Марк де Сегюр входил в состав посольства Сен-Марко, несмотря на то, что граф Раймунд сомневался в уместности его участия. Граф опасался, что выдвигавшиеся против него в луаре обвинения в шпионаже и измене могут вызвать неприязнь со стороны алкорцев и привести к конфликту, который помешает достижению договорённостей на выгодных Сен-Марко условиях. Марк, в свою очередь, настаивал на том, что должен сопровождать маркиза Делвин-Элидира, поскольку хорошо знал всех, кто будет противостоять ему на переговорах, их взгляды и слабости, и в случае необходимости смог бы подсказать нужные аргументы в споре. Что ж до обвинений, то они были сняты при помиловании, и вряд ли кто-то из подданных альдора пойдёт против его воли.
Оценив их доводы, король Жоан согласился с бароном и предоставил ему официальный статус в посольстве, поручив обеспечение безопасности посланника и его свиты.
Как и ожидал Марк, встретившиеся ему в Магдебурге алкорцы отнеслись к нему без неприязни, некоторые даже в сдержанной манере одобрили решение альдора о помиловании и выразили надежду на то, что при установлении прочного мира между их государствами они смогут вновь считать его своим другом. Такое отношение не было чем-то странным, поскольку воины так часто переходили из одного стана противников в другой, что перестав быть врагами на поле боя, они часто становились хорошими друзьями, что не исключало возможности снова скрестить клинки в следующей военной кампании. Явная симпатия, выказанная Марку при встрече сопровождавшим энфера контарреном Беренгаром, ещё более упрочила его положение среди алкорских рыцарей, а после нескольких совместных пирушек он как-то незаметно снова вошёл в круг прежних друзей, хоть и относившихся к нему немного настороженно, всё же не скрывавших своей симпатии. Только великан Элот продолжал свирепо поглядывать на Марка, однако, учитывая его статус при посланце короля Жоана, не решался вслух выражать свою враждебность.
Когда же переговоры были закончены, и посланцы луара и Сен-Марко выехали на охоту, он решил, что теперь подобные условности можно не учитывать и, подойдя к де Сегюру, открыто и громко повторил вызов на поединок.
— Хватит, Элот! — недовольно воскликнул энфер, не желавший портить отношения с маркизом Делвин-Элидиром, а в его лице и с королём Жоаном, с которым надеялся установить миролюбивые и даже дружеские отношения. — Мы решили оставить войны позади, а потому смири свою гордость и предложи барону де Сегюру свою дружбу. Насколько я помню, в былые времена вы были хорошими приятелями.
— Смею заметить, благородный энфер, — обиженно проговорил Элот, взглянув на своего господина, — что причиной этого вызова явились не те преступления, которые были прощены ему великим альдором, а совсем иные поступки, за которые он должен ответить передо мной.
— Этот вызов был получен мною ранее, благородный энфер, — поддержалпротивника Марк, положив руку на старый эфес своего фамильного меча, обретшего новый клинок. — Я принял его ещё тогда, и лишь моё положение вашего пленника не позволило мне дать сэру Элоту удовлетворение. Однако сейчас ничто этому не препятствует, а потому я прошу вас позволить нам сразиться.
— Что за блажь, Марк? — холодно осведомился маркиз Делвин-Элидир. — Надеюсь, ты не забыл, что находишься здесь с ответственной миссией, порученной тебе королём, и не вправе предпринимать какие-либо действия, которые могут помешать переговорам?
— Переговоры окончены, ваше сиятельство, — резко ответил де Сегюр. — В данном случае речь идёт о чести. Если мой противник считает меня мерзавцем, что является его правом, я не хочу, чтоб он при этом ещё счёл меня и трусом! Я принял вызов и должен вступить в поединок. Если для этого необходимо сложить с себя возложенные на меня его величеством полномочия…
— Это излишне! — перебил его Ликар и обернулся к Делвин-Элидиру, хмуро смотревшему на своего своенравного друга. — Право же, маркиз, если здесь задета честь, то мы с вами не вправе препятствовать этим рыцарям защищать её. Вызов сделан и принят по всем правилам. Мы с вами будем следить за поединком и можем заранее условиться, что если всё пройдёт без нарушений, то каким бы ни был его результат, он не имеет отношения к нашим переговорам и не повлечёт для них никаких последствий. Отнесёмся к этому, как к частному делу, каковым оно и является.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Маркиз сдержанно поклонился энферу и только после этого коротко кивнул Марку, показывая тем самым, что допуская эту дуэль, он идёт на уступку энферу, но никак не ему.
