Читать интересную книгу Сердце красавицы склонно к измене - Марина Серова

Из службы безопасности я отправилась к Тыртышной. Вера Давыдовна еще не успела переехать в кабинет председателя правления. В своем старом кабинете в полумраке при свете настольной лампы она перебирала бумаги на столе. Жалюзи плотно закрыты.

— Можно войти? — спросила я, постучавшись и заглянув в дверь. Чтобы не пугать, показала свое липовое удостоверение. — Мне надо с вами срочно поговорить. У вас найдется пять минут, Вера Давыдовна?

Тыртышной было лет под шестьдесят — полная, круглолицая, с крашенными в светло-русый цвет завитыми волосами и большим ртом с яркой помадой. Старательно выщипанные брови смотрелись ниточками, поднимающимися кверху в виде стрелок. На щеках у нее виднелись мокрые дорожки, а белки голубых навыкате глаз покраснели.

— Да, да, заходите, — выговорила она, как мне показалось, с облегчением, — проходите, присаживайтесь в кресло. Вы по поводу Ивана Евстигнеевича. Того… того, что с ним случилось. Вы хоть что-нибудь выяснили?

— В интересах расследования я не могу раскрывать вам всей информации, — сказала я деловым тоном. — Мне надо уточнить некоторые детали.

— Спрашивайте, что вас интересует. — Тыртышная достала из стола зеркальце и посмотрелась в него — ох, не размазалась ли у нее тушь.

— Первый вопрос, Вера Давыдовна, почему у вас окна закрыты? Темно же — давайте я открою. — Я сделала вид, что собираюсь встать. Тыртышная вскрикнула от ужаса: — Нет, не открывайте! — Рука, унизанная золотом, взлетела к жемчужному ожерелью на шее, словно оно душило ее. — Не надо, в меня могут стрельнуть через окно.

— Вы боитесь покушения, но почему? — изобразила я непонимание. — Вам-то чего бояться?

— Как чего?! — поджала губы Тыртышная. — Вы разве не понимаете, что все убийства и покушения связаны с тем, что людей назначали на должность председателя правления. Проклятие какое-то.

— Если вы так боитесь, то зачем согласились? — спросила я удивленно. — Сказали бы Портняжному, что не желаете занимать пост, и он нашел бы другую замену.

— Нет, ничего не вышло бы, — сказала Тыртышная со страдальческой гримасой. — Банк в отчаянном положении. Думаете, так просто найти хорошего специалиста? Если бы я стала отказываться от поста, то Генрих Августович пришел бы в ярость. У него даже есть такая присказка — у подчиненных в лексиконе не должно присутствовать «не хочу» и «не могу». Иначе очутишься на улице. А в моем возрасте где я найду работу? Только уборщицей. Потом Портняжный обещал, что договорится с милицией, чтобы меня охраняли. Но теперь я уже думаю, что зря согласилась.

Страх на ее лице был неподдельным. Я задумалась: может, и правда она ни при чем. Однако тогда вылетал подозреваемый с убедительным и понятным мотивом — месть. Рушилась моя стройная теория. Чтобы расставить все точки над «i», я спросила:

— Вера Давыдовна, а почему Портняжный не назначил Конюкова председателем, ведь он же хотел, а потом вдруг передумал?

— Не знаю, — пожала плечами Тыртышная. — Значит, счел его недостаточно профессиональным для этой должности, — добавила она с оттенком торжества.

— Вера Давыдовна, вы хотите остаться в живых или нет? — спросила я строго.

— На что это вы намекаете? — обеспокоенно спросила она.

— На то, — буркнула я, — у нас имеется предположение, что убийство Мясницкого связано с его профессиональной деятельностью. Он узнал что-то о ком-то из работников, и эта информация стала для него смертельной. Подумайте, не случалось ли в вашем банке чего-либо, что не стало достоянием широкой общественности и органов правопорядка. Подумайте, от этого зависит ваша жизнь.

Тыртышная молчала. Я достала сигарету и, получив согласие кивком от хозяйки кабинета, закурила. Затянувшись, выпустила дым в потолок, посмотрела вокруг на обстановку кабинета. Наконец Тыртышная нарушила молчание.

— Если я буду выбалтывать коммерческую тайну, то долго не просижу на своем месте.

— Давайте без протокола, — предложила я, — никто об этом не узнает. Мне важно получить зацепку до новой трагедии.

От моей «новой трагедии» Тыртышную заметно покоробило.

