сзади тяжелым тупым предметом. И она упала.
Клавдий Мамонтов вспомнил, как Гущин конфликтовал в Сарафанове с местным судмедэкспертом. Выходит, тот оказался прав?
– Оглушили ее же палкой для скандинавской ходьбы? – продолжал спрашивать полковник Гущин очень настойчиво.
– Их сюда мне доставили. Какая там палка, – Сиваков хмыкнул. – Палка легкая. А Гулькину чем-то увесистым ударили. Только били плашмя. Удар сразу сбил ее с ног. А затем ей, лежащей на земле, захлестнули горло веревкой. На один конец убийца наступил ногой, за второй тянул. Задушил быстро. Она даже кричать не могла, звать на помощь.
– Я так и думал, – согласился полковник Гущин. – Поэтому один конец веревки в земле испачкан. А что с первой жертвой? Ее тоже оглушили?
– Нет. На нее напали сзади, используя веревку как удавку. На ее удушение убийца потратил гораздо больше физических усилий, чем с Гулькиной. Видимо, учел это при планировании следующего эпизода. Они учатся, Федя… совершенствуют свои навыки… Он прихватил с собой дубинку в Сарафаново и душил уже беспомощную оглушенную жертву. Не входя с ней в плотный контакт.
– По почтальону Сурковой готовы все экспертизы? Полтора месяца ведь уже прошло, – полковник Гущин обошел кругом стол с трупом жертвы номер один.
– Я ознакомился, сделал тебе копию. Почитаешь потом. Нападение произошло во время дождя. Нет ничего для нас полезного – ни частиц, ни ДНК, все смыто.
– Но вторую он трогал, прикасался к ней, – заявил полковник Гущин. – Нажал ладонью на грудь и обвел контур красным маркером, пометил ее. Что с экспертизой?
– Сразу проверили на образцы ДНК, ничего. – Сиваков вздохнул. – В перчатках он ее касался. А ты думал что? Он ее голой ладошкой погладил по груди и нарисовал свою фигню? Нет, Федя, не жди от душителя подарков и ошибок.
Нарисовал… Клавдий Мамонтов снова вспомнил о покойном муже Гулькиной – художнике Авессоломове. И о ее сыне Кирюше. В их семье рисовали… Линялое граффити на заборе дачи, оставленное Юрием Авессоломовым, словно маркер, знак, чтобы дом легче было найти…
– А что с субстанцией внутри контура? Готово исследование? – осведомился Гущин.
– Нет пока еще. Эксперты мне сказали, что какие-то сложности у них, – ответил Сиваков.
– Троечники анализ спермы разучились тестировать?
– Я не знаю. Мне утром лишь буркнули по телефону, что назначили еще биохимическую экспертизу в довесок. Тебе потом как большому начальнику все доложат, Федя. А ты со мной выводами поделишься. – Сиваков вооружился страшным на вид хирургическим инструментом и склонился над трупом Гулькиной.
Знака в форме обведенной ладони на ее груди теперь не было видно из-за зияющего разреза – распила. Макар подошел вплотную к столу. Он наблюдал за работой Сивакова с нескрываемым восхищением.
Прошел час. Затем еще сорок минут.
Полковник Гущин держался, наблюдал, но лицо его побледнело.
Клавдий Мамонтов сконцентрировался на трупе почтальона Сурковой. Ее уже вскрывали, исследовали. Окоченевший в холодильнике морга труп выглядел жутко.
– Разрезанная одежда второй жертвы в тех двух черных пакетах, – деловито повествовал Сиваков, не прекращая работы. – А в синих пакетах одежда первой жертвы. С ней душитель не манипулировал. Он не разрезал носильных вещей, не раздевал почтальона Суркову. В самом большом пакете ее почтовая сумка. И подробная опись, все протоколы.
– Несмотря на некоторые несущественные различия, как ты считаешь – у нас единый почерк вырисовывается? – задал полковник Гущин один из самых главных и важных вопросов.
– Один. Только идет по нарастающей, по восходящей, – тихо ответил Сиваков. – Придумывает сам для себя фишки, новые развлечения. Удушение – имитация полового акта, налицо откровенный сексуальный подтекст. С первой жертвой он самоудовлетворился и не оставил следов. А вот со второй уже не смог удержаться. Перевозбудился от ее конвульсий во время асфиксии, спустил прямо на нее и дал нам улику против себя.
– То есть у нас уже серия? Он – серийник?
– Именно. И только начинает входить во вкус. – Сиваков помолчал. – Что день грядущий нам готовит, Федя, в связи с новым маниакальным уродом?
– Какой он, по-твоему? Какого примерно возраста? – спросил Гущин.
– Если отталкиваться от жертв… Обе они зрелые. Первой за пятьдесят, второй шестьдесят четыре. Следовательно, душитель явно не юноша зеленый, не тинейджер… Где-то примерно от двадцати восьми до пятидесяти ему, Федя. – Сиваков поправил маску. – Повторяю, у нас классика жанра. Типичный душитель. Использует пока что веревки, но, может, дойдет и до чулок и косынок шелковых… Вполне вероятно он импотент. Задрот с кучей сексуальных фобий и фантазий. Физически он крепкий должен быть, судя по первой жертве. Женщина-почтальон крупная, полная. Напасть на нее сзади и задушить совсем не просто для слабого человека. Вторая жертва, Гулькина, – тощенькая и миниатюрная. С ней у него меньше возни возникло, но он, как я уже и сказал, подстраховался, прихватил с собой что-то вроде дубинки. И усовершенствовал способ удушения – в положении лежа без плотного контакта.
– А время их смерти? – Полковник Гущин забрал с рабочего стола копии заключений судмедэкспертизы.
– У почтальона на момент обнаружения – около двадцати часов. Но я опираюсь на мнение местного судмедэксперта и сам это ни подтвердить, ни опровергнуть сейчас, через полтора месяца, не могу. У второй жертвы на момент обнаружения – примерно два часа.
– Ее нашли на пешеходной тропе около пяти, – полковник Гущин глянул на Макара. Тот кивнул утвердительно. – Значит, где-то между двумя и тремя часами пополудни.
– На солнцепеке цветы быстро завяли, – объявил Сиваков. – Солнце их высушило.
– Цветы? – полковник Гущин нахмурился. – А, ты о том, что он ей в рот засунул и на лобок насыпал? По ним что-то конкретное есть?
– Предварительные выводы. Определили вид растения. Задрот наш сорвал, что рядом с трупом ему попалось. Посмотри сам в заключении. – Сиваков с головой ушел в свою работу, ему было не до цветов.
Полковник Гущин кивнул Клавдию Мамонтову:
– Ты без перчаток и ничего не трогал в прозекторской, а у меня перчатки, пардон, в крови, я же тело осматривал… Пролистай заключение и покажи нам.
Клавдий отыскал среди копий заключение эксперта. Макар тоже заглянул в бумаги.
– Heracleum sosnovskiy, Федор Матвеевич, – прочел Клавдий Мамонтов. – Царство: растения, отдел Цветковые, класс Двудольные, семейство Зонтичные, Сельдерейные. Пишут – произрастает в Подмосковье, обычен для лесной и лесостепной полосы.
– Борщевик Сосновского. – Макар, изучавший латынь в английской школе и в Кембридже, перевел название растения. – Паразит. Его все клянут сейчас. И к тому же ядовитый. Но цветет красиво. Белые пышные зонтики.
Клавдий Мамонтов вспомнил соцветия в кустах и траве рядом с телом Натальи Гулькиной, он еще про себя тогда назвал их «дудником». Однако название растения, которое душитель засунул в рот