Еще никогда ожидание вестей из большого мира не превращалось для Савитри в настолько изощренную пытку. Даже когда «Нагльфар» и «Эсперанса» совершали свой первый рейс за пределы системы. Конечно, пять лет назад в тот страшный миг, когда звездолеты стали недоступны для средств связи, Савитри почувствовала, будто у нее остановилось сердце. И даже заверения Маркуса Левенталя в том, что варп-двигатели обоих звездолетов полностью исправны, и точка формирования пузыря Алькубьерре выбрана верно, не могли ее успокоить.
Только когда Синеглаз и Кристин, восстановив силы после изнурительного броска, уже при переходе кораблей на маневровые в системе Каллиопы сумели связаться с ней, Савитри будто вытащила из груди невидимую булавку или ключ, взводивший до предела пружину, не дававшую ей ни минуты покоя. Неудивительно, что после почти двух недель постоянного напряжения ее процессор ушел в режим перезагрузки и проверки всех систем, напугав Ндиди, который хоть и старался не подавать вида, не меньше нее переживал за сестру, племянника и остальных.
— С ними все нормально. Все живы, оба корабля целы и уже через пару недель достигнут системы Каллиопы, — придя в себя, сообщила Савитри, хотя сама до конца не верила в свои слова.
— Зачем им Каллиопа? — удивился Ндиди. — Они могли бы сразу проложить еще один коридор прямиком до Сербелианы.
— Похоже, Саавиле решил перестраховаться и сначала прояснить обстановку, — облегченно улыбнулся Маркус Левенталь. — Да и среди пассажиров, находящихся у него на борту, полагаю, далеко не все жаждут оказаться на территории Содружества.
Савитри тогда подумала, что для них с Ндиди жизнь на Сербелиане рядом с родными стала бы самой лучшей долей. Но даже отречение от престола не гарантировало бы безопасность. К тому же Савитри не хотела подводить Кристин. Оставаясь частным лицом, сестра и так жила под постоянным дамокловым мечом своего родства с Арвиндом Вармой. И во время общения по ментальной связи, из-за далекого расстояния требовавшего полной концентрации мысленных и физических сил и потому происходившего нечасто, они обсуждали в том числе и политическую жизнь Сансары.
Савитри знала, что ситуация на родной планете уже давно требовала вмешательства представителей династии, но медлила, откладывая неизбежное. Возможно, если бы она присоединилась к своим подданным, в городе под куполом сейчас оставалось бы гораздо меньше жителей. Тем более что они с Маркусом Левенталем заранее позаботились о том, чтобы все обитатели треугольника, включая мутантов, получили шанс начать в большом мире достойную жизнь.
Доходы от продажи руды не только обогащали Шварценберга, но и регулярно поступали на счета тех, кто ее добывал. Да и средства из сокровищницы, которую дубликатом ключа открыла летавшая на Сансару со старым пиратом Пэгги, не только оплачивали топливо «Нагльфара», но и стали основой для благотворительного фонда, занимавшегося социализацией мутантов. Йохан Дален и Шака строго следили за целевым использованием полученных средств и во время каждого рейса Шварценберга предоставляли махарани отчеты. Другое дело, что в большом мире мутанты слишком остро ощутили свою ущербность, а пережить крушение идеалов бывает пострашнее, нежели просто умереть.
— Отыскать бы такое место, где они снова смогли бы поселиться все вместе, продолжая вариться в своем замкнутом мирке, — качал головой Шака, провожая в город под куполом очередных переселенцев, пожелавших вернуться.
— Проблема в том, что такой мир существует только в их воображении, — вздыхал Йохан Дален, который во время первого полета из треугольника как занял на «Нагльфаре» вакантное место второго пилота, так и прикипел к команде и кораблю. — Да что тут говорить. Многие из коренных жителей, оказавшись на открытой местности, просто испугались, что им на голову упадет небо.
