородство наших целей обесценились, помельчали. Вовсе нет. Но это только в нашей с вами системе координат они остались прежними. В обществе же, после того как развалилась страна, значение нашего с вами подвига свелось к нулю. Под этим словом «значение» я понимаю отклик общества, социальный резонанс. Это когда нормальные люди видят в нас защитников, а преступники — гарантированное возмездие. Так вот: этого резонанса больше нет. Людям стало не до педофилов. Людям выжить надо: о справедливости никто не помышляет. Родители выбрасывают своих детей на помойку, продают в рабство; дети сами убегают из семей, в которых творятся кошмары. И эта волна растет. Растет число беспризорников: никем не учтенных и никаким ведомством даже не учитываемых беспризорников! Разве это не особая, новая форма педофилии — этакая социальная педофилия, рассматривающая детей как товар, либо как обузу? Разве равнодушие государства и самого общества к этой проблеме не есть разновидность педофилии? Мы с вами все знаем случай — обсуждали его не так давно —, когда родители изнасилованной девятилетней девочки просили суд о снисхождении к насильнику, а вначале, на уровне следствия пытались вообще закрыть уголовное дело: после того как — я убежден в этом — преступник пообещал им денег, а может и дал уже сколько-то. Общество — я подчеркиваю: все общество в целом, а не только коррумпированная власть, на которую модно стало ссылаться — сгнило в одночасье, как только вдохнуло полной грудью этого зловонного заокеанского чада, который закачивается нам сюда всей мощью западной пропаганды, с либералистическим турбонаддувом на местах…