Читать интересную книгу Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести - Виктор Горбачев

И хотя результативность в виде выращенных практически заново почек, печёнок, селезёнок, поджелудочных желёз, кожи была сравнима с оперативной в официальной медицине – двадцать пять-тридцать процентов-успокоиться Алекс не мог.

Во-первых, он чувствовал, что возможности клеточной терапии гораздо выше, и что для этого в методе надо что-то менять. Во-вторых, его напрягал контингент: никто ни с кем не обговаривал расценки, но народ этот как-то сам установил и передавал друг другу величину гонорара – пятнадцать тысяч баксов, а если была возможность повыпендриваться перед собратьями, то и больше.

Вытянутый из гроба Крутой от щедрот своих к этим деньгам не касался, мало того, от налоговой закрыл своей крышей. В-третьих, Алекса раздражала штучность контингента: простого люда там, естественно, не было; он сам стал налаживать связи с госпиталями, где во множестве проходили реабилитацию наши раненые солдатики…

Для удачливых, выздоровевших пациентов он становился богом в медицине, для остальных – просто честным доктором, и они начинали понимать, что, к сожалению, и он может не всё.

«Я вас не вычёркиваю из своего компьютера…» – как мог, утешал он разочарованных, оставляя в них часть своей уверенности на будущее, кто до него доживёт…

Так вот при такой круглосуточной занятости, фантастических гонорарах, эмоциональном накале Алекс опять заскучал, а мы уже знаем, что это верный признак грядущих перемен.

Глава 3.

Раз уж мы, дорогой читатель, научились по грусти Алекса предсказывать изменения в его судьбе, давайте попробуем, спортивного интереса ради, вычислить и характер этих изменений.

Судите сами. Во-первых, на исправление очевидных недоработок клеточной терапии из-за фантастических возможностей стволовых клеток во многих странах брошены лучшие умы и миллиарды долларов, поэтому смело можно ожидать положительные результаты в самое ближайшее время.

Во-вторых, рисковый бизнес излеченного Крутого очень уж напоминает верёвочку, которая пока вьётся.

В-третьих, Алекс просто обязан набраться здоровой наглости и использовать для дела нехилые возможности своих удачливых пациентов. Ну, и, наконец, наряду с будничными результатами однозначно следует ожидать и новых приключений: уж больно клиент пошёл колоритный.

Последим за ходом повествования и проверим, насколько мы правы.

Однажды Алексу позвонил учитель, профессор Горячев:

– Алексей, приезжай, есть дело государственной важности.

Алекс поторопился – старый профессор лишние слова не произносил.

– Ты у нас засекреченный, поэтому служебная информация до тебя не дошла. Ты слышал про громкое дело оборотней-милиционеров? Так вот даю тебе служебную информацию. Разоблачил их один неизвестный молодой журналист. Вот такой талантливый паренёк: провёл своё журналистское расследование, проанализировал полученные факты и вычислил их раньше ФСБ. Там большие звёзды завязаны и ещё большие деньги, а паренёк не сориентировался и поплатился. У него был кейс какой-то пуленепробиваемый, поэтому, когда они ему туда взрывчатку-то сунули под видом документов, и она при открывании рванула, он остался жив, но вот лицо и глаза сильно обгорели. А для следствия в аккурат его глаза очень и нужны: что-то или кого-то он там опознать должен… Вот сейчас ФСБ всех врачей и опрашивает: кто поможет. А как помочь, когда глаза вместе с кожей лица просто сгорели, никто не берётся. Если хочешь попробовать, я порекомендую.

Алекс на секунду задумался, потом спросил:

– А как же с секретностью?! Лицензии Минздрава нет, налоги не плачу…

– Это же ФСБ, Алёшенька, к тому же им теперь не до твоих проблем, свои бы мундиры отмыть…

На следующее утро Алекс оформил пропуск в спецбольницу 9-го Управления ФСБ.

То, что он увидел, когда лечащий врач снял с головы журналиста повязку для смены, резануло его какой-то нелепостью: всё цело – кейс спас, а лица нет, и глаз тоже – едва затянувшиеся заплатки кожи, оставленные неровные дырочки для рта, носа и глаз. Нелепость усиливалась многократно от осознания совсем юного возраста парня и загубленной судьбы.

И ради чего?! Слава, карьера, деньги, амбиции или за державу обидно?!

Парень мог слышать, отвечал письменно, вслепую.

– Как чувствуешь себя? – обязан был спросить Алекс.

– Очень больно и обидно… – коряво написал он на бумаге.

