Читать интересную книгу Вирус «Мона Лиза» - Тибор Роде

– С вами все в порядке? – спросил Патрик Вейш, осторожно подхватив ее под руку.

Хелен кивнула.

– Все это очень интересно, но ведь вы хотели показать мне что-то здесь, внизу? То, что касается моей дочери и… вашего отца.

– Простите мою бестактность, – смутившись, произнес Вейш. – Но чувство подсказывает мне, что эта страсть моего отца имеет какое-то отношение к его исчезновению – а значит, и к исчезновению вашей дочери. Поэтому потерпите еще мгновение… – Он умоляюще посмотрел на нее.

Внезапно Хелен почувствовала невероятную усталость. Глаза жгло, она с трудом могла мыслить ясно. Из исследований коллег она знала, что в состоянии усталости некоторые области мозга отключаются, а другие продолжают работать. Кажется, у нее этот процесс уже начался; как бы там ни было, протестовать она толком не могла. Поэтому она произнесла только:

– Если вы так считаете…

– Спасибо за доверие, – с теплой улыбкой сказал Патрик Вейш, чтобы в следующее мгновение спокойно продолжить экскурсию. – Прошу вас, посмотрите на все эти картины рядом с нами. Одна обнаженная Венера за другой. Кранах, Тициан, Веласкес, Гойя. Здесь, в этой комнате, мой отец собрал их всех. Заканчивается ряд портретом Мэрилин Монро в стиле ню. Но мне кажется, что его коллекция не завершена. Есть еще несколько свободных мест…

Хелен проследила за его взглядом вдоль ряда картин. Перед глазами расплывались розовые пятна плоти обнаженных женщин, ей казалось, что нужно зажмуриться, чтобы не упасть в обморок.

– С искусствоведческой точки зрения весьма примечательная коллекция, но почему вы называете это манией? И какое, простите, отношение имеет ко всему этому моя дочь?

– Я чувствовал то же самое, что и вы, когда увидел все это, и я просто пытаюсь поставить вас на свое место, чтобы вы поняли это так же, как понял я.

Теперь Патрик Вейш говорил очень быстро и взволнованно, развернувшись к ней.

– Есть еще одна комната, и там я нашел записку с вашим именем и номером телефона. – Вейш указал на деревянную дверь в нескольких метрах от них. – Возможно, «мания» – не то слово. – Теперь он казался расстроенным. – Возможно, мой отец просто безумен.

21. Флоренция, около 1500 г.

Lo straniero очень нами доволен. Мы с Леонардо начали заново каталогизировать мир.

Прежде мы мыслили такими категориями, как мужчина и женщина, богатство и бедность, добро и зло, жизнь и смерть, наличие и необходимость.

Как же слепы мы были!

Именно я, человек, доведший до идеала двойную бухгалтерию! Как я мог тратить свое время на числа и при этом не занести в счетную книгу самое существенное?

Теперь у нас есть гармония, пропорции и, самое главное, эстетика – теперь мы заново опишем вещи и людей вокруг нас. Мир вдруг стал казаться нам совершенно другим.

Сегодня мы презираем то, что еще вчера вызывало на лицах улыбку. То, на что мы не обращали внимания прежде, рождает у нас интерес.

Мы расстались с некоторыми учениками: либо они не отвечали нашим новым требованиям, либо не хотели понять, что от них потребуется в будущем.

– Как я должен изображать красоту, если вокруг меня нет ничего красивого? – возмущался Леонардо.

Кроме того, он прогнал нескольких своих мальчиков. С презрением. Салаи он, конечно же, оставил. Хотя этот парень по-прежнему не доверяет lo straniero, что меня весьма тревожит. Это одна из тех вещей, которых я по-прежнему не понимаю. Салаи с его идеальным мальчишеским лицом и телом, достойным бога, полностью соответствует тому, чему пытается учить нас lo straniero. Он словно создан по его критериям. Как может он презирать то, что так возвышает его?

Я точно не знаю почему, но мне это кажется в некотором роде богохульством.

Нужно будет поговорить об этом с lo straniero, пока Салаи не совершил ничего необдуманного.

22. Акапулько

Она не знала, который теперь час. Не знала, где находится. Очнувшись, она почувствовала запах влажной земли. Потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, и поначалу ей показалось, что она лежит в своей мягкой постели в Монтгомери, штат Алабама. Но холод, который она ощущала, быстро разрушил иллюзию. Над головой она увидела синее небо. Она на улице!

