Читать интересную книгу Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

…Всю ночь и следующий день они под мотором шли вниз по течению, и философских вопросов, словно по взаимному договору, не касались. Любовались еще невиданными пейзажами южной Валгаллы. Шульгин долго и подробно расспрашивал звездолетчиков об обыденных реальностях XXIII столетия. Левашов, наоборот, пытался уяснить, в каком направлении развивались в следующие века физика и математика. И с тайной тоской думал, что, наверное, не суждено им всем вернуться домой. Потому что не мог себе представить, как можно будет жить в своем нормальном спокойном, но слишком уж безнадежно-скучном мире после всего, что они пережили и узнали. Никому их знания не нужны, никто им не поверит, да никто и выслушать не захочет. А вздумай Андрей даже в виде фантастического романа все изложить — ни за что не напечатают…

Речная часть маршрута закончилась, когда на левом траверзе обозначилась отдельно стоящая снеговая вершина, очертаниями напоминающая Ключевскую сопку. Она отчетливо выделялась на фоне розовеющего закатного неба и казалась совсем близкой, однако привычным взглядом моряка Левашов определил, что до нее не меньше тридцати километров.

Лодку затащили в прибрежные заросли, переночевали, не разводя костра, и, как принято было писать в романах XIX века, с первыми лучами солнца выступили в пеший поход. Груза на каждого приходилось порядочно, не меньше чем по два пуда, но шли легко. Местность была ровная, лес редкий и чистый.

Все происходящее напоминало Шульгину постановку по мотивам книг Майн Рида или Буссенара. «Приключения бура в Южной Африке», а также «Похитители бриллиантов». Экзотический пейзаж вокруг, верный автомат на ремне (это немножко из другой оперы, но не существенно), за спиной идут след в след надежные друзья, впереди жестокая схватка с ужасными злодеями, разумеется — победа, увенчание лаврами, слава и богатство.

Над головой индигового цвета небо, нежаркое солнце, легкий ветерок доносит тревожащие душу запахи…

— Знаешь, что меня беспокоит, — обернулся он к Левашову. — Как у нас с расчетом времени?

— По-моему, все нормально. Ничего нас не лимитирует. Когда выйдем к цели, тогда и отсчет начнется…

— Да я не об этом. На Земле как? Я считал-считал, и запутался.

— А-а! — Левашов не сдержал короткого смешка. — Ты лучше брось, не ломай голову. На Земле для нас никакого времени вообще нет. Вот когда Антон соизволит нас домой переправить, какое-нибудь появится. Ты ему напомни, чтоб пару дней форы дал. Валентина когда приезжает?

— Двадцать восьмого… — Сказал и сам удивился. Повторил, пробуя слова на вкус: — Двадцать восьмого августа тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года… — Сделал попытку пожать плечами, но помешала поклажа за спиной.

— Вот двадцать шестого и вернешься. Как раз успеешь квартиру прибрать и цветы купить.

— Шуточки, вашу хронофизичью мать…

И вот, наконец, цель их пути. Не окончательная цель, промежуточная, но оттого не менее, скорее даже более, пугающая.

Граница между Вселенными.

По эту сторону Валгалла, далекий от Земли, но все же понятный, привычный уже мир. А там, за барьером — начинается настоящее Неведомое. Не только потому, что там другая растительность и другое небо, «логово врага» — база пришельцев. Это как раз не проблема.

Не по себе становилось от сознания, что за барьером — противоположно текущее время. Больше, чем Антимир. Про Антимир еще в школьные годы читали: вместо электрона — позитрон и тому подобное. Опять же поэма «Антимиры» Вознесенского. Вот другое время… Не прошлое, не будущее, вообще другое, совершенно, ничего общего с нашим не имеющее. Труднее смириться, чем простому средневековому инквизитору с идеями Джордано Бруно. Но смиряйся, не смиряйся, а работать надо…

Для того и продвигались неудержимо бронеходы аггров, чтобы устанавливать и раздвигать границу «меж двух времен», чтобы расширять плацдарм, опираясь на который, в некий, возможно, уже назначенный час «Ч» осуществить инверсию темпорального поля, включить нашу Галактику в свою противоестественную реальность.

Грандиозно и непостижимо, как постулат о бесконечности вселенной во времени и пространстве.

Для форсирования межвременного барьера имелись хроноланги — тонкие черные скафандры из почти невесомой пленки с плоскими ранцами за спиной. И не скажешь, глядя на них, что они защищают от самого непонятного и нематериального, что только может быть — от времени.

