– Простите меня, ваше величество… – Она захлебывалась слезами, уткнувшись в его плечо. – Простите ради Бога…
– Беды России, и нынешние, и, не дай Бог, в будущем, от того, что русский народ не един! – Он ласково, по-отечески, погладил ее по голове. – Меньшая часть пользуется всеми благами – то есть дворянство, а большая часть пребывает в убогости и дремучести. И нам надо не дать расшириться появившейся трещине в пропасть, тогда будет поздно. Надо эту трещину осторожно засыпать. А для того нужно всемерно облегчать участь крестьян, постепенно выводя из рабского состояния, и просвещать народ. Вы займетесь только вторым – Сибирь не знает рабства, но нравы там жуткие! – Он отстранил ее и пристально взглянул Дашковой в глаза: – Я предлагаю вам с мужем построить университет. Вы станете его первым ректором. И на века он войдет в историю как Дашковский. Это и станет памятью о ваших делах на благо России! Согласны, Екатерина Романовна?
– Да, государь, да…
– Катенька, что ты говоришь? – встревоженный голос мужа вывел ее из забытья. Она встряхнулась, поняла – на солнышке пригрелась и задремала.
– У тебя слезы? Опять кошмар?
– Нет, моя любовь! То только прошлое! Разное было – плохое и доброе, но пусть останется последнее. Дай мне свою руку!
Она взяла крепкую ладонь мужа и прижала ее к животу, улыбнулась краешками тонких губ.
– Что с тобой?
– Там бьется твоя кровинушка, любовь моя!
Князь за секунду зарделся, словно юноша, а не муж с седой головой. А Екатерина Романовна посмотрела на купола красивейшей Крестовоздвиженской церкви и еще раз улыбнулась – маковки небольшого придела уже не было видно – ее заслоняло строящееся здание университета…
Троянов вал
– Сколько их вывалило?!
– Тьма-тьмущая!
– Да мы их замаемся рубить!
Лейб-кирасиры дружно заерзали в седлах, залязгали палаши – многие всадники по привычке проверяли, как ходят тяжелые клинки в обшитых кожей ножнах. Некоторые даже дотрагивались до пистолетных кобур, но только страха в их коротких репликах не было ни на грош.
Бои под Рябой Могилой и Ларгой уже показали, что если турки и татары не могут маневрировать или удрать, то слитный строй всадников на высоких и крепких лошадях, облаченных в тяжелые кирасы, их запросто сминает, как легко плющит кузнечный молот кожаный татарский шлем, поставленный на наковальню. Бжик! И только ошметки!
Штаб-сержант Степан Злобин усмехнулся – злорадное напряжение начало захлестывать его душу и тело, как всегда бывает перед доброй дракой. Но помимо воли турецко-татарское скопище вызывало… нет, не страх, а так, некоторую опаску, уж слишком их было много.
Пестрая, визжащая, сверкающая саблями конная масса вываливалась и вываливалась на широкое поле, мчась между окутанных дымом русских каре. Тут их ждали растянутые с двух сторон по краям четыре батальонные колонны резервной бригады с натыканными в промежутках пушками, стоявшими чуть ли не колесо к колесу.
За пехотой вытянулись стройные ряды тяжелой кавалерии – вместе с гвардейцами здесь развернулись три армейских полка кирасиров. Но само поле впереди было свободно, лишь перед Трояновым валом беспорядочно сгрудились в некоторых местах, а кое-где вытянулись тонкой линией множество повозок, между которыми в панике бегали люди.
– Какого беса их сюда вынесло?
– Обозники! Что они понимают?!
– Щас татары прорвутся между нами да на них навалятся!
– Порубят в капусту!
Кирасиры тихо обменивались короткими репликами – судьба обозников казалась им предрешенной. Но Степан Злобин был уверен в обратном потому, что поглядывал на офицеров – те были на удивление спокойны, только злые улыбки не сходили с губ. Разговоры прекратились, когда орда выплеснулась на поле, прорвавшись через лощину.
Грянул залп из ружей и пушек, такой слитный, грозный и громкий, что даже обученные лошади заиграли, и их пришлось сдерживать. Все тут же заволокло дымом, разглядеть было ничего невозможно. Пушечный гром донесся и от Троянова вала, что несказанно удивило сержанта – когда же там успели установить орудия?!
А выстрелы из ружей и пушек все гремели и гремели – то вступили в бой следующие шеренги пехотинцев и нечетные орудия. Но уже не так громко – их звуки заглушили вой, крики и стоны умирающего неприятеля да истошное ржание тысяч пораненных лошадей.
Степан напрягся – скоро пороховой дым рассеется, и вот тогда наступит их очередь. Пехота разомкнется, и кирасиры пойдут вперед – сминать, топтать и рубить извечного врага, что за века сотворил столько черных бед и горя на русских землях…
Юконский острог
– Твою мать! – взревел разъяренным медведем Григорий, схватился за пистолет, мгновенно отведя пальцами ударник с зажатым скобой куском кремня. Жизнь в этом суровом краю научила бывших петербуржцев вначале хвататься за оружие, а потом думать. Не стыдно зря поднять тревогу и показаться другим заполошным. Намного хуже, если прозеваешь смерть чужую или свою – места здесь дикие, и кровушка в них льется щедро.
Только заорать во весь голос не вышло – душа внутри возопила ревом, знакомым еще по войне с пруссаками. Под Цорндорфом в него целился из пистолета тевтон – он тогда присел, и выпущенная в упор пуля только чиркнула по волосам, сбив шляпу. И сейчас почти такое же ощущение, при котором душа оледеневает…
Он стремительно нагнулся и рванулся в сторону. Бок чуть резануло, но вскользь, а Орлов, растопырив левую руку и даже не развернувшись, правой выстрелил за спину.
– Б-у-х! А-а…
Звук выстрела и хриплый стон раздались почти одновременно. Григорий отбросил сделавший свое дело пистолет и рванул шпагу, только сейчас сумев чуть развернуться вполоборота.
Свистнула сверкающей полосой острая сталь – и тут же руку чуть дернуло, клинок нашел чью-то плоть.
– А-а!
Страшная штука шпага, если она в умелых руках. Колоша он признал сразу по боевой раскраске на роже, его алеуты такую на себя не наносили. Шпага проткнула индейца насквозь, рука не подвела, удар пришелся в грудь. Если бы в живот попал, то колош успел бы приложить его томагавком. А так убийца выронил свое оружие и хрипло застонал, валясь на землю:
– Я-а!
– Хрена!!!
Третий индеец вынырнул сбоку, видно, из-за дома, отчаянно взвыл и взмахнул рукой.
Орлов тут же отпрыгнул – и это его спасло, иначе бы топор раскроил голову. Хороший топор, русский, отточенное железо – не отшлифованная каменюка томагавка, ее сразу признаешь. Голову Григорий сохранил – топор с хрустом вошел в торец бревна.
– А, сукин сын! Получи!
Орлов метнулся вперед и имитировал укол в грудь. Индеец проворно отпрыгнул, и тут же лезвие шпаги хорошо прошлось по бедру. Даже в сумерках отлично было видно, как кровь брызнула во все стороны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});