Читать интересную книгу Колыбельная - Владимир Данихнов

Чуркина как раз не было дома. Он ушел по важным делам и забыл запереть дверь. Обычно Чуркин поворачивал ключ в замке на максимальное число оборотов. Вынув ключ, он дергал дверь за ручку, чтоб убедиться, что она не открывается. По пути на работу, не в силах вспомнить, закрывал он дверь или это ему приснилось, мчался обратно и проверял; успокаивался, но ненадолго. Потом целый день мучился на работе. Как назло именно в это воскресенье он был твердо уверен, что дверь заперта. В голове утвердилось воспоминание, как он тщательно запирает дверь, дергает за ручку и, убедившись, что дверь не открывается, спускается по лестнице. На втором этаже, измучившись сомнениями, решает проверить: вдруг не запер. Бежит наверх, тянет дверь на себя: все-таки заперта. Эти воспоминания относились к субботе, но страдавший бессонницей Чуркин давно потерял счет одинаковым серым дням.

Меньшов позвонил, но никто не ответил. Он позвонил еще раз, и снова никто не ответил. Кнопка звонка была липкая от грязи и жира. Меньшов решил позвонить в третий раз для очистки совести, но не позвонил; он заметил, что дверь не заперта. Повернул ручку и застыл на пороге. Запах стоял почти осязаемый. Меньшов окунулся в вонь, как в мутную воду. В темноте чернели груды мусорных мешков. Меньшов моргнул: в последний раз он был у Чуркина полгода назад. Тогда его квартира была мрачным местом, в котором Меньшов страдал от скуки. Но сваленного куда попало мусора не было. Меньшов пощелкал выключателем в прихожей; свет не зажегся. На цыпочках он прокрался на кухню. Сквозь задернутые шторы сочился тусклый свет. На столе, накрытом старой клеенкой, лежала тарелка с разлагающимися объедками. По объедкам, питаясь, ползали тараканы. Меньшову казалось, что он сходит с ума: комната поплыла перед глазами. Он попробовал отдернуть штору, чтоб впустить в комнату побольше солнца, но та не поддалась. Дернул еще раз – безрезультатно. В груди поднялся жар, горло сдавило, ладони высохли, как бумага, на лице выступил пот. Он захотел выпить чего-нибудь холодного и открыл холодильник. В холодильнике не было ничего кроме банки красных ягод. Меньшов видел эти ягоды раньше, но не помнил названия. Он потрогал банку: на влажном стекле остался отпечаток указательного пальца. Меньшов закрыл холодильник. Вернулся в прихожую, аккуратно перешагивая мусорные мешки. Он почти перестал замечать вонь, да и тошнота прошла; чтоб не бояться, он просто ни о чем не думал. К счастью, он хорошо умел это делать. Заглянул в гостиную: темно и ни души. На старом телевизоре темнел холщовый мешок, набитый мусором до отказа; дно мешка протекало. Меньшов не стал особенно приглядываться, что за жидкость вытекает из мешка, потому что вообще не любил приглядываться: у него от этого болели глаза. Он толкнул дверь в спальню, но она оказалась заперта. Из спальни послышался тихий детский голос. «Пожалуйста…» Меньшов не поверил своим ушам. «Пожалуйста…» – повторил голос. Меньшов, чтоб не слышать голоса, развернулся и поспешил к выходу. Споткнулся о мусорный пакет и чуть не упал. Из пакета что-то вывалилось. Меньшов не стал смотреть, что именно вывалилось. Дверь скрипнула; сердце Меньшова ухнуло в пятки. Он замер на месте, готовый закричать. К счастью, это был всего лишь сквозняк. Меньшов пулей вылетел из страшной квартиры. Бежал он долго, не помня себя от ужаса. Очнулся перед супермаркетом «Солнечный круг». Немолодая женщина в черном платке странно на него смотрела. В руках она держала распечатанную на листе формата А4 фотографию улыбающейся девочки; внизу чернела надпись большими буквами: «ПРОПАЛ РЕБЕНОК, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ». Дочь этой женщины пропала больше месяца назад, и бедная женщина уже не верила, что ей кто-то поможет, но всё равно выходила на улицу с фотографией ребенка и приставала к прохожим возле супермаркета с просьбой о помощи. Прохожие отворачивались и старались отойти от нее подальше, чтоб не подцепить микроб чужого несчастья. В администрации супермаркета посчитали, что поведение женщины мешает торговле, и обратились в полицию, чтоб та предотвратила появление безумной тетки у дверей магазина. Полиция заявление приняла, однако с мерами по оказанию противодействия не спешила. Меньшов уставился на фотографию девочки. Женщина, поблескивая глазами, приблизилась к нему и подняла фотографию повыше, чтоб Меньшов получше разглядел лицо ее единственной дочери. У Меньшова пересохли губы.

