тебе быль о кладе, который запрятали когда-то здесь казаки. Молчал я все время о нем, да вижу — хороший ты человек.
И стал рассказывать казак, да так, как никогда не говорил. Лилась его неторопливая речь о том, как запорожцы пронесли много золота с собой в крепость, как сумели его спрятать в какой-то пещере. Можно эту пещеру найти, если хорошенько поискать.
Смотрел казак прямо в глаза паше, смотрел — завораживал. И вот уже потускнели глаза турка, смежились веки. Уснул свирепый властелин.
Спит он и видит сон, будто стоит в обширном подземелье. Присматривается он внимательно и в свете, падающем из небольших отдушин, узнает каземат в глубоких подвалах Мангупа, куда турки бросали самых стойких своих противников. Зачем же он сюда спустился? Ах, ведь об этом каземате говорил пленник! Тут где-то и клад спрятан. Где же богатство, которым насытится он на всю жизнь? Надо искать!
Медленно ступал паша по неровному полу, приглядывался к каждому бугорку, каждой расщелине. И вдруг в одном месте заметил, будто что-то сверкает. Стал копать — и выгреб из ямы груду золота. Кольца, браслеты, золотые денежки… Правду сказал казак, добрый человек! Истинную правду!
Вдруг услышал он голос. Испуганный, поднял глаза и увидел перед собой женщину неописуемой красоты. Потупя взор, красавица сказала:
— Ты хочешь овладеть моими сокровищами, но я их берегу для того, кто пожелает стать моим мужем.
Паша смотрел на нее разгорающимся взором.
— Не я ли твой суженый, прекрасная женщина? — спросил он
— Тогда дай клятву, что ты соединишься со мной, — и золото твое! — ответила женщина.
— Клянусь! — сказал паша и хотел схватить ее руку, но наткнулся на камень. В подземелье раздался шум шагов и згмер вдали.
Турок проснулся.
Пленника не было. На земле валялись его цепи. Бежал казак. Паша не стал преследовать беглеца, так поверил он его рассказу.
С той поры турок потерял покой. Он обыскал все казематы во всех подземельях крепости, но нигде ничего не обнаружил. Тогда он стал обыскивать окрестности. Золото и драгоценности мерещились ему днем и ночью. Он лазил по скалам, забирался в ущелья, в пещеры. Но золота нигде не находил.
Однажды паша взобрался на скалу, увидел там какую-то расщелину, попытался к ней подобраться, но сорвался и рухнул вниз. Там нашел он свою смерть.
Окрестные жители говорят, что жадный турок не сам упал, а был затянут в пропасть злым духом, живущим в подземельях Мангупа.
И еще говорят, что душа турка будет долго бродить возле Мангупа, высматривая вход в заветное подземелье, где хранится казачий клад. Жадная душа не успокоится, пока бег времени не сотрет ее с лица земли.
Часто раздается в скалах Мангупа оглушительный хохот: то, говорят, удалой казак, веселая душа, смеется над одураченным турком.
ФОНТАН СЛЕЗ
[48]
виреп и грозен был хан Крым-Гирей. Никого он не щадил, никого не жалел. К трону пришел Крым-Гирей через горы трупов. Он приказал вырезать всех мальчиков своего рода, даже самых маленьких, кто был ростом не выше колесной чеки, чтобы никто не помышлял о власти, пока он, хан, жив. Когда набеги совершал Крым-Гирей, земля горела, пепел оставался. Никакие мольбы и слезы не трогали его сердце. Трепетали люди, страх бежал впереди имени хана.
— Ну и пусть бежит, — говорил он, — это хорошо, если боятся…
Какой ни есть-человек, а без сердца не бывает. Пусть оно каменное, пусть железное. Постучишь в камень — камень отзовется. Постучишь в железо — железо прозвенит. А в народе говорили — у Крым-Гирея нет сердца. Вместо сердца у него — комок шерсти. Постучишь в комок шерсти — какой ответ получишь? Разве услышит такое сердце?
Но приходит закат человека. Постарел некогда молодой хан, и ослабело его сердце.
Однажды в гарем к старому хану привезли невольницу, маленькую худенькую девочку. Деляре ее звали. Привез ее главный евнух, показал Крым-Гирею, даже зачмокал от восхищения, расхваливая невольницу.
Деляре не согрела лаской и любовью старого хана, а все равно полюбил ее Крым-Гирей. И впервые за долгую жизнь свою он почувствовал, что сердце болеть может, страдать может, радоваться может, что сердце — живое.
Недолго прожила Деляре. Зачахла в неволе, как нежный цветок, лишенный солнца.
На закате дней своих любить мужчине очень трудно. От этой любви сердцу всегда больно. А когда любимая уходит из жизни, сердце плачет кровью. Понял хан, как трудно бывает человеческому сердцу.
Вызвал Крым-Гирей мастера иранца Омера и сказал ему:
— Сделай так, чтобы камень через века пронес мое горе, чтобы камень заплакал, как плачет мужское сердце.
Спросил его мастер:
— Хороша была девушка?
— Что знаешь ты о ней? — ответил хан. — Она была молода. Она была прекрасна, как солнце, изящна, как лань, кротка, как голубь, добра, как мать, нежна, как утро, ласкова, как дитя.
Долго слушал Омер и думал: как из камня сделать слезу человеческую?
— Из камня что выдавишь? — сказал он хану. — Молчит камень. Но если твое сердце заплакало, заплачет и камень. Если есть душа в тебе, должна быть душа и в камне. Ты хочешь слезу свою на камень перенести? Хорошо, я сделаю. Камень заплачет. Он расскажет и о моем горе. О горе мастера Омера. Люди узнают, какими бывают мужские слезы. Я скажу тебе правду. Ты отнял у меня все, чем душа была жива. Землю родную, семью, имя, честь.
Моих слез никто не видел. Я плакал кровью сердца. Теперь эти слезы увидят. Каменные слезы увидят. Это будут жгучие слезы мужские. О твоей любви и моей жизни.
На мраморной плите вырезал Омер лепесток цветка, один, другой… А в середине цветка высек глаз человеческий, из него должна была падать на грудь камня тяжелая мужская слеза, чтобы жечь ее день и ночь, не переставая, годы, века…
И еще вырезал Омер улитку — символ сомнения. Знал он, что сомнение гложет душу хана: зачем нужна была ему вся его жизнь — веселье и