III. Для спасения Родины и по долгу службы настойчиво осмеливаюсь ходатайствовать перед Вашим Превосходительством:
1. Пресечь попытки разных лиц и партий, провести у меня на фронте перемену личного состава, работой которого я был доволен;
2. Поддержать старую печать (по Вашему указанию). Открывающиеся новые газеты вызовут осложнения.
3. Объявить себя диктатором (неограниченным правителем) без флера, а ясно для всех (для народа);
4. Дать немедленно крестьянам землю (за плату хлебом), а рабочим хлеб за труд;
5. Под благовидным предлогом устранить генералов Кутепова, Витковского, Махрова, полковника Коновалова, доктора Артемьева, хотя бы на должности, где интриги их будут бессильны;
6. Вернуть доктора Вейса на пользу фронта.
IV. Я взял на себя смелость подать Вам этот рапорт, потому что не могу работать в создавшейся обстановке (ведь на телеграмму генерала Деникина я ответил донесением, что оборону Крыма ставлю для себя вопросом не только долга, но и чести).
Слово свое сдержал.
Честь свою я сохранил и тогда, когда уходил генерал Деникин.
Вы это знаете.
Но сейчас, если не изменится обстановка, ручаться за фронт не могу. Интриги разложат фронт.
Поэтому умоляю при Вашем несогласии с моим докладом снять с меня ответственность за оборону Крыма, так как уйти из армии в тяжелый момент не могу, назначьте меня туда, куда найдете нужным, хотя бы рядовым – я сделаю все, чтобы не повредить делу и не запятнать своей чести.
Прошу этому верить.
V. Подаю этот рапорт Вам, в собственные руки, но ходатайствую, если найдете нужным, прочесть лицам по Вашему усмотрению.
Слащев».
В Севастополе я пробыл всего один день и 7-го апреля вновь выехал в Симферополь, где посетил университет и присутствовал на совете университета.
Генерал Кутепов железной рукой приводил свои войска в порядок, беспощадно предавая военно-полевому суду и подвергая смертной казни грабителей и дезертиров. Местные либерально-общественные круги во главе с симферопольским городским головой Усовым стали генералу Кутепову в оппозицию, предъявляя от имени общественности протесты против смертной казни и т. д. Я предложил городскому голове на другой день прибыть в Севастополь. Сообщая о его выезде, либеральная пресса намекала, что, в связи с вызовом симферопольского городского головы к Главнокомандующему, ожидается ряд перемен в высшем командовании, что главным командованием, вероятно, приняты будут меры против самовольных действий некоторых высших чинов и т. п.
Городской голова вошел в мой кабинет с видом победителя. Но видя, что я не подаю ему руки и не прошу сесть, заметно смутился.
– «Я знаю о неладах Ваших с генералом Кутеповым, являющимся исполнителем моих приказаний», сказал я. «Я не хочу разбирать вопроса, кто прав. Я ли, дающий эти приказания, или Вы. На мне лежит ответственность перед армией и населением и я действую так, как мой ум и моя совесть мне повелевают. Вы на моем месте действовали бы, конечно, иначе, однако судьба во главе русского дела поставила не Вас, а меня, и я поступаю так, как понимаю свой долг. Для выполнения этого долга я не остановлюсь ни перед чем и без колебания устраню всякое лицо, которое мне в выполнении этого долга будет мешать. Вы протестуете против того, что генерал Кутепов повесил несколько десятков вредных армии и нашему делу лиц. Предупреждаю Вас, что я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним, хотя бы этим лицом оказались Вы».
Господин Усов вышел из кабинета, как в воду опущенный. Через день газеты сообщили, что «вернувшийся из Севастополя симферопольский городской голова отказался сообщить подробности своего разговора с Главнокомандующим». Еще через несколько дней те же газеты сообщили, что господин Усов тяжело заболел и подал в отставку.
В Севастополь вновь прибыли с Кавказского побережья генерал Улагай и командир Донского корпуса генерал Стариков. Попытки генерала Улагая перейти в наступление оказались тщетными. Казаки совсем не хотели драться. Среди кубанского правительства, рады и высшего командования кубанцев и донцов происходили нелады. Генералы Улагай и Стариков настаивали на перевозке кубанцев и донцов в Крым, однако кубанский атаман генерал Букретов не соглашался.
Я собрал совещание из атаманов донского, кубанского и терского войск, генералов Улагая и Старикова, генерала Шатилова, генерала Махрова и командующего флотом. Генералы Улагай и Стариков повторили свои доклады. Атаманы донской и терский их поддержали, генерал Букретов вновь заявил, что считает перевозку кубанцев в Крым нежелательной, что, как кубанский атаман, он считает необходимым предварительно опросить всех казаков об их желании. На мое возражение, что я не могу допустить обсуждений казаками приказаний начальников, генерал Букретов ответил:
– «А я, как атаман, не могу допустить, чтобы казаков перевезли в Крым, где они будут пасынками, как были всегда в Добровольческой армии. В этом я не вижу надобности. Неправда, что казаки не желают драться. Не желают драться лишь их старшие начальники – генералы Улагай, Шкуро, Науменко, Бабьев и другие».
– «Раз так, то пускай сам генерал Букретов командует армией», вспылил генерал Улагай. Я остановил его и обратился к Букретову:
– «Вы упрекаете старших начальников в нежелании драться. Зная всех их, я, конечно, этому верить не могу; однако из Ваших слов мне ясно, что, при подобном отношении атамана, правительства и рады к высшему командному составу, последний не может иметь среди казаков должного авторитета. Вы уверяете, что казаки готовы драться с другими начальниками. Отлично, вступайте в командование Кубанской армией сами и бейте большевиков».
– «Нет, командовать армией я не согласен».
– «В таком случае, нам разговаривать не о чем. Ответственность взять на себя вы не хотите, а агитацию безответственных лиц среди казаков противих командующего армией я допустить не могу. Можете идти, но из Крыма вы не выедете».
Я обратился к генералу Герасимову: «Поручаю Вам принять меры, чтобы ни одно из отходящих из Крыма судов не приняло на свой борт генерала Букретова».
Генерал Букретов вышел. Все присутствующие казались весьма смущенными. Генерал Богаевский и генерал Вдовенко стали убеждать меня изменить мое решение.
– «Атаман лицо неприкосновенное», говорил генерал Богаевский, «вы только что отдали с согласия атаманов приказ, где подтвердили права казачества на внутреннее самоуправление; задержание генерала Букретова произведет тяжелое впечатление на всех казаков…» Генерал Шатилов стал также убеждать меня. Я твердо стоял на своем:
– «Я не могу допустить, чтобы генерал Букретов вернулся к армии и там продолжал агитацию. Я ни одну минуту не верю ему, что казаки готовы драться, но пусть он сам несет ответственность за все, что произойдет…».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});