–Здравствуйте,– сказала женщина так тихо, как будто в целом мире царила мертвая тишина.

–Здравствуйте,– так же тихо ответил Меньшов.

–Вы не видели мою девочку?– спросила женщина.

–Нет,– помолчав, сказал Меньшов.

–Спасибо,– сказала женщина.

–Не за что,– сказал Меньшов.

Женщина опустила фотографию. Меньшов вспомнил, что дома закончился хлеб, и зашел в супермаркет. Кроме хлеба он взял гроздь бананов, полкило копченой колбасы и килограмм сахара, потому что сахар дома тоже закончился, а еще кофе, потому что кофе подходил к концу, а в «Солнечном круге» продавался как раз тот недорогой сорт кофе в зернах, который Меньшов предпочитал пить; вотделе консервированных продуктов он прихватил свиную тушенку, потому что давно не ел тушенки и решил поесть ее с вермишелью, но вспомнил, что вермишели дома тоже нет, и вернулся в отдел круп и изделий из теста. Он долго метался между полками, выбирая нужный сорт. Там было потрясающе много всякой вермишели, и лапши, и круп, и Меньшов совсем потерялся в этом разнообразии. Голова у него пошла кругом, и он схватил первую попавшуюся пачку. Молодая девушка с бэджиком на груди подошла к нему и спросила, чем она может помочь. А Меньшову как раз нужно было, чтоб кто-нибудь ему помог, именно в ту минуту он сильно нуждался в чьей-нибудь помощи, но у него не было друзей, которые могли бы помочь, и он попросил девушку, чтоб она открыла стеклянный шкаф, в котором хранятся крепкие алкогольные напитки. Девушка долго искала ключ от шкафа, но так и не нашла. Вызвали менеджера. Менеджер пришел не сразу: он хмурился и отвечал недовольным голосом, потому что его разбудили посреди приятного сна. Наконец шкаф открыли. Меньшов не глядя положил в корзину несколько бутылок: коньяк, ром и, кажется, виски. Далее ему пришлось выстоять длиннющую очередь. Работала всего одна касса, и пожилой мужчина в очереди возмущался, почему только один кассир на рабочем месте. Он требовал вызвать менеджера. Однако менеджера не вызвали, потому что он опять уснул и строго-настрого наказал не будить его до четырех. Девушка на кассе не смотрела в лица покупателям. Меньшову так хотелось, чтоб она посмотрела на него, но она не посмотрела. Она положила деньги в кассовый аппарат, подождала, когда машина распечатает чек, и отдала его Меньшову. Меньшов взял чек и с полным пакетом еды вышел на улицу. На тополях дрожали последние листья. В лужах отражались грязные ботинки. На балконе женщина прикрывала белье от дождя полиэтиленовой пленкой: ветер задирал углы пленки, она поправляла их, ветер снова задирал, она снова поправляла. Небритый мужчина подошел к Меньшову стрельнуть сигаретку. Меньшов протянул ему чек. Небритый мужчина потоптался на месте и отошел в сторону, размышляя, сколько странных людей ходит по улицам родного города. Меньшов дождался маршрутки и забился на заднее сиденье. Нельзя сказать, что он чего-то боялся или о чем-то думал; он не думал вообще ни о чем, просто глаза у него были пустые, а руки тряслись, и бутылки позвякивали в пакете.