Пошевелившись, она поняла, что болит все тело. Боль была гораздо сильнее той, которую ей когда-либо доводилось испытывать. Словно кожа на всем ее теле была обожжена. Осторожно поднявшись, она тут же потеряла равновесие и упала. Руки вцепились в землю и траву. Она снова попыталась встать на ноги и снова упала, когда все рядом с ней словно закружилось. А потом она увидела дом. Увидела его окна невдалеке. Застонав от боли, она все же сумела подняться.

Пройдя лишь несколько метров, она едва переводила дух. Ей казалось, что тело и лицо вот-вот взорвутся от боли. Споткнувшись, она рухнула на колени, и ее стошнило. Она с удивлением посмотрела на желчь, отливавшую желтовато-зеленым на солнце. Медленно перевела взгляд на дом. Воспоминания постепенно возвращались. Другие девушки. Автобус. Подземелье. Обморок. Неужели она наконец-то свободна?

Эта мысль помогла ей встать. Она двигалась вперед шаг за шагом и наконец добралась до веранды. В окнах отражалось солнце. Запнувшись на первой ступеньке, она на четвереньках забралась на вторую. Схватилась за ручку двери, сумела выпрямиться. Ей казалось, что она изо всех сил забарабанила в дверь, но раздался лишь робкий стук. Голова раскалывалась, и она прижалась лбом к деревянной двери. Прислушалась. Услышала биение собственного сердца, шум в ушах, свое дыхание. Потом раздался звук шагов.

Когда дверь открылась, девушка, прислонившаяся к ней всем телом, потеряла равновесие и растянулась на пороге. Коснулась головой чего-то мягкого, издавшего пронзительный крик. В следующее мгновение она ударилась о твердые половицы, потому что не смогла выставить вперед руки.

– Oh, Dios mío, un monstruo![6] – Это было последнее, что она услышала до того, как ее поглотила тьма.

23. Сан-Паулу

Пасечника звали Нальдо, у него были маленькие умные глазки. Он казался то взволнованным, то подавленным, игнорировал Миллнера и в основном общался непосредственно с Жу. Это была довольно крупная пчелиная ферма, и Миллнеру она действительно показалась заброшенной. Лишь кое-где летали пчелы, что для пасеки такого размера было очень необычно, как не уставал повторять Жу. Однако Миллнер только радовался этому, поскольку ненавидел все, что умело летать и кусаться.

Эта ненависть несколько ослабела, когда пасечник отвел их в сарай и продемонстрировал им то, что находилось внутри. Поначалу Миллнер решил, что там хранится пшеница или какой-то корм для пчел, но при ближайшем рассмотрении это оказалось горой пчелиных трупов. Зачерпнув их пригоршню, Нальдо сунул мертвых пчел гостям под нос. Затем взял одну и разломил, словно краба.

– Это какой-то вирус или грибок, убивающий насекомых! – перевел его слова Жу, тыча пальцем в белесый налет на теле пчелы.

Миллнер кивнул, будто всю жизнь только тем и занимался, что лечил насекомых, а потом поспешно выбрался из душного сарая. После того как он увидел тысячи пчелиных трупов, ему казалось, что даже здесь чувствуется запах разложения.

И вот теперь они сидели на веранде дома, где жил Нальдо. На столе перед каждым из них стоял стакан с крепким алкогольным напитком, отдававшим медом.

– Когда умерли первые пчелы? – спросил Миллнер напрямую у хозяина, который поглядел на Жу, как бы спрашивая у него разрешения ответить. Бразилец перевел.

– Три недели назад, – ответил Нальдо и, чтобы подчеркнуть собственные слова, поднял вверх три пальца. – В первый день они умирали тысячами, – продолжил он. – На следующий день – десятками тысяч, и так далее, вплоть до сегодняшнего дня.

Благодаря тренингу по биологическому терроризму, который с ним провели эпидемиологи, Миллнер знал, что столь быстрое распространение болезни является скорее исключением. То, что убило насекомых, похоже, было очень заразным. Или ядовитым.

– А что у других пасечников? – Миллнер махнул рукой, обводя окрестности.

– У них та же проблема. Насекомые умирают, куда ни глянь.

– Только здесь, в Сан-Паулу?

Нальдо покачал головой.

– По всей Бразилии. По всему миру!

Миллнер кивнул. Это совпадало с тем, что ему говорили на брифинге в департаменте. Пчелы погибали не только здесь, в Бразилии, но и на других континентах.

– Если меня правильно информировали, пасечники отправляют своих маток почтой коллегам по всему миру. Может быть, тут кроется причина распространения эпидемии? – Об этом Миллнер тоже прочел по дороге в документах.

Нальдо терпеливо выслушал перевод, а затем энергично покачал головой:

– Мы не получаем маток по почте. Но сами кое-что выращиваем и рассылаем.