Читать интересную книгу Повести - Николай Омельченко

Любин взглянул на светящийся циферблат часов и, словно спохватившись, сказал строго:

— Э, братцы, да что это мы как на посиделках, уже третий час! Пора спать!

Расходились все неторопливо, неохотно. За маслянисто-черной водой реки, на берегу, дотлевал потухающий костер.

Бомба

Ночью Саше снился неизвестный ему город Аккерман, комендант с бледным лицом и черные немецкие самолеты в ярком южном небе, то, о чем рассказывал Любин. Самолеты сбрасывали бомбы, они зависали в воздухе и никак не могли упасть на землю. «Бомбы, бомбы!» — кричал кто-то. Саша видел одну из них — огромную, как дирижабль, черную, повисшую над пароходом. А на берегу стоял не комендант, а Иришка — бледная, с широко раскрытыми от страха глазами и махала Саше рукой, почти умоляла, чтобы он прыгал в воду, спасался. И Сашу охватил такой панический страх, что он даже проснулся. И уже не во сне, а наяву услышал он это слово — «бомба». Но произнесла его не Иришка, а боцман Божко. И он не кричал, а говорил быстро, деловито:

— Бомба, всем на берег.

— Какая бомба? — проворчал сквозь сон Василь.

Василь уже сидел на койке, сонно и непонимающе смотрел на боцмана. Саша тоже спросонья ничего не мог понять. Гула самолетов не было слышно, кругом — тишина, в иллюминаторы каюты струился ранний рассвет, а Валерий Божко, стоя в дверях каюты, повторял:

— Живее, живее, хлопцы! Все в шлюпку и на берег.

И, только выбежав на палубу, Саша все понял. При подъеме якоря обнаружилось, что к нему прицепился какой-то тяжелый предмет. Божко, хотя и был еще не очень опытным боцманом, но по тому, как работала подъемная лебедка, сразу понял, что на якоре что-то зависло. Он приостановил подъем и доложил капитану.

В таких случаях всегда следовало докладывать, — таков был приказ. На дне реки часто попадались мины и бомбы. Федя и Петька, у которых была первая вахта, с любопытством поглядывали на капитана с Любиным.

Первый помощник и капитан некоторое время полушепотом совещались, решая, что предпринять. Пароход теперь держался только на одном якоре. Сильное течение уже стало разворачивать его в сторону. Опускать якорь обратно было опасно. Окажись там действительно мина или бомба, мог бы произойти взрыв от детонации. Поднимать якорь тоже не безопасно, хотя другого выхода не было. В таком случае следовало немедленно высадить пассажиров и экипаж на берег. А может, тревога оказалась напрасной, может, якорь подцепил какой-то контейнер или топляк?

— Что будем делать? — тихо спросил капитан.

— Время не ждет, — ответил Любин и стал раздеваться. Затем, осторожно и цепко держась за якорную цепь, спустился к воде, скользнул в нее. Капитан на миг, увидел расширенные и, казалось, еще более выпуклые от ледяной воды глаза своего помощника. Потом некоторое время напряженно следил за легкими кругами, разошедшимися над головой Любина.

— Фугаска, — едва вынырнув, прошептал Любин непослушными от холода губами.

Когда Саша и Василь вышли из своей каюты, Любин уже был в кожухе и валенках. Притопывая ногами, как зимой в мороз, он смотрел на возвращающиеся от берега две шлюпки, на которых перевозили пассажиров.

На палубе уже стояла вся команда.

— Со мной останутся Любин, Чубарь и Лемеж, — сказал капитан, — остальные все в шлюпки.

— А я? — в голосе боцмана Божко слышалась обида. — Я же боцман и первый ее обнаружил, я отвечаю за якоря…

— Выполняйте приказ, — строго сказал капитан.

Команда уселась в шлюпки. Обида боцмана как-то сразу же передалась и Саше, и Василю. И когда плыли к берегу, ребята грустно думали о том, что все же, хотя они и являются равными членами экипажа, им еще не доверяют опасной и ответственной работы. Выполнять ее остались бывшие фронтовики, люди израненные, но опытные.

Едва они высадились на мягком, уже покрытом первой травой берегу, с парохода донеслось:

— Шлюпку обратно!

И вновь у ребят загорелись надеждой глаза. Трое — боцман, Саша, Василь — бросились к шлюпке.

— Вы останетесь, — сказал боцман.

— Почему? — вызывающе набычился Василь.

А Саша в короткий миг, пока те спорили, успел сесть за весла. Вероятно, поняв, что происходит на берегу, или по какой-то иной причине Любин вновь крикнул:

— Давайте две шлюпки!

Василь прыгнул к Саше в шлюпку, боцман сел в другую, и вот наперегонки обе шлюпки наискось течению пошли к пароходу.

— Без нас им не обойтись, — гребя изо всех сил, говорил боцман Божко.

Его слова наполнили сердца хлопцев тревожной радостью.