Глава одиннадцатая

Чуркин не сразу понял, что в его квартире кто-то побывал. Вернувшись с вещевого рынка в новых ботинках, он без сил опустился на пол и свернулся калачиком, разглядывая ползающего по обоям жука. В форточку стучала тополиная ветка, и Чуркин уснул под этот мерный стук. Ему снилась прозрачная скала. Он застыл в этой скале, как древний москит в куске янтаря, с приятным чувством, что делать ничего не надо, только беззвучно находиться на своем месте. Проснувшись в три часа ночи от неясной тревоги, Чуркин встал не сразу: немного полежал, размышляя о бесконечности космических пространств. Люди представлялись ему песчинками, высыпанными на Землю щедрой рукой безучастного творца. Чуркин не верил в бога, но любил подумать о нем, как о саркастическом создании, которому нравится наблюдать за страданиями разумных песчинок. В другое время Чуркин воображал бога мохнатым шаром, который катится по земле, пожирая человеческую плоть, как в кинофильме «Зубастики-2». Портсигар больно уткнулся в бедро, и Чуркин привстал на локтях, созерцая свои владения. Дед его был атеистом, и Чуркин тоже решил стать атеистом, хотя по большей части ему было всё равно, есть бог или нет. Он подумал о тревожной мысли, которая его разбудила: с чем она связана? Неужели с тем, что Чуркин так и не выбрал на рынке новую куртку? Вряд ли. Чуркин открыл холодильник и поморгал, привыкая к холодному белому свету. Банка с ягодами стояла на месте: на ее стеклянном боку остался отпечаток пальца. Чуркин сглотнул: он относился к банке бережно, потому что она каким-то образом была связана с запертой спальней, в которую он боялся заходить, и никаких отпечатков не оставлял – просто не мог оставить. Он кинулся к входной двери. Вспомнил: дверь была открыта, когда он вернулся. Тогда он не придал этому значения, как не придавал значения своей жизни; всущности, размышлял Чуркин, и теперь нет никакой разницы. Он открыл сейф, в котором хранился незарегистрированный пистолет, оставшийся ему от отца. Вынул его; повертел в руках, размышляя, куда лучше приставить ствол – к виску или ко лбу, но так ничего и не надумал. Спрятал пистолет обратно в сейф. Прислонился спиной к стене и сполз на пол: неважно, побывал кто-то у него или нет. Теперь этот кошмар закончится. Чуркин ждал утра, потому что решил, что за ним придут именно утром. Солнце поднялось в обносках черных туч; никто за ним не пришел. Чуркин хотел почистить зубы, но вспомнил, что зубная паста засохла, потому что он забыл закрыть тюбик крышкой, а новой пасты он не купил; поэтому чистить зубы он не стал, а заодно не стал умываться, потому что не видел в этом смысла. Чуркин видел смысл приводить себя в порядок ради дорогих ему людей, а ради ментов, которые придут за ним, приводить себя в порядок не желал. Он кинул в рот пару ягод, стараясь не глядеть на отпечаток пальца, запил прокисшим молоком и сел на стул, повторяя про себя: сейчас я пойду на работу, сейчас я пойду, и уснул. Через минуту проснулся и пошел на работу. Он опоздал на полчаса, но начальник тоже опоздал, поэтому никто его не отчитал. Он ждал, когда откроется дверь в помещение и полицейский в фуражке заглянет внутрь и потребует Чуркина в коридор; но никто Чуркина не потребовал. После обеда заглянула Людочка. Она спросила, не видел ли он ее начальника, Меньшова. Чуркин ответил, что не видел. Чуть позже Меньшов сам позвонил Людочке и предупредил, что сегодня не придет, потому что заболел. Людочка расположилась у окна и застыла, не желая ничем заниматься. Она увидела сидящую на скамейке молодую девушку, которая читала книгу, спрятавшись от дождя под зонтом цвета шафрана. «Вот дура»,– подумала Людочка. Затем она подумала, что сыну надо купить очки, потому что он совсем испортил глаза, сидя за компьютером. Она решила, что придет сегодня домой и выскажет мужу всё, что о нем думает: во-первых, он купил сыну компьютер, чтоб не проводить с мальчиком время; во-вторых, она несчастлива в браке. Поразмыслив, Людочка пришла к выводу, что после этих слов ничего не изменится: муж промолчит, сын промолчит, а она пойдет в «Оптику» и купит мальчику очки. Принесет домой, но сын не станет их носить, и очки проваляются в углу, покрываясь пылью, как вся ее жизнь. Она погладила живот: шрам отозвался застарелой болью. Когда-то она была веселой неунывающей девушкой, любила жизнь и людей, а потом ее чуть не прирезали из-за сумочки, в которой было три рубля и помада. В кабинет вошел системный администратор. Он спросил, где Меньшов. Людочка не ответила, и системный администратор вышел.