на себе всю прелесть электроразряда, и повторять не хочется.
Надо как-то выруливать из этой ситуации.
Глава 3
Время действия: вторая неделя после попадания.
Место действия: небольшая отдельная медицинская палата.
Вот я снова лежу в своей палате и размышляю над всем случившимся. И как мне теперь поступить. Нет, надо срочно что-то делать с местным колоритом и менталитетом. Мне же здесь просто не выжить, если и дальше пойдет так. Это же все не мое. Не привык я так жить. И что прикажете, подстраиваться под местных? Под эти "азиатские" заморочки?
Я никогда не был каким-то ненавистником тех, кто не похож на других, и не испытывал неприязни по национальному или расовому признаку, и тем более из-за внешних отличий. Особенно из-за своего опыта, ну из того, что я помнил в своих воспоминаниях, что было со мной. Нормально общался со всеми. Скорее это меня испытывали и проверяли на прочность мою выдержку.
И про азиатов был того же мнения. Думал - люди как люди. И даже сам стал одним... хм, одной из них. А вот стоило попасть сюда, так теперь начал думать по-другому, едва задев кончиками пальцев их традиции и устои, а что будет, если погрузиться с головой, и вкусить, что называется, по полной. Я снова стал выделяться из толпы и ей это не понравилось. Она сразу попыталась меня переделать под остальных. И всех все устраивает. Кроме меня. Почитание и подчинение. Вот как это здесь зовется. Или иначе...
Культ уважения старших. А можно сказать правдивей. Культ унижения младших. Ты никто и звать тебя никак, пока ты ничего не добьешься своими силами. Минимум к сорока годам. А до тех пор извольте не выделываться. Вот так и получается, что их всю жизнь чмырят, а потом, едва достигнув каких-то минимальных вершин, у них срывает крышу. И начинают стараться отрываться и отыгрываться на подчиненных, на тех, кто младше, а ведь они даже и пискнуть не смеют. Не положено. А те опять терпят. И все начинается по новой.
Получается, ну ее на хрен эту восточную культуру, совсем не понятную. Мне что самому предстоит унижаться, подчиняться, доказывать что-то остальным. Да пошло оно все. Мне здесь девятнадцать. Я совершеннолетний. Уеду я отсюда. Домой. Когда вспомню куда именно.
Жаль также, что я еще ничего не вспомнил и про то, что я умею и чем занимался конкретно. Какой-то спорт. И работа в команде техником и механиком. Или и то, и другое. Хотя может еще что есть, раз меня так тянет к расчетам и экспериментаторству. А что, специалисты всегда и везде нужны. Хотя может и в Корее что получиться, только как бы этого добиться. Что бы в первую очередь замечали не мой пол или возраст или знаки приличия, которые я должен им тут подавать, а именно мою специализацию, и незаменимость, и уникальность. И помимо того, как этого добиться, еще более важно, как с этим пробиться куда-то. Чтобы меня не затерли. И не присвоили мои заслуги себе. Или вообще не обвинили в чем-то и не повесили всех собак на меня. Как с тем штрафом, когда меня даже не спросили. Просто виновен, мы так сказали, нам лучше знать, мы авторитет, а ты никто и звать тебя никак.
Кстати об том докторишке. Мой врач Пак ЧунСон пропал и так и не появился. Хотя казалось бы ЮнМи его пациентка. У нее новые травмы и надо бы хотя бы поинтересоваться ее состоянием и может быть чем-то помочь. Но нет. Пропал и все.
Медсестры появлялись только. Да и то, как-то опасались находиться рядом. Что же им такого наговорили про меня остальные, кто видел и знал про инцидент в коридоре? Обрабатывали мои синяки, ушибы и порезы на лице, теле и конечностях, и поскорее хотели убраться от меня как можно подальше.
Так что первым врачом, кто появился в моей палате, и который представился как Ким ЧенСёк, после того как медсестры закончили с моими ранами, оказался психиатр. Как я потом выяснил, мне и так он был назначен из-за моей амнезии, а тут еще и дополнительный "симптом". Попытка самоубийства. Так он и пытался мне заливать, чтобы убедить меня самого и запудрить мне мозги, что я сам не понимал, что делаю и что мне нужна помощь, и поэтому стал расспрашивать меня с удвоенным энтузиазмом: что было, что помню, что ощущаю сейчас, что хочу сделать после. Хотя отчасти он был прав, но не признаваться же ему в том, что у меня будто чужие мысли были. А то как начнет копать...
Поэтому я не стал отвечать, пока не появилась моя новая мама в этом мире. Ей позвонили, сообщив, что у меня нервный срыв. Она и раньше появлялась в больнице, но тогда ЮнМи еще была без сознания. Увидав меня, мама сама чуть не осела на пол. Сестра появлялась чаще и видела уже меня после первого падения. Но от увиденного сегодня, и она стояла с открытым ртом. Потом сама достала телефон и сделала мой снимок. А еще я просил ее, делать мои фотки каждое свое появление и фиксировать все синяки, это было не сразу как очнулся, а чуть погодя, после того как упал, при попытке моим врачом понять, что у меня случилось с ногами. Теперь вот еще один мой новый образ в коллекцию. Я не собирался просто так соглашаться с таким несправедливым отношением и пренебрежением своими врачебными обязанностями ко мне.
Я действительно впервые был рад