А сейчас, когда после дня заслуженного отдыха близняшки сидят за обеденным столом, изучают карты и намечают дальнейший маршрут, Кертис смотрит на озеро в надежде увидеть на нем монахинь. И при этом строит такие грандиозные планы кампании по изменению мира, что его десятилетний мозг, пусть и не раз органически увеличенный по настоянию его любимой мамочки, грозит взорваться.
Но, даже если составляются планы по спасению мира, собаки должны справлять малую нужду. Желтый Бок дает об этом знать, скребя лапой по двери и заглядывая в глаза ставшему ей братом.
Когда Кертис идет к двери, чтобы выпустить собаку, Полли поднимается из-за стола и просит мальчика остаться в доме на колесах, где агентам империи зла сложнее засечь его своими сканерами.
Он уже говорил им, что нет империи, которая с ним воюет. Ситуация в чем-то гораздо проще, а в чем-то гораздо сложнее стандартных политических схем. Близняшки тем не менее придерживаются мерок «Звездных войн», возможно надеясь, что Хэн Соло и Вуки скоро подъедут на своем «Эйрстриме», чтобы они все смогли оттянуться на полную катушку.
– Я ее выведу, – предлагает Полли.
– С ней идти не надо, – объясняет Кертис. – Она вроде бы будет одна, но душой я останусь с ней.
– Телепатический канал, – кивает Полли.
– Да. Я могу осматривать кемпинг глазами моей сестры.
– Прямо-таки по Арту Беллу! – восклицает Полли, упоминая ведущего радиошоу, которое посвящено сообщениям о появлении НЛО и историям контактов с пришельцами. Голос ее вибрирует от восторга.
Желтый Бок выпрыгивает из «Флитвуда» на землю, сестры вновь склоняются над картами, Кертис возвращается в кресло второго пилота.
Его связь со ставшей ему сестрой постоянная, действует двадцать четыре часа в сутки, независимо от того, сосредоточивается он на ней или нет. Сейчас он сосредоточивается.
Кабина «Флитвуда», деревья за ветровым стеклом, озеро без монахинь, лежащее за деревьями, уходят из фокуса, Кертис одновременно и внутри «Флитвуда», и бежит по земле вместе с Желтым Боком.
Ставшая ему сестрой опорожняет мочевой пузырь, но не сразу и не в одном месте. Бежит мимо домов на колесах, кемперов и прицепов, радостно обследует новую территорию, и, если где-то ей особенно нравится, она метит это место приседанием и маленькой лужицей.
Жаркий воздух становится прохладнее по мере того, как облака накатываются с запада, переваливая через горы. Но горы на востоке им не по плечу, вот они и скапливаются над озером, чернея на глазах.
День пахнет сосновыми иглами, строевым лесом и близким дождем.
При этом воздух словно застыл в ожидании первого грома и молнии, с которых и начнется жуткая гроза.
По всему кемпингу отдыхающие готовятся к природному катаклизму. Мужчины снимают парусиновые навесы. Женщины складывают пластиковую мебель и заносят ее под крышу. Какой-то мужчина возвращается с озера. С ним двое ребятишек. Все в плавках и несут пляжные игрушки. Люди собирают журналы, книги, одеяла, все, что не должно мокнуть под дождем.
Желтый Бок получает полагающуюся ей порцию комплиментов, всякий раз отвечая на них собачьей улыбкой и вилянием хвоста, но комплименты не отвлекают от занятия, которое очень ей нравится: изучения незнакомой территории. Мир – это бескрайнее море запахов, и каждый таит в себе то ли сладостное воспоминание, то ли загадку, то ли чудесное открытие.
Любопытство и постепенное опорожнение мочевого пузыря ведут Желтый Бок через лабиринт рекреационных автомобилей[108], деревьев и столиков для пикников к огромному дому на колесах, который высится, словно джагернаут, готовый смести все, что встанет у него на пути. Даже внушительный «Флитвуд америкэн херитидж» близняшек рядом с этим бегемотом превращается в карлика.
Ставшую ему сестрой тянет к этому монстру, похоже построенному для Зевса, не из-за его габаритов или грозного вида, но потому, что идущие от него запахи одновременно завораживают и пугают ее. Она приближается очень осторожно, обнюхивает покрышки, писает в тени у борта, наконец подходит к закрытой двери и начинает более активно принюхиваться.
В кресле второго пилота «Флитвуда», физически разделенный с Желтым Боком, Кертис тем не менее обеспокоен чувством опасности. Его первая мысль – этот джагернаут так же, как тот «Корветт», припаркованный за магазином на перекрестке дорог, на самом деле что-то иное, транспортное средство не из этого мира.
Тогда собаку иллюзия не обманула, она сумела увидеть то, что скрывалось за видимостью. Здесь, однако, Желтый Бок видит то же, что и все… и ее это, безусловно, удивляет.
У двери дома на колесах один резкий запах несет в себе горечь, тогда как другой – гниль. Не горечь кассии или хинина – горечь отчаявшейся души. Запах не разлагающейся плоти, но души, разложившейся в живом теле. Для собаки каждое человеческое тело испускает феромоны, которые многое рассказывают о состоянии души, в этом теле пребывающей. Есть еще какой-то кислый привкус, не лимона или скисшего молока, но страха, который так давно выдерживался и очищался, что ставшая ему сестрой скулит, сочувствуя сердцу, живущему в постоянной тревоге.
Но у нее нет ни грана сочувствия к злобному чудовищу, чье зловоние забивает все остальные запахи. Кто-то из живущих в этом доме на колесах – серный вулкан подавляемой ярости, дымящаяся клоака ненависти, такой густой и черной, что даже в отсутствие этого чудовища оставленные им следы обжигают чувствительный нос собаки, словно токсичные пары. Если смерть действительно ходит по этому миру в человеческом обличье, в черном одеянии с капюшоном и косой в руке или без оных, ее феромоны не могут быть отвратительнее. Собака чихает, чтобы очистить ноздри от мерзкого запаха, негромко рычит и отходит от двери.
Желтый Бок чихает еще дважды, обегая огромный дом на колесах спереди, где, следуя команде Кертиса, смотрит на панорамное ветровое стекло и видит, а вместе с ней и он, не гоблина, не призрака, а миловидную девочку девяти или десяти лет. Девочка эта стоит позади кресла водителя, опершись на спинку, наклонившись вперед, смотрит на озеро и быстро темнеющее небо, должно быть пытаясь понять, когда засверкают молнии, загрохочет гром и польется дождь.
Именно ее горькое отчаяние и кислый запах давно сдерживаемого страха стали одной из причин, побудившей ставшую ему сестрой обследовать этот зловещий дом на колесах.
Конечно же, девочка – не источник зловония, по которому собака определяет сгнившую душу. Она слишком молода, чтобы позволить червям полностью сожрать свою душу.
Не может она быть и чудовищем, чье сердце полно ярости, у которого вместо крови по жилам течет ненависть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});