Читать интересную книгу Сальмонельщики с планеты Порно - Ясутака Цуцуи

— Да я же не знал! — с болью вырвалось у меня, — Спел какую-то ерунду, вот и всё. Я понятия не имел, что это что-то значит! И за это наказание?

— Да, — ответил староста с устрашающей уверенностью.

Уткнувшись лицом в руки, я воскликнул:

— Зачем вы разрешили мне танцевать? Если это табу и так опасно, почему все настаивали, чтобы я пел? Вы все тоже виноваты! Зачем вы запели песню Медвежьего Леса посреди поминок?! Может, думали, кто-нибудь возьмёт и опростоволосится — запоёт с настоящими словами?

— Верно. Мы тоже виноваты, — заявил краснолицый, который открывал вечер танцев. Было видно, что его мучает совесть.

— И то правда, неправильно всё на тебя сваливать, — поддержал его староста, печально глядя на меня, — Хочешь знать, почему мы так любим петь песню Медвежьего Леса? Потому что думаем, что когда-нибудь сможем услышать настоящие слова. Кто-нибудь случайно их споёт. От этого нас всех пробирает дрожь. А где-то в глубине есть чувство гордости: у нашей деревни ключи от судьбы всей страны. Потому песня зажигает ещё сильнее. И потом, сегодня мы все слишком увлеклись. Когда ты сказал, что хочешь танцевать, что-то мне подсказало: добром это не кончится. Могу побиться об заклад, у других тоже было такое предчувствие. Но никто даже во сне не мог представить, что ты возьмёшь и споёшь нашу песню, правильно, до последней буквы. Без единой ошибки, с начала и до конца. Нам нравилось это возбуждение, чувство опасности. И вот что вышло.

— И что, ничего нельзя сделать? — Я уже почти плакал.

Все как один покачали головами.

— Нет. Ничего, — ответил староста, — Что сделано, то сделано. И давайте не думать слишком много о том, что теперь может случиться со страной.

— Да, давайте не думать, — эхом откликнулись его земляки, стараясь меня утешить.

— Какой смысл себя изводить, гадая, что может случиться?

— Выбрось это из головы!

— Да не беспокойтесь вы!

«Как тут не беспокоиться?» — спрашивал я у себя.

Машинист поднялся.

— Ну что? Собираться пора? Время полчетвёртого.

— Да. Надо отвезти нашего гостя, — сказал староста.

— Тогда до свидания, — попрощался я, с тяжёлым сердцем встал и поклонился всем.

В тишине мужчины и женщины отвесили ответные поклоны. Оцуки, выглядывая из-за спины немолодой женщины, так похожей на неё, кивнула мне.

Я снова забрался в вагончик. Машинист доставил меня обратно к подножию горы, а оттуда — на маленький полустанок под названием «Олений Лес».

Уезжая, он сказал на прощание:

— Не рассказывайте никому о главной ветке «Медвежий Лес», ладно? И о людях из Медвежьего Леса, и о песне.

— Конечно, — пообещал я. — И не собираюсь даже.

Через пару дней я вернулся домой. И с тех пор живу в нервном ожидании, каждый день не переставая думать о бедствии, которое может обрушиться на Японию. Пока, насколько мне известно, ничего страшного не произошло. Иногда я думаю, что они надо мной просто посмеялись. Но представим хотя бы на минуту, что мы и в самом деле стоим на пороге чего-то страшного. Или это уже случилось, и только я об этом не знаю. Вдруг в этот самый момент с нашей страной происходит настоящий кошмар…

Граница счастья

Вернувшись домой с работы, я застал жену за чтением женского журнала. Только я ступил на порог, как она уставилась на меня, а её лицо превратилось в один открытый рот.

— Какая же я дура, что за тебя вышла!

В изумлении от такой встречи, я заорал в ответ:

— Что?! В чём дело?! Ты что несёшь?!

Жена шлёпнула тыльной стороной ладони по открытой странице журнала. Ещё одна идиотская статья, на сей раз — «Измерьте секс-рейтинг своего мужа».

— Здесь написано, что у тебя член как у ученика пятого класса. У цыплёнка и то лучше стоит, чем у тебя. А по технике секса ты вообще отстой — третий уровень. Ты как пятидесятилетний, хотя тебе всего тридцать с хвостиком, а мне и тридцати нет! И что ты думаешь делать?! Сколько можно мне голову дурить! Какая же я идиотка!

— Ты что, совсем одурела?! Дура похотливая! — Я вырвал у неё из рук журнал и отшвырнул в сторону. — Совсем на сексе помешалась! Стыда у тебя нет! Сегодня получка, я с работы — сразу домой. Деньги принёс. Не буду тебе ничего покупать! Обойдёшься!

Жена открыла рот, хватая воздух, как рыба, на её лице мелькнуло: ах ты, чёрт! Она тут же изобразила смирение, кокетливо улыбнулась и начала извиняться:

— Прости, дорогой. Я не имею права так говорить.

