– А ты не думаешь, Фредди, что мне пришло время подыскать нового агента?
Фредди умел отступать. Это было одно из его больших достоинств. – Уходим? – прошептала ему на ухо Дайана. Она ненавидела вечеринки и присутствовала только потому, что чествовали новую клиентку Фредди – блондинку-суперзвезду по имени Венус Мария.
– Через пять минут уберемся, – пообещал Фредди. Хани освободила колено Ника, встала и потянулась. И все мужчины повернули шеи, чтобы взглянуть на это великолепное тело.
Ник встречался с ней более или менее постоянно уже четыре года. А в перерывах спал со всеми ведущими актрисами и вообще с кем хотелось. Он вел опасную игру – СПИД свои жертвы разит без разбора.
Дайане не сиделось. Она встала.
– Покойной ночи, Ник. Покойной ночи, Хани, – сказала онаа вежливо.
Ник откинулся на стуле:
– Вы с Фредди уходите?
– Я давно должна уже спать, – ответила Дайана с натянутой улыбкой.
– Пока, – ответил Ник. Дайана всегда казалась пуританкой. С годами она становилась все больше ханжой.
А Хани решила составить компанию двум толстушкам на танцплощадке. И совершенно затмила их, демонстрируя такие извивы, что куда там остальным стриптизершам.
Ник смотрел на нее. Завтра утром они улетают в Нью-Йорк. Приближается день рождения, но он не собирается праздновать его в Лос-Анджелесе. Да и особых причин праздновать нет, чем старее, тем все похабнее.
Два года назад он купил в Нью-Йорке квартиру. Ему хотелось жить в том же городе, где Лорен, хотя они не виделись уже четыре года. Она ему позвонила, когда газетные заголовки известили об автокатастрофе.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросила она, сочувствуя ему всем сердцем.
«Да – быть со мной», – хотелось ему сказать. Но он знал, что она не оставит Оливера.
Настало время все послать к черту, решил он. Хани еще дергалась на танцплощадке. Он подошел и схватил ее за руку:
– Пошли, уходить надо.
– Но я не…
– Сказал, идем.
И она послушно ушла. Двадцать один год. Дура непроходимая, но лучшее тело в городе. Ну и ладно, о чем ему с ней разговаривать? Да, бессмысленный механический секс. Такова его жизнь.
– А почему мы так рано ушли? – жалобно спросила Хани в машине по дороге домой.
– А потому, что, может, завтра мне захочется лететь и самому вести. А если я этого захочу, мне надо соображать, куда я лечу.
Он уже два года брал уроки пилотажа и только для этого занятия мог оставаться трезвым.
Дома Хани исполнила для него медленный стриптиз. Да, она была, конечно, очень соблазнительна и невероятно похотлива. Он несколько минут глядел на нее, затем отключился. Как она ни была соблазнительна, но все это он видел и раньше.
– У тебя усталый вид, – сказал Лоренцо, полный сочувствия.
– Спасибо, – отрывисто ответила Лорен. – Это как раз то, что хотелось бы услышать перед началом съемок.
– Камера тебя любит. Ты всегда прекрасна. Но я – я-то тебя хорошо знаю, и, на мой взгляд, ты выглядишь усталой.
– Да, я устала, – созналась она. – У меня было столько энергии, когда приходилось работать целый день. Каждое утро бросало мне вызов, я вставала, и всегда находились новое дело и энергия для него. А теперь, когда Оливер не работает, я сижу дома и тоже ничего не делаю.
– Почему?
– Потому что ему нравится, что я рядом. Он тогда чувствует себя защищенным.
– Но ты не должна так жить, Лорен.
– Нет, должна, я его жена.
– Но ты же его не любишь!
– А при чем тут любовь?
– Когда я женился, я любил свою жену. Когда разлюбил, мы разошлись.
– Да, Лоренцо, ты все решаешь очень просто, но я так решать не могу. Это не по мне. Я верю в преданность и необходимость поддерживать другого, когда ему плохо.
– Но Оливер сейчас совершенно здоров.
– Знаю, но он уже привык не работать. И ему так нравится Отдыхать, что он решил совсем удалиться от дел.
– Но это не значит, что ты должна растрачивать время и жизнь впустую.
– Я подписала новое соглашение с «Марчеллой». Чего тебе еще?
– Да, но кроме этого ты больше ничего не делаешь. А прежде, вспомни, в тебе было столько жизненной силы, все волновало тебя.
– Подозреваю, что меня теперь ничто не может взволновать, Лоренцо. И для «Марчеллы» я тоже работаю последний год. Как тебе известно, мы теперь будем жить на юге Франции.
– Лорен, ты делаешь ошибку – затворяешься от мира, бежишь от жизни.
– Но это не тот мир, в котором мне хотелось бы жить. Впрочем, юг Франции прекрасен. И Оливер нашел там чудесную уединенную ферму в горах – за несколько миль от всего.
Лоренцо покачал головой. Он просто не в состоянии ее понимать.
Дело было в субботу, и Синдра принимала гостей. Она помедлила на верхней ступеньке лестницы, ведущей во внутренний дворик. Помедлила ровно столько, чтобы все заметили, как она войдет.
Улыбнувшись гостям, она видела, как вскочил Марик. Он всегда был так внимателен и так заботился о ее благополучии.
А кроме того, он довольно хороший любовник. И это просто безобразие, что он некрасив.
«Нельзя так думать, – сразу же отругала она себя, – Марик – это лучшее, что случилось со мной в жизни. Он добрый, внимательный, и он искренне меня любит. И это не считая того, что он талантливый продюсер и сделал из меня звезду».
За ней шла Пэтси, их толстая няня-англичанка и несла на руках их маленькую дочку Топаз. Топаз она гордилась больше, чем своей славой. Девочке три года, и она такая очаровашка. Синдра была готова на все для своей девочки. И Марик тоже. Да он просто преклонялся перед дочкой.
Синдра любезно приветствовала гостей, переходя от стола к столу, улыбаясь и мило болтая. Марик шел рядом, крепко ее обняв.
– Ты выглядишь просто фантастически, женщина, – сказал он, слегка покусывая ее за ухо. – И с каждым годом ты все лучше!
– Спасибо тебе, дорогой!
Уголком глаза она заметила, что приехали Гордон и Одиль. Гордон все еще был ее лучшим другом. Она ему доверяла, спрашивала совета, обсуждала все свои проблемы. Она рассказала ему и о Вегасе, а он ответил, что об этом пора забыть.
Она подошла к ним.
– Привет, Гордон!
– Привет, красавица! – ответил Гордон, целуя ее в обе щеки.
– Здравствуй, Одиль! – сказала она, улыбаясь.
– Ты неотразима, Синдра!
– Спасибо. Такие слова в твоих устах – комплимент.
С годами она, можно сказать, привязалась к Одиль. Да, она была прекрасна. Да, она жена Гордона. Но кроме того, она еще и чрезвычайно милая женщина.
Гордон и Одиль были крестными Топаз, вместе с Ником, который был крестным отцом номер один. Она расстроилась, что Ник не мог приехать. Он улетел в Нью-Йорк, жалуясь на депрессию.