Швейцар открывает глаза и рассматривает сначала протягиваемую ему пачку «Примы», потом обладателя столь редкостных сигарет. Признав во мне ходока из дальних мест и не усмотрев в моих действиях ничего предосудительного, он принимает вызов.
— Лучше моих, — говорит швейцар и извлекает на свет пачку «Пэлл Мэлл».
И я понимаю, что ответы на мои вопросы будут стоить недешево.
Мы закуриваем и еще несколько мгновений молча обозреваем друг друга, внося в свои выводы последние коррективы.
— Значит, Габуния уже здесь? — говорю я, указывая на серую «Волгу», стоящую к нам ближе других. — Как это я не заметил?
— Какой Габуния? — лениво любопытствует швейцар.
— Мой приятель из Тбилиси. Это его машина.
— Пойдем, — предлагает швейцар, одарив меня взглядом, исполненным сочувствия.
Я жду от него слов, а он намерен вовлечь меня в действие. Любопытно — какое?
Мы подходим к заинтересовавшей меня машине. Швейцар достает из кармана ключи на пикантном брелке, открывает дверцу «Волги», опускается на переднее сиденье и приглашает меня расположиться рядом.
— Садись, дорогой, — говорит он. — Это моя машина.
Тем временем в ресторане происходит один незначительный инцидент, который, протекай он на моих глазах, заставил бы последующие события развернуться по-иному. Но я, хоть и нахожусь в каких-нибудь ста метрах, выключен из игры.
За столиком в дальнем углу некто в джинсовой куртке рассчитывается с официантом. Уплатив по счету, человек встает и направляется к выходу. Он спешит, у него нет желания быть узнанным. У самой двери «джинсовая куртка» вынужден уступить официанту с нагруженным подносом, и этого полуоборота достаточно для того, чтобы Ольга, нелюбопытно переводя взгляд с одного предмета интерьера на другой, увидела его лицо. Девушка вздрагивает. Она, без сомнения, знает этого человека.
Выйдя из ресторана, «джинсовая куртка» оказывается передо мной на расстоянии прямой видимости, но мой взгляд в его сторону расфокусирован: я отвлечен беседой со швейцаром. К тому же на стороне незнакомца сгущающиеся сумерки. Он сворачивает влево и сосредоточенно исчезает со сцены.
— Ну, значит, машина моего приятеля вон та, — говорю я.
— Это машина товарища Мачаидзе, — объясняет швейцар.
Держу пари, он уже смекнул, что никакого приятеля нет и в помине.
— Мачаидзе? Футболиста?
— Он не футболист, нет. Большой человек!
— Тогда третья, — простецки продолжаю я. — Мой приятель никогда не опаздывает.
Швейцар хитро щурит на меня свои белесые глаза.
— Интересуетесь, да? — с намеком спрашивает он.
Все понято, как надо. Нащупываю в кармане некую шуршащую бумаженцию и переправляю ее в ладонь швейцару. Он зажимает купюру и рассматривает кулак с прозорливостью рентгеновской установки.
— К нам много людей приезжают, — наконец говорит он. — Это машина моя. Заработанная честным трудом!.. Вон та — товарища Мачаидзе. А чья третья — я не знаю.
Переставляю «Ниву», уступаю дорогу какому-то дикому мотоциклисту, с ревом стартующему из ближайших кустов, и возвращаюсь в ресторан. Здесь оживленно. Какой-то подвыпивший верзила схватил Ольгу за руку и тянет танцевать, девушка отбивается, но вырваться из объятий эдакого «экскаватора» ей не по силам. Как водится, за развитием событий заинтересованно следит весь зал, но никто не вмешивается.
— Олег! Олег! — завидев меня, кричит девушка.
На хорошей спринтерской скорости срываю ленточку и вклиниваюсь между Ольгой и верзилой. У меня большие сомнения по поводу того, понимает ли этот мешок с песком доступный нам язык, но я, как можно громче и внятнее, все же советую ему идти своей дорогой.
— А это кто такой? — удивляется звезда танцевального вечера.
Не успеваю представиться. Несильный, но достаточно ощутимый толчок отбрасывает меня в сторону. В зале воцаряется тишина. Прижавшись к стене, испуганно следит за развитием событий Ольга. Сейчас у меня нет времени ее успокаивать.
Снова подхожу к верзиле и возобновляю переговоры. Я мог бы уложить его с одного удара, но два обстоятельства мешают мне это сделать незамедлительно. Во-первых, важно, чтобы в последующем за всем этим в милицейском протоколе было отмечено: драку начал не я. А во-вторых, нелишне было бы знать, какими силами, кроме этого монстра, располагают нападающие, если таковые имеются в наличии.
Верзила на уговоры не поддается. Он ударяет правой. Эффектным этот удар кажется только из последних рядов партера, ибо я успеваю увернуться, и размером с хороший кулак кирпич со свистом приносится в миллиметре от моего лица, навевая приятную прохладу. Слышу, как кричит Ольга. «Экскаватор» разворачивается для второй попытки. Напоследок еще раз гляжу в тупое ухмыляющееся лицо незнакомого мне человека и в следующую секунду многократно выверенным ударом отправляю его в нокаут. До счета «шесть» верзила еще стоит, как бы в ожидании аплодисментов, потом тяжело рушится на пол. Занавес!
Зал, до того молчавший, взрывается. Слышатся негодующие крики. Официанты ожили и решительно бросаются к месту действия. Ольга опережает их и преграждает путь, надеясь меня защитить. А в двери, неумолимый и грозный, уже вырастает милицейский наряд.
13
Пока меня, Ольгу и находящегося в блаженном состоянии тихого лада со всем миром верзилу опрашивают в районном отделении милиции, в переговорном пункте местного узла связи происходит заслуживающие внимания события. Из кабины номер «четыре» некий молодой человек ведет со своим абонентом следующий диалог.
А б о н е н т: — Слушаю.
М о л о д о й ч е л о в е к: — Это я.
А б о н е н т: — Да?
М о л о д о й ч е л о в е к: — Мы не можем войти с ним в контакт. Он возит с собой какую-то девчонку.
Продолжительная пауза.
М о л о д о й ч е л о в е к: — Вы слышите?
А б о н е н т: — Да.
М о л о д о й ч е л о в е к: — Что делать?
А б о н е н т: — Изолируйте ее. Я жду до завтра.
М о л о д о й ч е л о в е к: — Да, но…
В трубке сигнал отбоя. Короткие гудки.
Молодой человек покидает переговорный пункт, садится за руль серой «Волги» и уезжает. Минуту спустя к телефонистке обращается еще один молодой и решительно настроенный человек. Выдернув из нагрудного кармана рубашки краешек удостоверения, он называет свое звание и место работы.
— Слушаю вас, — испуганно произносит телефонистка.
Обладатель удостоверения задает ей один-единственный вопрос.
— Куда и по какому номеру только что звонили из четвертой кабины?