Читать интересную книгу "Если любишь (сборник) - Курбандурды Курбансахатов"

машины, так устал, что едва добрел до кровати, накрывшись халатом, он сразу же крепко заснул. Проснулся он, когда уже рассвело. На улице по-прежнему шел снег и дул резкий ветер.

"А ну как они не доедут, застрянут в степи? — подумал он и живо представил себе, как бранят его уже не на партийном, а на общем собрании колхозников. — Вот дело-то будет! Хоть из аула беги!"

Он наскоро позавтракал и ушел на ферму. Весь день он ходил понурый, озабоченный.

Среди дня он зашел в правление колхоза, чтобы сказать счетоводу: "Ну и удружил ты мне!.." Но счетовод, поддерживая ладонью распухшую щеку, мрачно буркнул: "Овец, что ли, списывать пришел?" На что он только махнул рукой и вышел.

Бакыев вернулся с фермы поздним вечером, когда Сонагюль-эдже уже переделала все свои дела и собиралась спать. Она молча поставила перед мужем обед, чай и, пока он ел, что-то шила, протяжно зевая. Убрав посуду, она отправилась спать.

Лёг и Бакыев, но ему не спалось. Он прислушивался к свисту ветра в саду, и его все больше одолевала тоска и тревога. Он привставал, спускал ноги с кровати, нащупывал в темноте папиросы, чиркал спичкой и закуривал. Опять ложился и опять вставал и закуривал.

— И чего тебе не спится! — ворчала Сонагюль-эдже, ворочаясь с боку на бок. — Раньше надо было беспокоиться, а теперь чего уж…

— Э, много ты понимаешь! — с раздражением ворчал Бакыев. — Не суйся не в свои дела! Без тебя тошно.

Так они проворчали всю ночь, и оба встали сердитые, хмурые.

А после завтрака, как только Бакыев вышел на улицу, ему встретилась старая бабка, мать бригадира-хлопковода.

— Что слышно, Бакы? — спросила она. — Доехали паши?

— Не знаю. Должно быть, доехали, — задумчиво ответил Бакыев и пошел на ферму.

И весь этот день, с кем бы он ни встретился, все его только и спрашивали: "Что слышно? Доехали наши?" У всех одна печаль, одна забота.

Сначала он отвечал спокойно, так же как и старой бабке, а потом его так доняли, что он только отмахивался и с раздражением говорил:

— Да я-то откуда знаю? Вот приедут, тогда и узнаете.

Перед заходом солнца он обошел хлев, конюшни, осмотрел все, разругал конюхов за то, что плохо убирают навоз в стойлах, и направился домой.

Снег крутился в полосах света, отбрасываемых окнами домов. Бакыев еле брел. Он устал за день, и ему мучительно хотелось спать.

Возле правления он встретил агронома.

— Ну как, Бакы-ага, спина все чешется? — насмешливо спросил агроном.

— Тебе-то что? Если и чешется, так не твоя, а моя, — с раздражением ответил Бакыев и прошел мимо.

— Да ты не сердись, чудак! — крикнул ему вслед агроном. — Уж и пошутить нельзя… Не знаешь, доехали наши?

Бакыев не оглянулся и ничего не ответил, только ускорил шаги.

Домой он пришел злой, снял шапку, халат, бросил на диван и сел на кошму, ужинать. Сонагюль-эдже поставила перед ним пиалу, чайник, заботливо спросила:

— Что слышно? Доехали паши?

— фу-ты! — уже в ярости закричал Бакыев, стукнув чайником по кошме. — Тебе мало того, что другие весь день меня донимают? Кого ни встретишь — все: "Доехали? Доехали?" И ты тоже. Сговорились, что ли? Дурацкий вопрос! Все с меня спрашивают! Хоть из дому не выходи!..

— Ну пусть будет так, как будто я и не спрашивала, — успокаивала его добрая Сонагюль-эдже, вполне понимавшая положение мужа. — Не сердись, сиди себе и пей чай, а я сейчас обед принесу.

Вернувшись, она покачала головой, увидев, что муж уже спит. Она на цыпочках пошла за одеялом, чтобы накрыть мужа. Предосторожность была напрасной. Бакыев так спал, что у него под самым ухом можно было палить из пушки и это его не потревожило бы.

Сонагюль-эдже убрала посуду, потушила огонь.

В полночь она проснулась от света фар в окне и тут же стала трясти мужа за плечо:

— Вставай, вставай! Едут!

Бакыев открыл глаза, сел.

— Что такое? Что случилось?

— Да из степи машины едут!

Бакыев вскочил, надел халат, папаху и выбежал на улицу. Мимо его дома проезжала последняя машина. Он кинулся к ней с криком:

— Стой!

Машина остановилась. Шофер приоткрыл кабину.

— Сары, это ты? Ну как, отвезли?

— Да, хорошо, вовремя доставили. И верблюды ночью пришли. Еще бы день-другой — пропали бы наши овцы.

Бакыев вздохнул с облегчением.

Подросток шофер хмуро смотрел из своей кабины на стоявшего в снегу заведующего фермой.

— Молодцы! А я-то за вас беспокоился! Ночь не спал, честное слово! Все меня спрашивают: доехали или нет? А я знаю?..

Бакыев с виноватым видом разводил руками. И этот безусый парнишка Сары наставительно сказал ему с высоты своего сиденья:

— Ну еще бы! Только знаешь, Бакы-ага, раньше надо было беспокоиться. Ты слыхал пословицу: "У того зимой котел не закипит, у кого летом котелок не сварит"? — И Сары выразительно похлопал себя по макушке.

Бакыев хотел рассердиться, — мол, яйца курицу не учат, — но передумал. Он только усмехнулся, сказав этому юнцу:

— Ну вот, и ты уже меня учишь! Ладно, езжай отдыхай!

Подвиг поэта

Рассказ

1

Два дня — второго и третьего мая тысяча девятьсот девятнадцатого года — на станции Равнина между Чарджоу и Мары шли кровопролитные бои. Англичане и белогвардейцы, выбитые незадолго перед тем из Чарджоу, пытались прорвать фронт, выйти к Амударье и снова захватить Чарджоу. Их было значительно больше, чем красноармейцев и рабочих, защищавших Равнину, и вооружены они были лучше, но красноармейцы и рабочие дрались с таким мужеством, что не только отбили все атаки противника, но скоро сами перешли в наступление и погнали разбитые беспорядочные банды белогвардейцев и англичан через Каракумы в сторону Мары. Уже шестнадцатого мая они с боем заняли станции Захмет и Курбан-Кала.

В этот день в Мары был большой базар. С раннего утра в город съехалось множество народу. Сначала все шло обычным порядком. Неподалеку от Мургаба на площади под ярким весенним солнцем пестрели товары, ревели ослы, блеяли бараны и огромная толпа зыбилась и шумела, как море.

Только английских офицеров и полицейских на базаре почему-то было больше обычного. Это сразу же заметили крестьяне, приехавшие из аулов, и насторожились. Но офицеры и полицейские шагали не торопясь, с обычной своей петушиной осанкой, и это успокаивало.

Солнце клонилось к западу, когда мимо базара галопом в облаке пыли проскакали семь индусских солдат во главе с английским офицером. Индусы держали винтовки поперек седел и усердно подгоняли потемневших от пота коней голыми, медными от загара коленками.