и поставила две бутылки молока на стол. Иван Ильич посмотрел на ее раскрасневшееся лицо.
— Как ваше здоровье, соседка? Ну, что хорошего слышала про большевиков, Агрофена? Где они сейчас? Наступают или нет?
— Вы, наверное, знаете об этом лучше меня, Иван Ильич.
— Откуда же мне знать об этом?
Она хотела что-то ответить, но, немного подумав, произнесла:
— Встретился мне сегодня один знакомый, так вот он говорит, что красные на днях взяли Джанкое. Всех, говорит, офицеров и богатеев постреляли и перевесили…. Говорят не щадили никого, ни старого, ни малого. Вот я думаю, для чего они все это делают?
Она пристально посмотрела на хозяина дома, ожидая от него ответа.
— Джанкое, говоришь, взяли? Быстро она наступают, — словно подводя итог, ответил Иван Ильич. — Звереют. Кровушки много невинной льют…. Не щадят никого, говоришь?
— Быстро, — согласилась с ним гостья. — Большевиков и у нас здесь много. Так и ждут, когда власть сменится. У меня папаша и тот тоже подался к большевикам. Вы сами знаете его, он просто так ничего не делает. Чует он, чья власть будет. Он умный….
Иван Ильич усмехнулся и посмотрел на соседку.
— Скажи, Агаша, а вот ты знаешь, что такое большевизм?
— А, что вы сами не знаете, вы, что меня пытаете? — с нескрываемой злостью произнесла женщина. — Просто представляетесь, смеетесь надо мной неграмотной женщиной…. Отец говорит, что если придут красные, всех буржуев повесят на фонарях…. Может и перейдет ваш дом к нему, к моему папаше. Уж больно он ему нравится.
— Знаю, знаю, — словно шутя, ответил ей Иван Ильич. — Вот придут, начнут дачи и дома грабить. Это они хорошо умеют. А твой папаша давно на наш дом глаз свой положил.
— А почему именно дачников и богатых грабить? — переспросила она хозяина.
— Потому, Граня, что все дачники люди богатые, поняла или нет? Вы ведь вроде тоже не бедные? Дом есть, корова.
— Поняла. А мужики у нас в поселке тоже не из бедных будут. Вот, Сивко той осенью одного вина продал на сто двадцать тысяч рублей. У многих есть живность: коровы, овцы, свиньи. Вот вам до них еще далеко, живете старыми запасами…
— Нет, соседка, твои мужики не считаются богатыми. Скорей всего они середняки по меркам большевиков.
— Да это почему же? Вот у моего отца — две лошади, две коровы, гуси, три хряка, десятка два барашков. А что есть у вас? Ничего! Да и питаемся мы с вашим столом не сравнить. Теперь только мужики и богаты…. Вот вы врач, а что у вас есть?
— Ты неправа, Агрофена, — вступаясь за отца, произнесла Нина. — Мой папа доктор, он людей лечит, в том числе и твоего отца. А большевизм и заключается в том — грабь, хватай, что плохо лежит, не упускай своей выгоды. Для них нет людей, а только классовая борьба.
— Это ты что так разошлась, Нина? — опять со злостью произнесла соседка. — Вот придут большевики и сразу разберутся, кто для них враг, а кто друг. Платите за молоко, мне идти нужно.
Иван Ильич, достал из кармана портмоне и отсчитал ей деньги.
— Папаша велел сказать, что с завтрашнего дня молоко станет дороже.
Жена хозяина дома, всплеснула руками.
— Как так? И сколько же будет стоить ваше молоко, Агрофена?
— Вдвое дороже…
— Нет, мы столько платить не можем, — тихо произнес Варшавский. — Пейте свое молоко сами…
— Дело ваше, — произнесла Агрофена и направилась к выходу. — Вам не нужно, думаю, что большевики от молока не откажутся.
Она вышла из дома, с силой захлопнув за собой дверь.
***
— Мама! Ты не заметила, как опустел наш поселок? — произнесла Нина, входя в дом. — Похоже, вся молодежь подалась в горы. Говорят, что белые объявили мобилизацию в добровольческую армию, вот они и разбежались.
Иван Ильич громко засмеялся.
— Вы видели этих чеченцев из «Дикой дивизии»? Их для этого и прислали, чтобы они выловили всех этих дезертиров. Да, положение с каждым днем осложняется. Говорят, что большевистские агитаторы появились и у нас в поселке. Кипит все, скоро каждый будет рвать на себе рубашку, доказывая, что он не сторонник белой гвардии. Осталось совсем немного. Красная Армия уже около перекопа. В Севастополе тоже не спокойно, я слышал, матросы бунтуют…
— А как же союзники? Они же обещали высадить свой десант в Феодосии…
— Какой десант, милая. Высадили они его не у нас в Феодосии, а в Константинополе.
— Господи, что творится в этом мире! Неужели наши союзники бросят нас на произвол! Мне сегодня сказали, что французы уже оставили Одессу…. Вот придут большевики в Крым, что будет с Евгением? Где он сейчас?
— Надо думать, было раньше. А он, за царя, за родину, за веру…. Где сейчас эта родина, вера? Молчите? Вот и я не знаю…. Всех предали и бога, и царя, и веру…. А ведь крест когда-то целовали. Вы знаете, а я горжусь своим сыном, он верен присяге, которую принимают только один раз в жизни.
— Ты же знаешь, Иван Ильич, что Евгений человек совершенно аполитичный. И зачем он пошел в это военное училище, сейчас бы сидел дома, пил чай с вареньем. Нет, не мог он сидеть дома, ему на войне лучше, там и люди чище. Что сейчас с ним? Где он?
Сильный стук в дверь заставил всех вздрогнуть. Блеснули золотые погоны, молодой, до боли знакомый голос произнес:
— Мир вам! Здравствуйте, мама, папа и Нина! Что не узнали своего сына, брата?
— Женя!! Откуда ты? Мы только что о тебе говорили и вдруг….
Все вскочили и бросились ему на встречу. Чисто выбритый, с тонким обветренным лицом, он стоял в дверях, улыбаясь своей обворожительной улыбкой.
— Вот я и дома, — произнес он, снимая с плеч башлык. — Вижу, что не ждали. Наш полк отвели на отдых в Джанкой, вот я решил навестить вас. Скажу сразу, я ненадолго, утром уеду обратно.
— Пойдем за стол, наверное, есть хочешь Женя? — потащила его к столу сестра. — Как ты добрался?
Евгений улыбнулся.
— Все хорошо, сестренка, все обошлось. Ты знаешь, оказывается у вас тут, работают «товарищи». Сейчас, когда я ехал к вам, была погоня. Контрразведка накрыла шайку в одной из дач. Съезд какой-то проводили, подпольный. Кого-то взяли, кто-то бросился бежать. Еду я, вдруг двое из кустов с наганами ко мне. Один выстрелил, но не попал. Ну, я его двумя пулями и зацепил.
— И что с ним?
— Не знаю, Нина. Пусть контрразведка разбирается с ними.
Она внимательно посмотрела на брата. Что-то в нем появилось новое: он явно загрубел,