выраженную формулой: ждать Учредительного собрания. Вероятно, в силу этого Правительство через посредство вел. кн. Николая Михайловича прибегло к своеобразной мере получения письменных отказов членов императорской фамилии от наследственных прав на российский престол и согласия их на «отдачу» удельных земель486.
Подводя итог наблюдений думских уполномоченных при объезде после переворота 28 губерний Европейской России, трехмесячный отчет отдела сношений с провинцией Временного Комитета говорил: «Для крестьян новый строй – это земля». «Это то, чем дышит огромная часть населения России» – существует «твердое убеждение», что земля должна перейти народу. Совершенно естественно, что уполномоченные Временного Комитета наблюдали «отсутствие у крестьян представления» о запутанности и трудности разрешения земельного вопроса. Мысль о сложности статистического «учета земельных запасов, распределения земельной собственности, выяснения условий и видов землепользования» и т.д., как это перечисляло правительственное воззвание, была в большинстве случаев чужда крестьянскому сознанию, увлеченному притягательной силой соседней, непосредственно примыкавшей, «обетованной» помещичьей земли; представление о земле не выходило за пределы своей волости. «Крестьянин, – констатирует цитируемый отчет, – питается во многих местах не реальностью, а лозунгами. Он предвкушает золотой век осуществления их. Он часто далек от мысли, что все эти лозунги окажутся мыльными пузырями по той простой причине, что земли нет, что в большинстве средних губерний не только нельзя думать о трудовой норме, но и о лишних 2 десятинах». В отдельных случаях, быть может, некоторым уполномоченным в беседах удавалось убедить крестьян не принимать «на веру» ходячую молву и развеять тот «обман», в котором они находились, показав наглядно статистическими вычислениями, что при разделе всей помещичьей земли на деле крестьянам придется по 1/8 десятины – напр., в Орловской губ. Но ведь уполномоченные интеллигенты из Петербурга, да еще облеченные званием членов Гос. Думы, которые могли заманчивые перспективы в смысле земельных чаяний свести к реальной действительности, были случайными и редкими гостями в деревне487. В большинстве случаев проповедником являлся какой-нибудь солдат из столицы или партийный агитатор, не слишком сведущий и не слишком скрупулезный в своей демагогической пропаганде, – в дни революции не было недостатка и в людях, одетых в интеллигентский мундир и готовых выдавать «дутые векселя».
Одним обещанием «собрать материал» для Учредительного собрания, представление о котором в деревне было неясно488, нельзя было предотвратить анархические выступления в деревне и избегнуть самостоятельного «правотворчества» в сфере земельных отношений. Надо было отдать себе отчет в реальном положении и в неизбежности исхода будущей аграрной реформы в сторону интересов «трудового крестьянства». Бороться с «дутыми векселями» можно было лишь ясным и определенным заявлением, в каком именно направлении будет происходить подготовительная работа перед Учредительным собранием, и одновременным принятием в законодательном порядке тех переходных мер, которые подсказывала жизнь и которые гарантировали бы в сознании массы неприкосновенность земельного фонда до Учредительного собрания. Пешехонов («осторожный поссибилист, по выражению Чернова) тогда же пытался выступить с предупреждением, что Учредительному собранию придется «лишь оформить и санкционировать то, что будет совершено и достигнуто в процессе революционного строительства: отложить последнее немыслимо. Весь вопрос в том, пойдет ли он дальше анархическим путем или в организованных формах». При анархии получится не тот строй, к которому стремятся все демократические партии. Но и «такой строй придется санкционировать, пересилить революцию Учредительное собрание, конечно, будет не в силах». Не имея еще собственного органа повседневной печати, Пешехонов выступал в с.-р. «Деле Народа» (23 марта). Планомерное «революционное строительство» Пешехонов видел в организации сети земельных комитетов, задачей которых являлась бы подготовка общей реформы и разработка предварительных, неотложных временных мер. Мысль Пешехонова была освоена революционной демократией489 и нашла конкретное себе воплощение в правительственном мероприятии, но только через месяц и без той определенности, которую вкладывал инициатор земельных комитетов. 21 апреля Правительство опубликовало положение о Главном и местных Земельных комитетах. На Главный комитет возлагалась задача составления общего проекта на основании собранных данных и соображений, которые будут представлены местными комитетами. На местные комитеты (волостные, уездные, губернские), помимо собирания сведений и составления «соображений и заключений», возлагалось приведение в исполнение постановлений центральной власти; издание местных обязательных постановлений, приостановка действий частных лиц, направленных к обесценению земельных имуществ, и возбуждение перед Главным Земельным комитетом вопросов об изъятии таких имуществ и о наиболее целесообразном использовании их. В воззвании, сопровождавшем опубликование закона, делался некоторый шаг вперед и говорилось, что Учредительное собрание «найдет справедливое решение земельного вопроса и установит новый земельный строй». Население вновь призывалось к воздержанию от самовольных действий в области земельных отношений и «спокойно, в сознании своей ответственности за будущее нашей родины готовиться к приходу истинного устроителя земли русской – народного Учредительного собрания». И только в декларации Главного Земельного Комитета 20 мая, т.е. при новом уже коалиционном правительстве, впервые было дано некоторое указание, в каком направлении предполагается справедливое решение земельного вопроса, – в основу будущей земельной реформы должна быть положена мысль, что все земли сельскохозяйственного назначения переходят в пользование трудового земледельческого населения490.
На путь известной активности побудила Правительство вступить сама жизнь – проявление в стране с большей интенсивностью в апреле аграрного движения. Точной статистики этого движения у нас, конечно, никогда не будет… Ведомость Главного Управления по делам милиции за апрель отмечает 204 случая земельных правонарушений против 17 за март491. Статистика эта не дает полной картины уже потому, что систематические сведения о «самоуправных действиях» на местах стали собираться лишь после циркулярной телеграммы 11 апреля министерства внутренних дел губернским и областным комиссарам. Насколько она преуменьшает действительность, можно судить по отдельному случаю… Так, в делах Главного Земельного Комитета имеется сводка сведений (к 1 августа) о движении среди крестьян, составленная Орловской губернской земской управой на основании анкет министерства земледелия: для марта в ней отмечено 40 случаев проявления «движения среди крестьян», для апреля – 128… Волна апрельских волнений вызвала беспокойство Временного Комитета Государственной Думы, обратившегося к министру земледелия Шингареву с запросом о мероприятиях для предупреждения «аграрных беспорядков». Ответ Шингарева в конце апреля напечатан у Шляпникова. Министр земледелия отмечал, что происшедшие аграрные волнения в некоторых местностях явились «естественным результатом переворота», когда органы новой власти не могли дать «надлежащего отпора» стремлениям «безответственных лиц и групп населения к осуществлению своих чаяний путем захватов н насилий». «Явления этого порядка… должны были получить в сфере земельных отношений тем большее развитие, что основанием им служит та действительно наблюдаемая и часто острая земельная нужда крестьянского населения… Можно было ожидать, что аграрные беспорядки… получат весьма