После этого противники смогли, наконец, скинуть плащи и камзолы и, взяв в руки мечи, вышли на ровную площадку, которую тут же окружили зрители. Элот напал первым, и его стремительный мощный удар почти достиг цели, остриё меча скользнуло по предплечью Марка и на его белой сорочке появилось алое пятно крови. Но это был последний удар, который он пропустил. Элот был опасным противником, опытным воином, и всё же ему недоставало проворства, чтоб одолеть Марка. Может, он был слишком прямолинеен, а, может, поддался эмоциям, но все его действия были понятны и предсказуемы. Марк ловко уклонялся от мощных ударов, парировал остальные и при этом атаковал из любой позиции, заставляя Элота суетиться и ошибаться. Он сохранял хладнокровие и, наблюдая за соперником, не торопился, ожидая возможности закончить поединок победным ударом. Наконец, такой шанс ему представился. Когда Марк, словно зазевавшись, повернулся к нему боком, Элот, поддавшись на эту уловку, высоко поднял меч, чтоб нанести сокрушительный удар. В тот же миг Марк легко сместился в сторону и, развернувшись, ударил его рукоятью меча в солнечное сплетение. Должно быть, великан забыл, что на сей раз его грудь не прикрыта доспехами, или просто не ожидал такой дерзости, но он ахнул, на какое-то мгновение растерялся и тут же рухнул на землю в результате внезапной подсечки под колени. Его меч отлетел в сторону от резкого удара, и он замер с остриём у горла, свирепо глядя на стоящего над ним Марка.
На мгновение вокруг воцарилась тишина, которую прервал голос энфера:
— Что вы станете делать, барон?
Предполагалось лишь два выхода: либо закончить дуэль смертельным ударом, либо ещё раз предложить противнику мир.
— Как ты думаешь, Элот, почему я ударил тебя рукоятью, а не клинком, когда ты так опрометчиво открылся мне для удара? — спросил Марк, опуская оружие. — Я не испытываю к тебе неприязни и не считаю тебя своим врагом, а потому не собираюсь убивать. Я дал тебе возможность убить меня, но ты не смог ею воспользоваться. Давай покончим с этим раз и навсегда. Но для этого ты должен сказать мне, чем я вызвал твою ненависть.
— Адалина! — прошептал Элот, глядя ему в глаза. — Девочка умерла из-за тебя.
— Верно… — устало согласился Марк и опустился рядом с ним на колени. — Мне жаль, Элот, — тихо проговорил он, покаянно склонив голову. — Я любил её, я хотел сделать её счастливой. Я и помыслить не мог, что моя любовь приведёт её на эшафот. Если б я знал, что такое возможно, я бы не стал даже приближаться к ней. Она была невинным ребёнком, находилась под опекой альдорены, она ничего не знала о моих делах! Я признаю, что она пострадала из-за меня, и мало что могу сказать в своё оправдание. Эта вина и эта боль тяжким бременем лежат на моей душе, и я не собираюсь снимать это бремя. Мне нужно было забрать её с собой из луара.
— Кто б тебе позволил? — проворчал Элот, хмуро глядя на него. — Да она б и не поехала с тобой.
— Кто знает, — вздохнул Марк. — Она меня любила.
Элот приподнялся и задумчиво смотрел на его склонённую голову, а потом протянул руку и за подбородок поднял её, чтоб взглянуть ему в глаза. Заметив, что они блестят от слёз, он пробормотал:
— Ты не должен был морочить голову девочке, если занят таким опасным делом, Марк.
— Пожалуй, — кивнул тот.
Элот тяжело встал и протянул ему руку.
— Если ты осознал, к чему привело твоё легкомыслие, и раскаиваешься, у меня нет больше причин для вражды. Я согласен на примирение.