кончик его носа, и Пис осознал, что смотрит на самого себя. Он встал и похромал к соседнему столику.
— Не против, если я сяду здесь, Норман?
— Садись, если захочешь...
Второе "Я" так и не оторвало взгляда от пустого стакана.
Пис сел.
— Разве тебе не интересно, откуда я знаю твое имя?
— Ничуть.— Юноша поднял голову и посмотрел на Писа скорбными глазами, в которых не мелькнуло иронии удивления. Потом он перевел взгляд на грязные руки и остатки одежды Писа и достал из кармана коричневой курточки скомканную десятку.
— Возьми. Купи себе поесть, но не спиртного.
— Мне не нужны подачки!— Пис оттолкнул бумажку и решил изменить тактику.
— Норман, что бы ты подумал, если бы я сказал, что мы с тобой — один и тот же человек?
— Я бы подумал, что тебе надо на некоторое время воздержаться от употребления ванильного экстракта.
Свинцовое безразличие в голосе двойника потрясло Писа, но он не собирался сдаваться.
— Это правда, Норман! Посмотри на меня!
Норман посмотрел и сказал:
— Мы ни капли не похожи.
Пис открыл было рот, но в это мгновение заметил свое отражение в настенном зеркале. Он выглядел лет на десять старше Нормана, зарос щетиной и грязью, а распухшая челюсть заметно меняла очертания его лица. Один глаз у него почернел и заплыл — Пис еще не знал этого — а ночь, проведенная на морозе, придала не затронутыми побоями участкам кожи лица багрово-синюшный оттенок, присущий людям, взявшим за правило употреблять не менее двух литров дешевого красного вина в день. Пис сглотнул слюну и вынужден был признать, что Норман прав — они не похожи.
— Ну и что?— спросил Пис чуть более искренним голосом, чем нужно.— Меня сильно потрепало, но все равно это правда — мы с тобой один и тот же человек.
На розовой физиономии Нормана мелькнула тень интереса.
— Действительно, жутковато, и жаль, что все впустую — денег-то я тебе уже дал!
— Да не нужны мне твои деньги!— нетерпеливо сказал Пис. Неужели он был таким непрошибаемым?— Ты выслушаешь меня, Норман?
Норман вздохнул и посмотрел на часы.
— Ладно, это поможет провести время... Загадки вместо коньяка... А почему бы и нет? Ну-ка, посмотрим, наверное это что-то вроде старого трюка, когда простаку доказывают, что его здесь нет... только теперь мне придется угадывать, как ты и я можем быть одним человеком. Значит, если...
Не надо ничего угадывать, я расскажу тебе.— Скрывая смущение, Пис отхлебнул кофе.— Предположим, я скажу, что заблудился во времени, и это...
Пис замолк, увидев, что Норман драматически трясет головой.
— Я не поверю тебе. Двухступенчатые экскаваторы запрещены, особенно на Земле с ее слишком насыщенной историей. Тут везде шныряют правительственные машины с детекторами, и стоит только включить экстраверте, считай, что они могут даже сказать, на какой год машина настроена.
— В этом-то все и дело!— воскликнул Пис и прикусил язык. Он хотел уже было объяснить, что все это случилось с ним на Аспатрии... Он так стремился к этой встрече, что у него не осталось времени обдумать, ЧТО он скажет, и ЧТО из этого последует. Норман уже был на Аспатрии, это Пис знал, и если сейчас он убедит Нормана в своей правоте, а потом перечислит все ужасы последнего месяца, Норман может решить НЕ ВСТУПАТЬ в Легион.
А ведь его, Уоррена Писа, существование — прямое следствие того, что Норман подписал контракт с Легионом на тридцать, сорок или пятьдесят лет!
Погрузившись в эти парадоксы, Пис принялся торопливо хлебать кофе. Если Норман передумает, не перестанет ли существовать Уоррен Пис?
Почему-то исчезновение во временном катаклизме показалось Пирсу куда более ужасным, чем смерть — непосредственная и старомодная. Человек, умирающий привычным способом, знает, что после него обязательно что-то остается, будь это хоть пачка неоплаченных счетов, но примириться с мыслью, что ты вообще никогда не существовал...
— Так в чем же дело?— спросил Норман.— Продолжай, мне интересно.
— Именно в этом,— неубедительно ответил Пис. Мозг его работал с бешенной скоростью.— В том, что я заинтересовал тебя. Сначала тебе неинтересно, а теперь интересно.
— Так, значит, все-таки ты дурачишь меня...
— В глазах Нормана снова появилось отрешенное выражение, он вытащил из кармана еще одну десятку и положил рядом с первой.— Теперь у тебя двадцать, и давай считать, что мы квиты.
Пис приготовился было разгневанно отмахнуться от денег, но вспомнил, что в таком случае им одна дорога — в карман капитана Виджета. Он взял деньги, запихнул в карман и попробовал найти окольные пути подхода к главной проблеме. Время стремительно уходило, а он так и не приблизился к разгадке постыдного секрета, толкавшего Нормана, в буквальном смысле этого слова, к беспамятству.
— Спасибо,— сказал он. Конечно, это против кодекса чести старого легионера, но времена теперь тяжелые...
— Легионера?— Во взгляде Нормана снова появилось любопытство.— Но как же тебе удалось...
— Инвалид!— забыв о состоянии собственных ребер, Пис стукнул себя в грудь, вскрикнул и рухнул всем телом на стол, едва не угодив лицом в пепельницу.
Норман взволнованно спросил:
— С вами все в порядке?
— Да так, кольнуло...
Пис, озабоченный главным образом тем, чтобы бармен не прогнал его, выпрямился.
— Это все от погоды. Сейчас пройдет...— И, скрывая замешательство, вновь принялся за кофе.
Норман крутил в пальцах свой стакан.
— Зачем вы вступили в Легион?
— Я... я хотел что-то забыть.
— Что именно?
— Откуда мне знать?— Пис никак не мог взять в толк, почему так резко поменялись их роли в беседе.— Я ведь забыл это.
— Конечно... простите...— Норман кивнул, и нижняя губа его задрожала.
Писа мучила какая-то неопределенная вина, но вместе с тем он чувствовал, что пора перехватить инициативу.
— Норман,— сказал он тихо,— ты сидишь и ждешь, пока откроется призывной пункт?
— Да! Да! Как долго тянется время! Зачем заставлять меня ждать!
— Всему свое время,— успокоил его Пис, нервно оглядываясь при этом — не побеспокоил ли взрыв эмоций кого-нибудь из посетителей.— Вот что, Норман, расскажи-ка мне о своих невзгодах.
Ответом ему был печальный взгляд.
— Я совершил нечто ужасное, и я не могу говорить об этом.
— Можешь, Норман.— Пис положил ему руку на плечо.— Вырви это из себя, скажи. И тебе станет легче.
— Если бы это было правдой!
— Это правда! Правда! Откройся мне, Норман!
—