— Вот именно. Не имеешь права, — кивнул я, — Ты никогда не голодала, не плакала из-за того, что тебе нечего одеть. У нас есть всё, что и у большинства других семей. И всё благодаря мне. Ты счастлива. Так счастлива, что отчаянно ищешь повод быть несчастной хоть в чём-нибудь. Поэтому ко мне и придираешься. Разве не так?

— Да, дорогой. Прости меня, пожалуйста, — проговорила жена, глядя на меня глазами, полными надежды.

Большинство мужей, столкнувшись с такой безоговорочной покорностью, растаяли бы и, расплывшись в улыбке, вручили благоверной зарплату. Но я не из таких. Терпеть не могу слащавых семейных комедий. Не хочу тонуть в показушном счастье. Если говорить себе: ты счастлив! — значит, я такой же, как все эти мужья из телесериалов.

Когда я переодевался в спальне в домашнюю одежду, ко мне из кухни заглянула моя 65-летняя мамаша.

— У тебя ведь сегодня получка, да, сынок? — подбираясь бочком, заискивающе проворковала она. — Дай нам немного денег. Сигэнобу всё просит игрушечный танк. Хочу ему купить!

— Нет! — закричал я. Сыновняя любовь тоже не мой конёк, — Иди лучше ужин готовить. Давай поворачивайся, глупая корова! Пока я тебя отсюда не выставил!

Но мамаша всё не уходила, что-то ворча. Я дал ей хорошего пинка, и она с хныканьем убралась к себе на кухню. Получила, что заслужила.

Я вернулся в гостиную.

— Ты не искупаешь Сигэнобу, дорогой? — попросила жена.

Сын — ему скоро два года — ползал по полу перед телевизором, по которому шёл очередной боевик. «Интересно, много он понимает?» — подумал я. Не обращая внимания на его писк: «Ещё хочу посмотреть!», я вытряхнул его из одежды и понёс в ванную. Сигэнобу всё ещё лопочет что-то по-своему, и не всегда поймёшь, что ему надо. Но какой милый это был лепет! Он мне так нравился, что я ненавидел себя. Ненавидел за то, что люблю своего сына. Приходя от этого в смущение, я даже наказывал его иногда, убеждая себя, что мальчиков надо воспитывать в строгости.

Над ванной поднимались клубы белого пара. Взяв Сигэнобу на руки, я окунул его в воду по грудь. Чтобы проверить температуру.

Вода была как кипяток. Сигэнобу пронзительно закричал и зашёлся плачем. Я выдернул его из ванны. Нижняя половина тельца сделалась пунцово-красной.

— Сигэнобу!

— Боже, что случилось?! — Жена и мамаша подлетели к ванной, распахнули стеклянную дверь и уставились на меня.

— Ничего, ничего, — сказал я со смешком, делая вид, что ничего особенного не произошло, — Воду проверяем, только и всего.

— Что ты наделал?! — закричала моя супруга, поднимая Сигэнобу на руки. — Ой! Ой! Бедный малыш! Ты же его обварил!

— Бо-бо!

Жена крепко прижала к себе сына, не переставая голосить.

— Ты что, сам не мог воду проверить?! — Она зло сверкала на меня полными слёз глазами.

— Заткнись! Жена должна воду проверять, если муж в ванную собрался. Дура! — Я отвесил ей полновесную пощёчину, — Хочешь, чтобы я сидел голый в холодной воде, пока не простужусь?!

Жена разревелась. Вслед за ней заревела и мамаша, безуспешно пытавшаяся меня унять. А я распсиховался не на шутку.

Сигэнобу, к счастью, не обжёгся. Его чем-то смазали, и боль вроде улеглась. Я вздохнул с облегчением и снова стал злиться на себя. Злился весь ужин. Понятно почему. Всё из-за этого мелкого псевдосчастья.

После ужина Сигэнобу с бабкой отправились спать в свою комнатушку. В нашей квартире три комнаты, плюс кухня и ванная. Семнадцатый этаж, блок № 46 в огромном жилом комплексе. Комнаты все маленькие, не больше восьми метров. В одной — наша спальня, в другой живёт мамаша, и третья — гостиная. Ещё туалет. Во всех комнатах мебель по последней моде. В гостиной — здоровенный цветной телевизор и котацу[5] — не повернёшься.

Я придвинулся к котацу и, поглядывая на телевизор, принялся за мандарины. Показывали какой-то старый американский фильм. Звёзды Голливуда разговаривали по-японски с сильным акцентом. Жена рядом шила что-то для Сигэнобу.

— Дорогой, — сказала жена, когда я протянул руку к шестнадцатому мандарину, — хорошо бы новый телевизор купить.

— Новый?! — Я бросил на жену рассеянный взгляд, — Этот только полгода назад купили!

— Последняя модель. Тебе так понравится. Иностранные фильмы можно смотреть хоть дублированные, хоть не дублированные. Нажмёшь на кнопку — и готово.