— Хорошо, я скажу, но потом там, на суде или где-то еще, откажусь от своих слов, — сказала она, глубоко вздохнула и продолжала: — Это было еще до того, как в Конюкова стреляли. Пропала одна информация. Генрих Августович приказал Мясницкому найти источник утечки, но он не справился — бездарность. Мясницкий вообще много из себя строил, любил показуху. — Опомнившись, Тыртышная торопливо добавила: — Конечно, о покойниках нельзя плохо. Я только хочу быть объективной. По моему мнению, первый зам председателя и человек, отвечающий за коммерческую безопасность, должен иметь больше способностей, интеллекта, лучше разбираться в людях.

— Так что же за информация пропала? — не выдержала я. — Выражайтесь, пожалуйста, яснее.

— Ой, извините, я заговариваюсь, — попросила прощения Тыртышная и ответила, понизив голос: — А украли у нас ни много ни мало — базу данных с кредитными историями населения. Диски с ней кто-то из наших обнаружил на толкучке. Торговали как пирожками. Воображаете, если бы эта информация попала в газеты! Объем кредитных операций мгновенно упадет. Кому охота сообщать о себе конфиденциальную информацию всему свету — сколько зарабатываешь, сколько тратишь. Клиенты лучше пошли бы в другой банк, где безопасность не допускает утечек.

— Ну и, — подстегнула я Веру Давыдовну, — какие результаты расследования Мясницкого?

— Главным подозреваемым был Конюков, любимчик шефа, — с довольной улыбкой продолжала Тыртышная. — Естественно, после утечки любовь к нему быстро испарилась. Потом покушение. — Она опасливо покосилась на окно, и улыбка ее погасла.

— Намекаете, что Портняжный так обиделся на Конюкова, что организовал на него покушение? — спросила я.

— Нет, я такого не говорила, вы не так поняли, я просто излагаю факты, — стала бурно возражать Тыртышная.

— А кто же тогда организовал покушение на самого Портняжного? — продолжала я гнуть свою линию.

— Я не знаю, — проворчала она, задумавшись, — наверное, люди, похитившие базу. Они не хотели, чтобы их нашли, или вообще никакого покушения не было. Портняжный наврал, чтобы запутать следы. Сидит сейчас дома, изображает инвалида. Ведь его никто не видел с момента самого отравления. Он общается только по телефону.

— Мне, Вера Давыдовна, кажется, что похищение базы данных слишком слабый мотив для одного убийства и двух покушений. Нет, даже трех покушений, если считать отравившуюся вместе с Портняжным секретаршу, — проговорила я с сомнением. Сигарета в моих пальцах лениво дымила, приближаясь к фильтру. Затянувшись в последний раз, я отправила ее в хрустальную пепельницу на столе Тыртышной.

— Считаете, значит, что мотив слабоват, — протянула она, комкая в руках носовой платок, которым она поправляла расплывшуюся тушь.

— Да, Портняжный даже не уволил Конюкова, — напомнила я. — Ведь не было твердых доказательств. Базу умыкнуть — раз плюнуть. Положил диск в карман да вышел. Любой из банка мог сделать это. Нужно что-то более серьезное.

Помявшись, Тыртышная призналась, что была еще одна история. Она слышала краем уха и за достоверность не ручалась. Время действия то же, что у истории с базой. Портняжному привезли откуда-то чемодан рублей, вроде как это были его личные деньги. Он их обменял на доллары, дал каким-то людям, приехавшим в банк на следующий день.

Потом говорили, что тех людей в этот же день грабанули. Портняжный-то им дал в долг под проценты, и парни решили, что он их кинул. Чтобы избежать серьезных разборок, Портняжному пришлось аннулировать долг. Он потерял около двухсот тысяч долларов. Утечку информации искали потом так, что только шорох стоял. Но так и никого и не нашли.

— А кто конкретно вам рассказал про историю с рублями? — спросила я, понимая, что двести штук зеленых — шикарная причина для убийства.

— Ну и кассирша на валютных операциях говорила, и другие девчонки, — пробормотала Тыртышная в раздумье. — Секретарша Портняжного видела, как приходили эти типы. Сказала, что похожи на бандитов. Но она дура набитая, и ей нельзя верить. Умеет только краситься. Как ни зайдешь в приемную, она с зеркальцем или болтает со своей подружкой Лерой. Лера у нас начальница департамента по связям с общественностью. Но у нее на уме только собственные связи, причем беспорядочные.

— Значит, о деньгах знали почти все, — подытожила я.

— Выходит, что так, — пожала плечами Тыртышная, — сумка была здоровенная, купюры мелкого достоинства.

— Раньше такое бывало, чтобы вот так, с сумкой? — спросила я, подозревая, что она чего-то недоговаривает.

Нервничая, Тыртышная бросила мне:

— Вы спросите о деньгах лучше Портняжного, только не говорите обо мне. Иначе меня, как Мясницкого, прирежут где-нибудь в подворотне. Сам натворил дел, спрятался, а меня под пули. Убьют — не велика потеря.