Только шлюпки пристали к пароходу, в ту, в которой был боцман, спрыгнул Любин и бросил коротко:

— Пересаживайся к ребятам и мигом на берег!

И снова все трое поняли, что их не хотят оставлять на пароходе, что здесь понадобилась только одна шлюпка, а вторую потребовали лишь для того, чтобы отправить на ней ребят обратно.

— За людей нас не считают, — медленно и лениво гребя, сказал Василь.

Боцман только хмуро посмотрел на него и смолчал.

А Саша спросил:

— А как же они без саперов?

— Наш механик, ты думаешь, кто? Чубарь служил в саперах, — сердито ответил Божко.

— Саперы ошибаются только один раз, — произнес давным-давно известное Василь.

— А Чубарь уже один раз ошибся, — вздохнул боцман.

— Как ошибся? — не понял Саша.

— А очень просто. Видел, сколько у него ран? Живого места на теле нет.

Саша оглянулся в сторону парохода. Чубарь стоял на полубаке, привычно и нервно поправлял на глазу свою черную повязку. Любин закреплял шлюпку у кормы рядом с якорной цепью.

Капитан Келих и Лемеж стояли у брашпиля, готовые к подъему якоря.

— И как она зацепилась? Что у нее — скобы там какие или ручки? — услышал Саша голос тети Симы, когда шлюпка коснулась прибрежного песка.

Ей ответил кто-то из пассажиров.

— А чего тут удивляться? В наше время нечему удивляться.

— Когда из Киева бежали немцы… — громко заговорила одна из пассажирок с мешком за плечами, но ее тут же оборвал сердитый голос боцмана:

— Тише, вы! Прекратить разговоры!

И все пассажиры сразу как-то осуждающе посмотрели на женщину. Действительно, любые разговоры казались сейчас неуместными, даже кощунственными. Четверо оставшихся на пароходе рисковали жизнью, и все понимали это. Молчали, затаив дыхание, напряженно следили за тем, что происходило на пароходе.

А там уже поднимали якорь. Медленно, осторожно. Лишь иногда над рекой, покрывшейся легким прозрачным туманом, раздавался едва слышный скрип цепи. В утренней звонкой тишине он казался особенно громким, как выстрел, заставляя тех, кто был на берегу, вздрагивать.

Когда над водой показался якорь, все словно оцепенели, увидев на лапах его бомбу. Женщина с мешком за плечами стала быстро креститься. Остальные застыли в тягостном ожидании, пристально, затаив дыхание, следили за тем, что делали те четверо на пароходе.

Они стояли, видимо, совещаясь и обдумывая, что делать дальше. О чем говорил Чубарь, на берег не было слышно. Келих и Лемеж обернулись к нему, а Любин подвел шлюпку ближе к якорю. Вот по палубе, сутулясь более обычного, торопливо засеменил рулевой Лемеж, исчез в каюте, но тут же вернулся, неся на плечах несколько матрацев. Капитан и механик бросили их Любину, тот аккуратно устлал матрацами дно шлюпки, потом по веревочному трапу в шлюпку спустился Чубарь, а Любин поднялся наверх. Чубарь, наклонившись над бомбой, некоторое время рассматривал ее, осторожно трогал руками, словно колдовал над ней. Что-то говоря, сердито замахал капитану и помощнику руками, и те, понурившись, торопливо двинулись к задней корме.

— Разряжать будут? — тихо спросил Василь.

Ему никто не ответил.

Чубарь снова, казалось, очень долго, целую вечность, что-то колдовал над бомбой, иногда лишь привычно поправляя черную повязку на глазу, потом опускал руки, застывал неподвижно, то ли раздумывал, то ли просто отдыхал, и, наконец, несколько раз негромко свистнул. Келих, Любин и Лемеж быстро вернулись назад и стали спускаться по веревочному трапу в шлюпку. Затем все видели, как капитан, его помощник, машинист и рулевой осторожно сняли бомбу с лап якоря и так же осторожно опустили ее на дно шлюпки. Присев на корточки, Любин неторопливо, едва касаясь веслами воды, принялся грести к противоположному, дальнему берегу. Сильное течение, подхватив шлюпку, несколько раз качнуло ее, и она стала быстро отдаляться от парохода.

— Главное сделано, — облегченно вздохнул Божко.

— Не кажи гоп… — проворчала тетя Сима.

Когда шлюпка подошла к мели, кто-то из четверки спрыгнул в воду и, придерживая шлюпку за корму, повел к кромке берега. Потом четверо взяли бомбу на руки, и, согнувшись от тяжести, семеня, скрылись в густых кустах ив. И вновь для тех, кто был лишь наблюдателем, время тянулось долго, как вечность. Это мучительное ожидание вдруг прервал мощный, оглушительный взрыв. Над кустами взметнулся гигантский фонтан земли, в лицо ударила хлесткая волна прохладного утреннего воздуха. С криком взмыли над заливом стаи чаек.