раздался грозный окрик мамы: «Сиди, у тебя такой же билет, как и у нее!» Я не выдержал и заметил маме, что билет у ее сына, действительно, такой же, но возраст несколько иной; ответом меня не удостоили, возможно, что и к лучшему. Конечно же, мамин урок мальчик взял на вооружение и, конечно же, будет им успешно пользоваться на протяжении всей своей жизни. А сколько еще таких бабушек и дедушек пострадает в будущем от «благоприобретенного» хамства тольк
о одного человека! Но сейчас речь идет не о социальных далеко идущих последствиях поступка матери, а о его примитивной биологической сущности.
Как и любая самка, мать ребенка в силу природного инстинкта стремится обеспечить своему детенышу максимальный комфорт, пусть и на короткое время. Ее бездуховная душа не знает угрызений совести, ибо последняя просто отсутствует и у животного, и у человека, живущего по законам, близким к законам животного мира.
Поступок современной женщины-матери в нравственном, точнее – в безнравственном, аспекте сродни поступкам «боголюбивых» священника и левита из притчи Христа о милосердном самарянине (Лк. 10,30-32). Как и ее библейские прототипы, главная героиня троллейбусной сценки впрямую не ухудшила состояние человека, нуждающегося в помощи и сочувствии (вот если бы она, допустим, согнала уже сидящую старушку, чтобы на ее место посадить сынка-здоровячка, тогда – другое дело). Иными словами, она уклонилась от зла, но не содеяла при этом и добра, явив тем самым образец равнодушия – естественного состояния среднестатистического обитателя нейтральной зоны шкалы жизненных ценностей.
Этот пример пассивного зла страшен тем, что иллюстрирует, по сути, повседневную нравственную норму, что в нем нет «ничего особенного». Это «особенное» обязательно испытает на себе впоследствии и общество, и любвеобильная мама по достижении ею возраста «правильной» бабушки, ибо Закон воздаяния неумолим. В формулировке Христа он гласит: «…каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7,1).
В рассмотренной выше сцене мать настраивает сына на неделание добра пока что в отношении «чужеродной» бабушки. Но, преуспев в этом, мать может пойти дальше, о чем уже говорилось в предыдущей теме. Во имя собственного душевного комфорта и, главное, комфорта горячо опекаемого потомка она будет готова разорвать без колебаний духовную связь сына даже с непосредственными его прародителями!
Стоп! Еще один шаг – и мать совершит самое страшное из всего того, чего люди «не ведают, что делают». Из всех бескровных преступлений раскол триады – самое тяжкое, ибо оно направлено не против отдельного человека или отдельно взятой родственной триады, а против человечества. Насильственное разделение старшего и младшего звеньев триады, вызванное инстинктивными действиями среднего звена, препятствует воздействию Высших Сил на духовный план младшего звена. Если же учесть, что таких расколотых триад вокруг нас великое множество, если не большинство, то становится ясным, что сепаратистская роль суммарного родительского звена становится преступной в космическом масштабе, ибо тормозит духовную эволюцию целых поколений. Вот где и когда раскрывается глубинный смысл назидания Христа: «И враги человеку домашние его» (Мф. 10,36).
Выше говорилось, что цель «института» бабушек и дедушек заключается в хранении и передаче житейской мудрости – нравственных норм, наработанных прародителями в свое время. Для обеспечения носителям этой информации надлежащих условий жизни Бог устанавливает «обратную связь» от детей к родителям и возлагает на первых заботу о почитаемом долголетии вторых. Однако нравственный багаж прародителей предназначается в основном их внукам, детям же в этой передаче отводится роль канала надежной двусторонней связи.
Но почему же к нравственным ценностям деда следует приобщать внука, а не родного сына, что казалось бы более логичным? Да потому, что внук в возрасте любознательного «крохи» из стихотворения В. Маяковского – это чистый лист, еще не испещренный нравственными установками родителей, школы, окружения и средств растленно-массовой информации; плюс ко всему он пока что доверчив и бесхитростен. Сын же к моменту, когда его отец достигнет возраста деда со стажем, вряд ли будет способен следовать отцовской морали, даже соглашаясь внутренне с ее постулатами. Ломать устоявшиеся стереотипы и свои личные, и своей семьи сыну уже не под силу, даже если он и осознает их порочность. Лучшее, что он может сделать при таком допущении, это позаботиться о моральном здоровье своего сына, обеспечив ему доступ к духовно-нравственным ценностям, хранимым пока еще здравствующими дедом или бабкой.
* * *
В чем же состоит значимость моральных норм прародителей, людей, «отставших от жизни» аж на два поколения? Именно в этой «отсталости»: в отдалении во времени, а значит и в содержании, их устоявшихся нравственных воззрений относительно наших, сиюминутных. Я не склонен идеализировать мораль отдаленных предков – в ней, конечно, многое уже «не то». Однако при всех своих минусах, она всегда, автоматически, будет выше морали отдаленных потомков. Иначе говоря, каждое последующее поколение в принципе безнравственнее и бездуховнее предыдущего, а тем более – предыдущих. Это вполне закономерно, а значит и неизбежно.
Технический прогресс привносит в жизнь каждого последующего поколения как норму все более широкий ассортимент все более утонченных, изысканных, материальных благ, обеспечивающих людям физические удобства или чувственные наслаждения. С одной стороны, он успешно удовлетворяет бесконечно разнообразные людские потребности. С другой, изощренно камуфлирует их животную суть под специфически человеческую, то есть неведомую животным форму самих потребностей.
Комфорт, представляемый новыми благами, ярко расцвечивается всеми видами рекламы. И это настолько завораживает большинство молодых людей, что они уже начинают видеть в комфорте смысл жизни, доминирующую жизненную ценность. С позиции молодежи это цель, к которой необходимо стремиться всегда и везде, пренебрегая нормами закона нравственного, а при необходимости – и в обход юридического. Нашим прародителям, конечно, был неведом столь многогранный бытовой комфорт, но зато им были неведомы и многогранные злодеяния, спрово-цированные безудержным стремлением к материальным благам. Ведь большой комфорт под-разумевает большие деньги, которые, думается, вряд ли можно всегда обрести законными путями.
Размах шкалы жизненных ценностей у всех людей, конечно, разный. Но у каждого конкретного участника божественного эксперимента он изначально имеет свои, строго фиксированные, границы, установленные Творцом-экспериментатором. В этих неизменных пределах всей ценностной шкалы любые из ее зон и участков могут развиваться только за счет притеснения, точнее – сокращения смежных зон. Поэтому разбухание зоны физиологических ценностей неизбежно ведет к подавлению зоны ценностей нравственных. Приоритет ценностей материальных над духовными вырисовывается все откровеннее в процессе жизни даже одного поколения.
Моральные законы наших дедов и бабок по сравнению с моральными законами их внуков в большей степени сориентированы на делание добра, нежели на уклонение от зла. Вследствие чего поколению прародителей в меньшей степени, чем их потомкам, присуще равнодушие к человеку и его проблемам, а значит, и желание