Очень хорошо ее состояние в тот момент передаст Уинстон. В его романе «Саврола» есть сцена, когда Люсиль, супруга президента республики Антонио Молары, размышляя над возможной отставкой своего мужа, восклицает: «Неужели я ничего не могу сделать? Неужели я отыграла свою роль? Неужели лучшая часть моей жизни подошла к концу?» Нет! «Я добьюсь своего», – с дерзкой решимостью возражает героиня самой себе. И в тот же момент вновь задается вопросом: «Но чего мне добиваться?»
«Этот вопрос остался без ответа», – пишет автор «Савролы»280. Но у Дженни ответ был. Когда представитель парламента приехал забрать церемониальные одежды канцлера Казначейства, она отказалась вернуть их, заявив, что «прибережет для сына»281.
Уинстон был единственный в семье, для кого драматичная отставка отца не означала конец. Политическая деятельность лорда Рандольфа в 1885–1886 годах совпала с периодом активного формирования личности молодого Черчилля, важное место в котором занимало увлечение политикой. «Дорогой папа, я ехал сегодня с джентльменом, который считает Гладстона грубым человеком; по его мнению, „этот с кудрявыми усами должен стать премьером“», – спешит сообщить он обладателю «кудрявых усов» в апреле 1885 года. «Машинист электропоезда сказал, что „лорд Р. Черчилль“ будет премьер-министром», – читаем мы в его письмах отцу282.
Вряд ли взрослые стали бы обсуждать с десятилетним ребенком политическую ситуацию в стране, если бы он сам не поднимал эту тему. Во время посещения бассейна Уинстон спросил у одного из служителей:
– Вы консерватор или либерал?
– Я не думаю о политике, – ответил растерявшийся мужчина, не привыкший к подобным вопросам от детей.
– Что? – закричал Черчилль. – Вы платите налоги и не думаете о политике?283
При вспыхнувшем интересе к политике Уинстон еще больше увлекся чтением. В Брайтоне он жадно проглатывал все газеты, которые только мог найти. К тому времени его волновало уже буквально все – захват бельгийцами Конго, демонстрация рабочих в далеком Чикаго, изобретение Даймлером автомобиля и возведение статуи Свободы в Нью-Йорке284. К своему дню рождения он просит леди Рандольф подарить ему иллюстрированный труд генерала армии Улисса Симсона Гранта (1822–1885) «История Гражданской войны в Америке»285. Похоже, эта книга произвела на него очень сильное впечатление. По крайне мере, он возьмет на вооружение метод главнокомандующего армией Севера и впоследствии не раз будет выступать трубадуром собственных подвигов на различных руководящих должностях.
В 1885 году вышел в свет роман Генри Райдера Хаггарда (1856–1925) «Копи царя Соломона». Один экземпляр книги попадает к Черчиллю, и тот прочтет его на одном дыхании. Описание приключений Аллана Квотермейна настолько впечатлили юного читателя, что он попросил Дженни прислать ему остальные произведения Хаггарда286. Тетя Леони организует Уинстону личную встречу с Хаггардом, которая лишь усилит любовь к писателю и его романам. Когда в 1887 году выйдет сиквел, Хаггард подарит экземпляр своему новому знакомому. «Большое спасибо, что прислали мне „Аллана Квотермейна“, – поблагодарит Уинстон. – А. К. мне понравился больше, чем „Копи царя Соломона“. Этот роман более занятен. Надеюсь, вы напишете еще много хороших книг»287. Всего Черчилль прочтет «Копи царя Соломона» двенадцать (!) раз288 и в шестидесятилетнем возрасте будет продолжать восхищаться этим произведением289.
В отличие от Сент-Джорджа, в Брайтоне Черчиллю позволяли заниматься тем, что ему нравится: «Французским, историей, заучиванием множества стихов, а главное – верховой ездой и плаванием»290. Плавание доставляло ему особое удовольствие. Он с гордостью сообщает леди Рандольф, что научился переплывать бассейн291, и делится с ней наслаждением, которое доставило ему ныряние292. В Брайтоне Черчилль также увлекся футболом. «В этом семестре я участвовал в шести матчах, мы победили в пяти из них», – писал он младшему брату293. Несмотря на юношеский опыт, впоследствии наш герой будет равнодушен к этой игре294, проявляя гораздо больше интереса к другой командной игре в мяч – поло.
Если говорить об основной программе, то за годы учебы у сестер Томсон Черчилль значительно подтянулся по многим дисциплинам. А по классической литературе и французскому языку смог даже занять первое и третье места соответственно295.
