ощущать, что их действие происходит в каком-то общем мире в каком-то отдаленном прошлом: Бильбо вспоминает истории Гэндальфа про «драконов и гоблинов, про великанов и спасенных принцесс и везучих сыновей бедных вдов». Но этот мир не привязан ни к какой известной истории или географии, да и между самими сказками связь тоже отсутствует. Таким образом, его нельзя развивать дальше. Сказки будят воображение, но не удовлетворяют его полностью — по крайней мере так, как ожидают современные читатели: с полноценным сюжетом, проработанными персонажами и, пожалуй, главное — с картой.
В сказках есть и еще одна проблема, которую Толкин ощущал очень остро. Дело в том, что даже в самом начале — то есть тогда, когда ученые стали ими интересоваться и записывать их, — они в каком-то смысле уже пришли в упадок. Совершенно очевидно, что, занимаясь составлением сборника «Детские и домашние сказки» (Haus- und Kindermärchen), братья Гримм в XIX веке в первую очередь намеревались провести своего рода археологические раскопки ради спасения литературного наследия. Они были убеждены, что в собранных ими сказках, даже самых коротких и не представляющих интереса с социальной и литературной точки зрения, сохранились крупицы неких древних верований, бытовавших в Германии изначально и вытесненных зарубежными миссионерами, насаждавшими иностранную грамоту и христианство. Старший из братьев, Якоб Гримм, в своем масштабном труде «Тевтонская мифология» (Deutsche Mythologie) даже пытался собрать эти частицы воедино или хотя бы записать как можно больше древних преданий. В целом эта его попытка осталась незамеченной или вызвала насмешки, однако в указанной работе было сделано несколько точных замечаний. Одно из них состоит в том, что в некоторых случаях, как со словом dwarf (гном) (см. выше стр. 26), во всех германских языках сохранилось одно и то же слово, причем они явно не заимствовали его друг у друга, поскольку оно тысячелетиями менялось вместе с каждым из этих языков. Соответственно, английское dwarf равно немецкому Zwerg и древнескандинавскому dvergr. Это указывает на то, что слово, судя по всему, очень древнее — гораздо древнéе, чем те сказки, в которых оно сохранилось. Но ведь все это время оно наверняка использовалось в сказках. Какими же могли быть эти древние сказания до того, как всю мифологию низвели до уровня детей и их нянек?
В пользу этой теории говорят фрагменты древней дворянской литературы Северной Европы, создававшейся для взрослых и заново обретенной в XVIII–XIX веках. Следует отметить, что эти произведения были полностью утрачены и забыты на много столетий — например, вполне возможно, что Шекспир, явно знакомый со сказками лучше, чем хотел показать, вряд ли что-либо знал о той высокой литературе, на которой они были основаны.
Насколько мы можем судить, единственный дошедший до наших дней экземпляр древнеанглийского эпоса «Беовульф», в котором упоминается множество всяких тварей, в том числе эльфы и орки, не читали и практически не замечали со времен нормандского завоевания в 1066 году и вплоть до публикации в 1815 году в Копенгагене. Древнескандинавские поэмы, входящие в «Старшую Эдду», точно так же оставались неизвестными — бóльшая их часть хранилась в виде единственной рукописи в исландском крестьянском доме, — пока их не обнаружили и постепенно, по частям не перепечатали ученые, в числе которых были и братья Гримм. Средневековая английская поэма «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», в которой тоже встречаются эльфы и великаны, была почти не известна и, разумеется, не входила в университетскую программу до тех пор, пока в 1925 году ее не отредактировал сам Толкин вместе со своим младшим коллегой по Лидсскому университету Э. В. Гордоном. Однако у тех, кто читал эти произведения и множество других плохо сохранившихся работ, возникало ощущение, что их авторы действительно обладали неким общим знанием, на основе которого потом, гораздо позже, были написаны и современные сказки, и что это знание, пожалуй, можно восстановить. В этом и состоит филологическая «реконструкция», о которой шла речь во вступительной главе (стр. 26–27).
Таким образом, сказки и предшествовавшие им произведения будоражили воображение в двух отношениях, намекая на существование целого мира, который не раскрывался во всех подробностях. Можно отталкиваться от гномов из «Белоснежки» — а можно от тех, что упоминаются в поэме «Руодлиб», написанной в XII веке немецким поэтом на латыни, или в древнескандинавском поэтическом сборнике «Старшая Эдда» (некоторые из входящих в него произведений, возможно, даже древнее «Руодлиба»).
Именно этим и занимался Толкин: в частности, об этом свидетельствует его настоятельное требование к издателям писать в тексте «dwarves», хотя, как он сам говорит в предисловии к «Хоббиту», «единственно правильная форма множественного числа слова dwarf в английском языке — dwarfs». Если это единственно правильная форма, зачем употреблять неправильную? А дело в том, что окончание — ves является признаком древности слова, а значит и его подлинности. Даже в современном английском языке древние слова, оканчивающиеся на — f, образуют множественное число с помощью окончания — ves, если они все это время оставались в постоянном употреблении: hoof — hooves, life — lives, sheaf — sheaves, loaf — loaves. Вероятно, пара dwarf — dwarves развивалась по тому же принципу, но, очевидно, вышла из общего употребления, и ее приравняли (наверняка те самые «грамотные люди», школьные учителя и издатели) к упрощенной модели: tiff(s), rebuff(s) и так далее. Толкин намеревался обратить эту тенденцию вспять. Братья Гримм точно так же настаивали на том, что «эльф» на немецком во множественном числе — Eiben, а не Elfen (эта форма была позднее заимствована из английского, где она к тому времени тоже стала исторически ошибочной). Кроме того, еще только начиная писать «Хоббита», Толкин, очевидно, имел в виду поэму из «Старшей Эдды», откуда он в итоге взял все имена для Торина и К°.
Можно заметить, что в «Хоббите» на удивление мало имен собственных, во всяком случае по сравнению с «Властелином колец». Названия большинства природных объектов образованы от родовых существительных и прилагательных, просто написанных с заглавной буквы: Холм, Река, Дейл[13], Долгое Озеро, Река Быстротечная, Одинокая Гора, Воронья Высота и даже Каррок. На робкий вопрос Бильбо об этом последнем названии Гэндальф дает уничтожающий ответ: «Он назвал ее Карроком, потому что это самый настоящий каррок. Такие штуки он всегда называет карроками, а эту величает Карроком с большой буквы, поскольку она в окрестностях его дома одна такая». Кроме того, в книге есть несколько хоббитовских фамилий и названий (Бэггинс и Тук, Хоббитон, а также аукционисты Грабб, Грабб и Бэрроуз); побольше имен собственных из уже созданной Толкином эльфийской мифологии, которая здесь приводится