Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сань, ты чего? — Сашка даже не пошевелился. Внутри, глубоко в груди разгоралась тупая ноющая боль, навевающая беспросветную тоску. А перед глазами стояли точно такие же руины из того, другого мира, много раз виденные им через блистер кабины вертолета. И даже эта церковь, возвышающаяся над мертвыми развалинами, точно так же, как там. В родном Стаину мире близко к городу они старались не подлетать, слишком сильно фонило. Но это было и не нужно. Грязное пятно, топорщащееся в небо обломками бетона и арматуры, было видно издалека. Сашка словно вернулся обратно в свой уничтоженный войной мир. Пустой и безжизненный. Лишь вот эти копошащиеся фигурки людей, дарили надежду, не давали погрузиться в темноту отчаяния. Они словно светились в серой пелене стоящей перед глазами. Мир еще жив, они все еще живы, ничего еще не потеряно! — Сань! — в который раз окликнул друга Ивелич, не понимая, что происходит с командиром.
— Что? — механически, словно кукла обернулся к Николаю Стаин.
— Ты что, как не живой?
— Нормально все, — криво, через силу улыбнулся парень. Только вместо улыбки получилась страшная гримаса. Не боящийся ни черта, ни бога бывший чекист, почувствовал, как по спине пробежал холодок. — Нормально, — повторил Александр, словно пытался убедить в этом сам себя, и снова уставился на руины. — Хотя, нет! — он упрямо вскинул голову, — Не нормально! Не должны люди такого совершать. Никогда! — парень говорил тихо, но Ивеличу казалось, что Сашин голос разносится с холма по всему городу, сливаясь с грохочущей где-то вдалеке грозой.
— Плата то. За грехи и богоотступничество, — раздался позади дрожащий старческий голос. Офицеры обернулись. Позади них стоял седой, благообразный старичок с реденькой белой льняной бородой, развевающейся по ветру. Потертая, аккуратно заштопанная ряса, испачканная понизу пылью, мешком висела на узеньких костлявых старческих плечах. Большие, морщинистые руки с распухшими суставами пальцев крепко, словно цевье ружья сжимали метлу. — Наказание то Господне, — повторил старик, качая головой, и посмотрел на парней светлыми светящимися добротой глазами.
Взгляд Александра полыхнул злостью.
— Наказание⁈ — он сжал кулаки, будто хотел ударить старика, Ивелич ухватил парня за локоть, пытаясь остановить, успокоить друга, но тот только отмахнулся, — Вот это наказание⁈ — Стаин мотнул головой в сторону города, — Весь город перед вашим добреньким боженькой провинился⁈ А дети, у которых кровь сливали для доблестных немецких солдат, в чем перед ним виноваты⁈ Там, — он ткнул рукой на запад, — Деревня есть. Километров двадцать отсюда. Сожгли. Вместе с людьми. Стариками и детьми. Они самые провинившиеся были⁈ Так они крестились перед смертью, молили бога твоего помочь. Не помог! Зато сарай, куда их загнали, горел хорошо. Жарко так горел! — Стаин наступал на старика с побелевшими от накатившего бешенства глазами, а тот пятился, мелко переступая ногами и часто-часто крестился. Метла выпала из слабых рук. Взгляд испуганно и затравленно метался по сторонам. Старик оступился и едва не упал, Александр едва успел ухватить его за рукав рясы, от чего тот испуганно сжался. Именно этот страх, сжавшееся перед ним сухонькое тело привели Сашку в чувство. — Извини, отец, — щеки полыхнули краской, — Только это у них на ремне написано: «С нами Бог». С ними значит. И все то, что они творят, они делают от имени его. Понимаешь⁈
Старик только лупал на парня белесыми глазами. Александр отпустил деда, наклонился, поднял метлу и воткнул ее в вялые, дрожащие руки. Сашкина щека нервно дернулась, следом задрожало левое веко. Лицо опять скривилось в страшной гримасе. Махнув рукой, он медленно, едва переставляя ноги, побрел по ступенькам вниз. Бешенство ушло так же быстро, как и накатило, остались лишь апатия и тупая тянущая боль в груди, от которой было тяжело дышать, будто воздух поступал сквозь плотную подушку. Низкое свинцовое небо нестерпимо давило на плечи. Душно. Парень непослушной рукой расстегнул верхние пуговицы гимнастерки. Стало