Алекс вдруг подумал, что они ведь практически ровесники, да и в пекло оба лезут одинаково отважно и безрассудно, и ему очень захотелось помочь этому парню…

Шанс один: из пока неудалённых, к счастью, глазных яблок взять клетки и подсадить их вместо ядра в оплодотворённую яйцеклетку с целью вырастить специализированные стволовые клетки, чтобы затем имплантировать их назад, в ткань глаза, и молить Бога об удаче. Собственно, почему только глаза? Точно так предстоит восстановить и кожу лица, и хрящ носа.

Согласовав с врачами свои действия, Алекс поехал к себе в клинику делать необходимые приготовления.

Выходя из спецбольницы, обратил внимание на многочисленные посты и охрану; подумал, что пациенты тут, судя по всему, не простые смертные.

В пути заверещал мобильник; представившийся майор Звонарёв чётким голосом пригласил Алекса в самое ближайшее время на беседу к заместителю начальника Управления собственной безопасности ФСБ. Недолго думая, Алекс повернул на Лубянку.

Какая-то тревожная напряжённость чувствовалась в этой конторе буквальна во всём: многотонных колоннах, красных ковровых дорожках, строгих светильниках, массивных дверях с громадными блестящими ручками. «Даже голубей не видно, – сделал неожиданное открытие Алекс, – рядом на “Детском мире” все подоконники загадили, а здесь не видно…»

Майор Звонарёв оказался дежурным офицером в приёмной генерала Городецкого. Лет майору было слегка за тридцать, однако ранняя седина, опалённые глаза и шрам на виске наводили на мысль, что послужной список майора генеральской приёмной не ограничивался.

Под стать ординарцу оказался и сам генерал Городецкий, неожиданно для такого ведомства молодой, но явно нюхавший пороху. Генерал приветливо, но как-то тяжело встал со своего кресла и вышел навстречу вошедшему в кабинет Алексу.

– Рад вас приветствовать, Алексей Николаевич, много о вас наслышан хорошего.

«Вот те раз, – подумал Алекс, – это, интересно, от кого же? Хотя да, контора-то…»

– Простите, что беспокоим, Алексей Николаевич, но ситуация того требует. Я надеюсь, вы понимаете, что мы боремся не с карманниками и даже не с мошенниками. По делу, в котором так жестоко пострадал журналист, проходят генералы и другие высшие офицеры, я уж не говорю об их шестёрках. Пресса уже окрестила их оборотнями, поэтому не секрет, что следствие идёт очень тяжело. Очевидно и другое: запятнана честь работников правоохранительных органов, и мы вдвойне, втройне обязаны вывести эту мразь на чистую воду. Для этого нужна предельно чёткая доказательная база. Так сошлось, что глаза того честного парня нам сейчас нужны, как воздух, поверьте мне на слово. Я уверен, что если есть хоть малейший шанс вернуть ему зрение, вы, Алексей Николаевич, его используете. Но я обязан вас предупредить: на свободе остаются ещё немало преступников в погонах, которые сделают всё, чтобы этот парень не прозрел. Знаю, что вы человек не робкого десятка, однако отдавайте себе отчёт, что противники у нас с вами – профессионалы… Майор Звонарёв проинструктирует вас; я же хочу просто предупредить: никакой самодеятельности, будьте бдительны и осторожны, с малейшими подозрениями ко мне в любое время. Удачи вам!

После инструкций майора Алекс про неудачу с глазами журналиста и думать боялся. Сказать по правде, в суматохе по процедуре этого необычного дела у него и мысли не было, что за всеми его действиями могут следить. Про себя он понимал, что новую кожу лица ему будет вырастить парню гораздо проще, чем роговицу и зрачок. А тут ещё майор с генералом…

Практически каждый день его помятая в суровых московских буднях восьмёрка металась между спецбольницей и его салоном. Всё, что мог Алекс сделал: вырастил, хотя и не с первого раза, специальные стволовые клетки кожи и глазного яблока, ввёл их непосредственно на места регенерации – оставалось ждать.

К концу четвёртой недели кожа лица его отважного пациента приобрела признаки обновления: участки отшелушивания открывали молодую розовою поверхность. Ещё через три недели стало ясно, что у парня будет-таки своё лицо вместо теперешнего безобразного нагромождения опалённых шрамов.

Но глаза!.. Глаза не показывали абсолютно никаких видимых изменений, если не считать увеличившееся внутриглазное давление.

В моменты отчаяния ноги сами несли Алекса к Вике или к учителю. Виктория по-женски снимала с его души печаль, но только на время…

Профессор приходу Алекса обрадовался, долго слушал, задавал вопросы, потом по знакомой Алексу привычке почесал подбородок и вдруг предложил сделать ультразвуковое сканирование глазного яблока журналиста.