гонцом написал нам, что он слышал, будто паша Сауд вышел с войском лично, намереваясь на него напасть. Он-де не знает, что тому причиной, ибо он не бунтовал, не отклонялся от [правильного] пути, не задерживал дьянгал или /
253/ обычные выплаты. И он-де вступает под защиту ислама и под наше покровительство и под покровительство факихов — [он и] все они, бедняки, лодочники и земледельцы, исключая тех, кто оставил его, Хамади-Амины, путь.
Я отнес это письмо к кадию. Когда тот его прочел, то сказал: "Правда, мы не знаем ни о чем из тех [грехов], что он упоминает. Однако у нас нет и свидетельств о походе. Сходи же сейчас, этой ночью, к городским купцам и спроси у них подтверждения этому. Потому что их богатства спускаются и поднимаются по этой Реке, и они лучше знают, каково положение. И если услышишь ты свидетельства двоих из них, этого будет довольно!" Этой же ночью он послал к каиду Ахмеду, сообщая ему об этом происшествии, а я-де, если пожелает того Аллах, приду к нему наутро относительно предстательства перед пашой. Все дела я завершил так, как кадий мне велел, и мы провели ночь, [собираясь] рано утром пойти к каиду.
Как вдруг ранним утром к нему прибыл посланец паши с письмом его; паша его написал в городе Тендирма, в своей ставке. Он не забыл употребить ни одно из поносных слов и гневных обращений в отношении каида, войска Дженне и тех, кто вместе с ним. Как-де это явился к ним под стены замка мятежный Хамади-Амина, а они еле [успели] закрыть перед ним ворота, и он осаждал их семь дней, обратясь вспять лишь после большой взятки! Но вот уж идет он, паша Сауд, и не избегнут они и помянутый Хамади-Амина кары, которую увидят, ежели пожелает Аллах.
После того как они прочли письмо, каид послал ко мне, чтобы я сказал кадию, чтобы тот к нему не приходил совсем. Он получил письмо паши со злыми словами относительно их дела с Хамади-Аминой, которых они не заслужили; они-де забыли о самих себе, не говоря уж о нем. И кадий воздержался от того, что хотел [сделать].
А когда о том, что произошло, прослышал Тьерно, он взволновался, но не нашел в себе терпения [дождаться] до прибытия этого разрешения, и возвратились он и дети его в Масину, к Хамади-Амине, и тот их простил и оставил их [в покое].
В последние дни священного зу-л-када [29.IV—28.V.1634] паша Сауд достиг города Дженне, остановился в Сануне и построил ставку свою на тамошнем песчаном холме. Затем второго зу-л-хиджжа священного, завершившего год, тысяча сорок третий [30.V.1634], он ушел и направился к Бене для отмщения Йусоро. Все жители этого города бежали от него, а Йусоро убежал неподалеку от города и скрывался там, пока не возвратился[680] [в него].
К паше Сауду не пришел /254/ никто из правителей тех областей, за исключением лишь тьили-коя и уорон-коя, что же до дага-коя и ома-коя, то они оба отправили к марокканцам своих гонцов, приветствуя их. Паша оставался там, пока не совершил молитву в праздник жертвы [7.VI.1634]. А на второй день праздника он ушел оттуда, возвратясь в Дженне. Он стал на прежней своей стоянке и начал притеснять рабов [Аллаха]. Люди же доносили друг на друга, и интриганы оклеветали перед ним двух моих братьев — Мухаммеда Сади и Абд ал-Мугиса, перед тем как паша отбыл в Томбукту. Он велел им обоим явиться к себе в ставку (несправедливо забрав у Мухаммеда Сади двести мискалей предварительно) и, когда они предстали перед ним, сказал: "О альфа Сади, нет тебе занятия, кроме как собирать каждый день в своем доме купцов вместе с каидом Ахмедом ради разговоров о наших пороках и презренных деяниях наших. Однако мы не слышали, чтобы ты принимал в этом участие вместе с ними. А ты, Абд ал-Мугис, такой-то и такой-то, ты — тот, кто притесняет людей: ты незаконно брал у людей товары их для каида Ахмеда. Уезжай из этого города и возвращайся в Томбукту!" Потом он велел им обоим вернуться в свои дома.
Сауд предполагал задержаться здесь до конца мухаррама [26.VII.1634], но однажды в Дженне[681] приехали баш-ода повидать там товарищей и друзей своих. И услышали они обо всем, что паша незаконно отбирал у людей. Баш-ода сделали вид, будто это не доходило до их ушей в ставке, и сказали: "Это же разорение страны!" Когда же поздно вечером этого дня они возвратились к паше, то сказали ему: "Собирайся выступить завтра обратно в Томбукту!" Паша объяснил им, что этого он не может, покуда не вернутся его гонцы, которых направил он к государям этих областей. Баш-ода ответили ему: "Необходимо уходить, потому что для дальнейшего нашего пребывания в этом городе нет возможностей у его жителей. А если ты этого не желаешь, то государю и войску это угодно!" И паша решил выступать, и распределил между шкиперами судов буксирные концы.
Когда паша Сауд стал лагерем при /255/ своем прибытии из Томбукту, он спросил каида Ахмеда об их отношениях с правителем Масины, когда тот стоял у них в Дженне. Каид ответил ему: "Он пришел не ради жителей, а только из-за своего слуги, который от него сбежал и осел у его врагов. Люди[682] же [наши] не ведали, что он вышел из повиновения". Паша сказал: "А если было так, то почему же его посланцы не явились нас посетить и приветствовать нас?! И не послал он нам дары гостеприимства?" Каид Ахмед тут же послал от него ко мне, чтобы я послал к Хамади-Амине и чтобы тот непременно выслал паше дары вместе со своим гонцом — срочно и поспешно. И чтобы не являлся по этому поводу никто, кроме конбомаги. Хамади-Амина сделал так; конбомага доставил дары гостеприимства, приветствовал пашу, пожелал ему добра и возобновил договор; он прошел вместе с пашою до города Куна и там с ним простился.
Затем паша послал к факиху Мухаммеду Сади, чтобы тот приехал к нему в ставку, дабы им помириться; они помирились, и паша ему подарил парадное одеяние.
В последний день зу-л-хиджжа [26.VI.1634] был отстранен дженне-кой Мухаммед-Конборо, сын дженне-коя Мухаммеда-Йенбы. А в первый день мухаррама, открывшего год тысяча сорок четвертый [27.VI.1634], был назначен [его] преемником дженне-кой Абдаллах, сын дженне-коя Абу Бекра. Второго же мухаррама паша Сауд отправился обратно в Томбукту. Брата [моего] Абд ал-Мугиса он увел с