легче. Где-то вдалеке сильно громыхнуло и ощутимо запахло озоном. Метеорологи обещали грозу и затяжные дожди. И это добавляло раздражения летчику, привыкшему передвигаться по небу, где нет грязи, ям, ухабов, регулировщиц с флажками, заторов и пробок. Лишь простор и безбрежная синева. А тут жесткий, подпрыгивающий козлом на разбитой войной дороге газик Ивелича и постоянные задержки в пути из-за перемещающихся войск, еще и приходится подстраиваться под грузовик и бронеавтомобиль охраны. А что делать, леса полны отступающими подразделениями немцев, бандами националистов, да и просто обычными бандитами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Извини, отец, — повторил за Сашкой Ивелич, глядя на подслеповато щурящегося вслед Стаину старика, и бросился догонять командира. А бывший канонир 2-ой батареи, 3-его дивизиона 6-ой артиллерийской бригады, кавалер Георгиевского креста четвертой степени за Мукден[569] и третей степени за битву при Краснике[570] размашисто перекрестил спины уходящих офицеров:
— Спаси Христос вас, сынки, — сдерживая слезы, швыркнул носом старик и забормотал молитву, — Господи, Боже сил, Боже спасения нашего! Боже, творяй чудеса Един! Призри в милости и щедротах на смиренные рабы Твоя и человеколюбно услыши и помилуй нас. Се бо врази наша собрашася на ны воеже погубити ны и разорити святыни наша. Ты же, вся ведый, веси, яко неправедно воссташа на ны. Темже грешнии и недостойнии в покаянии и со слезами молим Тя: помози нам, Боже, Спасителю наш, и избави нас Имени ради Твоего, да никогда рекут врази наша: «Бог оставил их, и несть избавляяй и спасаяй их»…[571]
Ивелич со Стаиным давно скрылись среди развалин Смоленска, а он все смотрел на пустую дорогу, бормоча молитвы и крестясь. Не было в душе его ни обиды, ни злости на несдержанного офицера. Прошедший две войны старый солдат прекрасно понимал, что творилось на душе у этого седого мальчишки с помертвевшими, словно подернутыми стылым пеплом глазами.
— Ты что на деда напал, Сань? — Ивелич с тревогой посмотрел на Стаина, — Думал, убьешь старика, — замполит хохотнул, только вот смешок был не настоящий, искусственный, выдавленный из себя.
— Дурак, — беззлобно с апатией отозвался Сашка и было неясно то ли это он про церковного сторожа, то ли про Ивелича, а может и про себя. Николай уточнять не стал, только осуждающе покрутил головой. Сам Стаин молча брел по заваленным хламом улицам к взорванному еще в сорок первом при отступлении Красной армии мосту через Днепр, рядом с которым был перекинут понтон. Ветер носил по засыпанным кусками штукатурки и обломками кирпичей улицам обрывки немецких газет и каких-то бумаг. Кое-где виднелись закрепленные с помощь все тех же кирпичей таблички с надписями карандашом от руки: «Проверено. Мин нет» или «Осторожно. Мины». Немцы, уходя, успели напакостить и так, мало им показалось того, что уже было разрушено.
На понтоне пришлось пропускать сначала колонну танков, потом батарею 152-миллиметровых гаубиц и лишь после них перебираться на тот берег с пехотой. Деревянный настил временного моста ворочался под ногами словно живой. Хорошо охрану и машины отправили через переправу заранее, приказав дожидаться на том берегу, иначе простояли бы еще дольше.
За мостом к ним тут же подскочил сержант из взвода охраны и проводил до машин. Забравшись в газик, Стаин тут же спросил водителя, сержанта Кулебяку:
— Пирожок, вода есть?
— Есть, товарищ гвардии полковник — кивнул шофер и полез рукой под сиденье за фляжкой.
— А водка? — спина сержанта напряглась, а Сашка, передумав, махнул рукой, — Ладно, расслабься. Не надо, — еще не хватало на совещание к Волкову приехать с запашком. Владимир Викторович, наверное, даже ничего не скажет, но все одно неприятно, стыдно как-то. Вот после совещания можно и употребить с Филиппычем за товарища Сталина и победу.
- В ответе за всех - Андрей Анатольевич Посняков - Альтернативная история / Боевая фантастика / Попаданцы
- Возвращение не предусмотрено - Алекс Орлов - Боевая фантастика
- Место боя - Дмитрий Виконтов - Боевая фантастика