Однако поведение его по-прежнему оставляло желать лучшего. Спустя три месяца после обустройства в Брайтоне он «немного повздорил» с одним из одноклассников, набросившимся на него с ножом. Уинстону крупно повезло, что он отделался легким ранением – нож пронзил грудь лишь на четверть дюйма, не причинив серьезных повреждений.
Инцидент был из ряда вон выходящим, и Шарлотта Томсон в тот же день связалась с леди Рандольф, чтобы сообщить ей о происшествии. У руководства школы на обидчика Уинстона накопилось уже достаточно жалоб, и они готовы были, если родители Уинстона сочтут нужным, немедленно инициировать разбирательство с последующим исключением агрессивного ученика из школы. Но мать Черчилля не торопилась карать драчуна. Она слишком хорошо знала характер своего сына. Интуиция ей подсказывала, что именно Уинстон и был виновен в произошедшем. По ее мнению, он стал задираться, за что и получил. «Пусть это послужит ему уроком», – скажет она своему супругу296.
Уинстон остепенится, но ненадолго. В графе «Поведение» значилось: «Общее количество учеников в классе – тридцать. Место в классе – тридцатое»297. В памяти учителей он останется «маленьким рыжеволосым учеником, самым капризным ребенком в классе, возможно, даже самым капризным ребенком в мире»298.
Черчилль и сам понимал, что с ним нелегко. «Думаю, ты рада моему отсутствию, – не без самоиронии писал он матери в январе 1885 года. – Никаких криков от Джека, никаких жалоб. Небеса спустились, и на земле воцарился порядок»299. При этом он очень ревностно охранял свое право на свободное от учебы время. Когда летом 1887 года встал вопрос о продолжении занятий во время каникул, недовольству Уинни не было предела. «Я никогда не учился во время каникул и сейчас не собираюсь, – в категоричном тоне заявил он родителям. – Это противоречит моим принципам»300. Его принципам противоречил не столько сам факт учебы, сколько то, что его принуждали к ней. Уже тогда своим кредо он выбрал: «Я люблю учиться, но мне неприятно, когда меня учат»301.
Дженни было тяжело справиться с упрямством сына. Но разве не от нее он унаследовал эту черту, как и стремление всегда и во всем действовать по своему усмотрению, независимо от того, что по этому поводу думают другие и насколько они недовольны тобой? По мере взросления Уинстона леди Рандольф приходилось все сложнее и сложнее, и она признала, что управиться с ним может только миссис Эверест. Хотя порой казалось, что и няня бессильна в этом отношении302.
Во время учебы в Брайтоне Черчилля ждали и более серьезные испытания, чем учеба во время каникул и отстаивание своей точки зрения. Несмотря на активное увлечение спортом, он никогда не отличался крепким здоровьем и именно в учебном заведении сестер Томсон приобретет привычку, которая останется с ним до конца дней: постоянно измерять температуру собственного тела303. В детстве он так боялся простудиться, что практически не расставался с термометром. «Моя температура не слишком дружелюбна, – жаловался он матери в сентябре 1885 года. – Однажды она поднялась до 37,8 °C вместо положенных 36,8 °C»304. В зрелые годы Черчилль будет мерить температуру ежедневно305, а если случалось заболеть, то ежечасно306.
Обычная простуда – еще не самое страшное, с чем Черчиллю придется столкнуться в Брайтоне. В архиве политика сохранилось письмо под номером CHAR 28/13/88, адресованное няне. Не надо быть графологом, чтобы понять, насколько слабым было физическое состояние автора, который поставил на двух страницах три большие кляксы, а каждое слово выводил с огромным трудом307.
Это письмо могло стать последним в его жизни. В марте 1886 года Уинстон слег с тяжелой пневмонией. Спустя всего четыре дня после начала заболевания положение стало критическим – температура поднялась до 40,2 °C, правое легкое отказывало. Не на шутку перепугавшиеся родители тут же примчались к постели больного. «Приближается кризис, – сообщил им семейный доктор Робсон Роуз (1848–1905). – Если воспаление не распространится на левое легкое, тогда, да благословит Господь, можно ожидать улучшения»308. Утром следующего дня Роузу удалось сбить температуру до 37,8 °C, однако к полудню она вновь подскочила до 39,5 °C. «Если мне удастся не допустить повышения температуры выше 40,5 °C, особых причин для беспокойства нет, через два дня кризис пройдет. Питание, лекарства и внимательный уход спасут вашего мальчика»309.