К горлу Элизабет подкатил комок, и если бы даже на ум ей сейчас пришло нужное слово, она не смогла бы его произнести. Зато сердце стучало так громко, что Тэд наверняка слышал, как оно бьется о ребра.
– Вы вся дрожите. – Он коснулся ее выше локтя, где кожа стала гусиной.
– Мне холодно. Надо было взять с собой свитер.
– Пойдемте, я провожу вас до дома.
– Не нужно.
– А мне нужно.
Они долго спорили, пока Элизабет не сдалась. Уходя из дому, она оставила на кухне свет и, когда они шли в темноте по соседским лужайкам, с удивлением обнаружила, что через освещенное окно видно буквально все. Элизабет даже в голову не приходило опускать шторы, ей нравилось, когда в окно светило солнце.
Видно ли Тэду с его зарешеченной веранды, что происходит у нее в доме? На всякий случай лучше не выходить по ночам на кухню в неглиже, не доставлять Тэду такое удовольствие, пусть смотрит журналы с голыми женщинами.
– Я кажется, не поблагодарила вас за то, что вы подстригли живую изгородь вокруг моего дома?
– Вы заметили?
– Заметила. Спасибо. Как поживают щенки?
– Прекрасно. Растут помаленьку.
– Отлично!
Они подошли к черному ходу дома, и можно было, слава Богу, закончить этот бессмысленный разговор.
– В котором часу в субботу?
– Помнится, дети говорили, в семь. Если вы действительно настроились идти.
– Конечно. Я заеду за вами.
Она хотела было возразить, но по решительно вздернутому подбородку Тэда поняла, что это бесполезно.
– Хорошо. Значит, договорились, Тэд. Ну, спокойной ночи.
– Элизабет. – Он взял ее за руку, прежде чем она успела скрыться за дверью.
– Да?
– Они в порядке? – Тэд провел большим пальцем по ее ладони. От мягкого, как перышко, прикосновения по телу Элизабет пробежал ток.
– Мои руки? Да, в порядке. Все прошло.
Тэд поднес ее руку поближе к глазам, внимательно оглядел и, не выпуская, сказал:
– Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось, и плюньте на соседей, черт возьми.
Когда Тэд снова посмотрел ей в глаза, у нее перехватило дыхание. Но прежде чем она смогла что-нибудь ответить ему или еще раз пожелать спокойной ночи, он отпустил ее руку и растворился в ночи.
4
Незнакомец возник из ночного мрака. Порожденный темнотой, он был неотъемлемой ее частью. Он материализовался передо мной – высокий, широкоплечий, узкобедрый, с дельтообразным торсом и мощной мускулатурой.
Я не могла рассмотреть его лица, но узнала моментально. И поэтому его внезапное появление меня не испугало, а скорее взволновало и даже возбудило. Он стоял передо мной с грозным видом, но страха я не ощущала.
Супермен молчал, не произнося ни слова. Я тоже молчала. Слова были излишни. Оба знали, чего хотят. Под покровом ночи мы исступленно занимались любовью. Нас объединяло безудержное желание. Все остальное отступало перед инстинктом. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, проникнутое страстью. Страсть бросала нас в объятия друг друга, и мы ничего не хотели, только удовлетворить ее.
Он погладил меня по волосам, медленно вынул единственную булавку, чудом удерживающую шелковую копну волос на затылке, и его пальцы утонули в шелковистых волнах. Я знала, что это доставляет ему удовольствие, что ему нравится ощущать мои волосы, в своих ладонях. И даже сейчас мне было трудно различить черты, его лица, хотя я знала, что мужчина улыбается, скользя пальцами по густым прядям.
Я положила руки ему на грудь. Я не стыдилась. В этом царстве, окутанном бархатом ночи, робость была неуместна. Мы побуждали друг друга к бесстыдству, зная, что никто ничего не увидит и не узнает. Темнота была нашей союзницей, под ее покровом мы могли позволить себе абсолютно все, потеряв над собой контроль, забыв о правилах приличия, о долге. Здесь царила страсть. И единственным нашим желанием было удовлетворить ее.
Я даже не смогла ущипнуть его, такой упругой оказалась грудь, будто состоявшая из одних мышц. Почему он не снял рубашку? Стоило мне подумать об этом, как рубашка исчезла.
Я медленно, не пропустив ни единого бугорка, ни единой впадинки, провела пальцами по волосам у него на груди. Соски были твердыми и упругими. Я провела языком по одному, потом по другому. Он застонал от наслаждения. Обхватив ладонями мое лицо, резко приподнял. Провел пальцами по моим влажным губам, чуть раздвинул их и погладил зубы. Я легонько укусила его.
Его ладони скользнули вниз, к моей шее, потом еще ниже, к грудям. Он нежно сжал их и ласкал соски до тех пор, пока они не стали упругими.
Наши уста слились. Исступленно! Неистово! Его язык переплелся с моим. Казалось, нет предела нашей страсти. Вдруг он буквально вжал меня в стену, о которой я и не подозревала. Первобытная жажда мужчины обладать женщиной еще больше возбудила меня, и я вся дрожала. А он обхватил губами сосок и стал сосать, исторгнув из моей груди стон. Я знала, хоть и не видела, что глаза у него закрыты и что он сдерживает рвущееся наружу желание.
Видимо, это доставляло ему удовольствие. В этот момент мне больше всего хотелось утолить его жажду, и я пожалела, что в груди у меня нет молока. И когда сказала ему об этом, он был глубоко тронут.
Я почувствовала, как его ласковые руки, сжимавшие мою талию, спустились к бедрам. Стоило мне сказать, что я не в силах больше терпеть, и он тотчас же выполнил бы мое желание. Но я не произносила ни слова. Зачем? Мне хотелось продлить эти сладостные мгновения. Мой обожатель и так предупреждал любое мое желание.
Партнер был великолепный. Он точно выбрал момент и вошел в меня неожиданно, быстро, уверенно. Словно раскаленный до бела стилет, заполнив, казалось, все мое тело, так что я чуть не потеряла сознание. Его руки, его горячие губы ласкали меня всю. Приличия, совесть были для него просто химерой. Он был создан для наслаждений.
Сексуальный, охваченный страстью, он желал лишь одного: доставить мне радость и наслаждение. Только с ним я испытала настоящий оргазм.
Наконец я в изнеможении прижалась к нему вся потная. Он нежно провел рукой по моим волосам, убрал их с моих влажных плеч, и растворился во все поглощающей темноте.
Я никогда не видела его лица. Не слышала его голоса. Но появись он снова, тотчас узнала бы его.
Непрерывный звон в ушах не исчез вместе с безликим возлюбленным, а еще долгое время действовал подобно болеутоляющему наркотику.
Обессиленная и совершенно потерянная, Элизабет наконец проснулась и с трудом открыла глаза. Господи, она чувствовала тяжесть во всем теле, словно оно было налито свинцом. Счастливая улыбка блуждала на влажных губах. Совершенно обессиленная, прикованная к постели безмерной усталостью, Элизабет не могла пошевельнуться. На коже блестели капельки пота. Измятая ночная рубашка прилипла к телу, от которого шел жар, скапливаясь между ног. Соски напряглись. Их покалывало.