Без этого снаряжения любой биологический объект мгновенно перестал бы здесь существовать в виде хоть сколько-нибудь упорядоченной структуры: распался бы до уровня элементарных частиц, а то и мельче, до хроноквантов, если они действительно имеют физический смысл.

Левашов высказал интересное предположение, отчего Антону потребовались именно люди.

— Любое оружие форзейлей основано на крайне сложных принципах: гравитация, внутриядерный резонанс, нейронная десенсибилизация и тому подобное. В условиях антивремени действовать оно не будет, а старое доброе огнестрельное — вполне свободно. Пороху все равно, где гореть, кристаллическая решетка металла тоже не зависит от скорости и направления временного потока.

Так же очевидно, что стрелять из столь архаичного и варварского оружия должны те, кто его изобрел и привык им пользоваться, в случае чего с них и спрос. Цивилизованному гуманоиду претит на дистанции прямой видимости прошибать в брате по разуму сквозные дырки без антисептики и местного наркоза. Как нам с тобой прокрутить живого человека через ручную мясорубку…

Образ показался Шульгину убедительным, а Герард непроизвольно сделал глотательное движение, подавляя тошноту.

— Вполне вероятно, что и так, — согласился Корнеев.

Борис нес самое главное — «информационную бомбу». Массивный куб с закругленными ребрами, обтянутый тем же материалом, что на скафандрах, и снабженный мягкими плечевыми ремнями. Ради того, чтобы «взорвать» это устройство в нужный момент и в нужном месте, все и затевалось. Вся интрига с момента встречи Антона и Воронцова на ступенях Новоафонского храма.

— Вперед, — сказал Шульгин.

…Барьер они пересекли свободно, словно его и не было вообще. При попытке же форсировать его без хроноланга он встал бы непреодолимой стеной, причем совершенно прозрачной. Не стена из вещества и не поле, а всего лишь — пленка поверхностного натяжения на границе раздела противотекущих времен.

Мир по ту сторону ощущался настолько чужим и опасным, что не хотелось даже ни к чему прикасаться, ни к деревьям, ни к камням. Классический случай ксенофобии, сказала бы Альба.

Валгалла таких эмоций не вызывала.

Шли быстро, бесшумно, как индейцы Фенимора Купера по тропе войны. Без крайней необходимости старались не разговаривать, а если и обменивались парой слов, то вполголоса. Впрочем, прямой необходимости в подобных предосторожностях не было. Пришельцы здесь наверняка чувствуют себя в полной безопасности и караульной службы не несут. А если бы знали о вторжении землян, наверняка встретили бы их на дальних подступах.

Одним броском, без привалов, отшагали не меньше тридцати километров, а пейзаж оставался прежним. Поразительное однообразие — тот же мох под ногами, те же камни. И мутное небо над головами. Без специального «компаса» Шульгин, бессменно возглавлявший группу, давно бы начал кружить на одном месте.

— Стоп. Пришли. — Шульгин поднял руку.

Главная база пришельцев выглядела как гигантская бронзовая шестеренка, смаху брошенная на мягкую почву и косо застывшая под острым углом к горизонту.

У Айера это сооружение вызвало иную ассоциацию.

— Копия — новый Берлинский стадион, — прошептал Герард, становясь рядом с Левашовым.

— Откуда там такой? — машинально возразил Шульгин и лишь потом сообразил, что через триста лет новый стадион в Берлине вполне мог появиться.

— Что-то мне не нравится, — сказал Корнеев, проглотив последний кусок паштета. — Все идет слишком гладко.

Они сидели в тесной герметической палатке, натянутой с обратной по отношению к базе стороны крупного валуна. Без такой палатки, изолирующей от местного времени, землянам не удалось бы съесть ни крошки пищи. И выпить что-нибудь, кроме чистой воды. Любая органика, извлеченная из контейнера, исчезала мгновенно и бесследно.

— Не понимаю, — ответил Шульгин, доставая сигарету. — Мы так и рассчитывали. Если будет негладко, нам труба…

— Не кури, мы тут задохнемся, — попросил Айер.

— Не задохнемся. Это для времени стенки герметичные, а воздух вполне проходит, — успокоил его Левашов, — а то б ты давно уже задохнулся.

Корнеев продолжал свою мысль:

— Понимаешь, есть разные степени нормы. Иногда показатели агрегатов и систем гуляют плюс-минус в пределах допусков. Это обычное рабочее состояние, можно не тревожиться и играть с напарником в нарды. А бывает, правда, редко, когда параметры настолько точно выдерживаются, что хоть инструкции иллюстрируй. Тогда я в нарды не играю, а сижу и жду аварии…