А ведь существовали еще маргиналы, объявленные в галактический розыск, и адепты разных сект, полагавших, что мир за пределами треугольника проклят, поражен мором и его вовсе не существует. Впрочем, город под куполом стал мистической Шамбалой не только для Маркуса Левенталя, и в самом деле ставшего его ангелом-хранителем. Светоч забытого мира, к которому Савитри стремилась долгих четыре года, пройдя в пустыне суровую школу отшельничества и очистившись от былых страстей, зажег и в ее сердце очаг новой жизни, и отречься от него означало вновь утратить смысл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вот только очаг, теплом которого она с радостью делилась с каждым, до кого могла дотянуться, грозил обернуться безжалостным лесным пожаром или погибельной масляной лампой, сжигающей доверчивых мотыльков. И почему всемогущий Шива начал танец разрушения на этой планете именно тогда, когда город под куполом наконец сделался воплощенной мечтой?
Поскольку голограммы начали расплываться перед глазами, а человеческий мозг и процессор в один голос потребовали от нее отдыха, Савитри решительно свернула рабочие окна и вышла в сад.
В большей части плантаций и теплиц освещение уже перевели в ночной режим, и скрытые полумраком растения, источая букет разнообразных ароматов, лениво подставляли мясистые листья и стебли искусственному поливу. И хотя ровные ряды гидропонного шпината и шпалеры клубники не шли ни в какое сравнение с пышной тропической флорой дворцового сада, Савитри любила сюда приходить, ощущая некое родство с этими растениями, культивированными в искусственной среде.
Когда Ндиди задерживался или выходил в ночную смену, а Пэгги помогала геологам, совершавшим рейды на пустошь, Савитри покидала жилой отсек и прогуливалась вдоль аллей. Полумрак не пугал принцессу-андроида, четыре года прожившую во тьме, а каждый шаг по влажной, удобренной земле вызывал воспоминания о родной планете, куда она теперь боялась вернуться.
В городе под куполом она не только смирилась со своей двойственной природой, но и обрела гармонию. В объятиях Ндиди она чувствовала себя по-настоящему живой. Пускай в минуты страсти процессор бунтовал, считал ее поведение нерациональным и требовал выровнять уровень гормонов.
— Посылай его лесом, можно даже болотом, — советовала Пэгги, с которой Савитри с удовольствием общалась по нейросети, обмениваясь информацией. — А будет кочевряжиться, — заговорщицки подмигивала подруга, — могу установить тебе одну программку-симулятор, которую один охочий до женской ласки затейник-оператор из моей последней боевой группы позаимствовал у линейки, предназначенной для элитных домов наслаждений.
— Не надо нам тут никаких плагинов, — не размыкая объятий, улыбался Ндиди. — Мне нелицензионных программ и в мастерской хватает. Наставят непонятно чего якобы для расширения функционала, а потом спрашивают, почему аккумуляторы за час садятся и двигатель постоянно сбоит и глохнет.
После выздоровления он вернулся к работе механика, но только не в прежнюю полулегальную мастерскую бытового хлама, а в транспортное управление комбината, где достаточно быстро добился статуса инженера, подтвердив полученный еще на Сербелиане диплом. Вместе с другими специалистами он восстанавливал машины, пострадавшие во время противостояния, и следил за исправностью погрузчиков и проходческих щитов. Благо после возвращения Маркуса Левенталя и выборов нового совета средств на городские нужды выделялось достаточно.
— На этот раз ты точно не прогадала, подруга, — довольно улыбалась Пэгги, с наслаждением вдыхая исходивший от Ндиди запах машинного масла. — Это тебе не какой-то там клонодел с замашками вурдалака, а настоящий механик и к тому же галантный кавалер, — добавила она, с видимым удовольствием разрабатывая новую кисть, которую Ндиди установил взамен окончательно заглючившей прежней. — Мало того что топливо поменял и новые детали мне поставил, так ни разу железякой не назвал! Впрочем, чему тут удивляться, когда он и с проходческими комбайнами разговаривает!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Поосторожнее с комплиментами, дорогая, — отшучивалась Савитри, вспоминая бережные прикосновения родных мозолистых рук. — Я в последнее время стала жутко ревнива!