Плащ цеплялся за кусты и камни, но в отличие от платья не помешал мне быстро пролезть в дыру. Я отошла на пару метров — я ничего не видела и боялась идти — и свистнула. На этот раз ждать не пришлось.
— Быстро! — зашептала я. — Все выходим и идем за мной! Скорее!
Безумнейшая авантюра. Даже если мне удастся провести всех четверых мимо монахинь, которые могут выскочить в любой неподходящий момент, как я суну рабов в комнату, где должны быть всего три женщины, а женщин одномоментно будет шесть, и плюс Жано, который так и одет мужчиной.
— Быстро, ну! Времени нет!
Не дожидаясь, что мне ответят, я вернулась к дыре и так же проворно выбралась обратно. Плюс молодого тела, и еще — Эдме, бедняжка, не испытывает никаких неудобств, что ходит босиком. А что зимой, если тут есть зимы, или в ливни? Да кого это заботило?
Я ждала у калиточки. Четыре тени мелькнули — я махнула рукой: ждите, и перебежала дальше, снова махнула. Никого. Скользнула в дверь — коридор пуст, но пока рано… я прошла, слегка толкая двери. Заперто, заперто, открыто, пусто, я вернулась к входу и поманила всех за собой.
— Быстро, туда! — приказала я. — И ждите.
Такими перебежками — с пустым горшком в руке, моим алиби, трясясь от страха — я преодолела все расстояние до нужной мне комнаты, очень надеясь, что я не перепутала коридоры и не свернула где-нибудь не туда. Пару раз я слышала голоса, и вся компания, подобрав юбки, пряталась в только что покинутом помещении… обошлось. Монахини не заглядывали в наш темный коридор, им и без поддельных принцесс было чем заняться. Я проверила, что там, за очередной приоткрытой дверью — ничего, и помахала Жано, чей нос и правый глаз можно было рассмотреть в узкой щели между камнем стены и массивным деревом двери.
— Все сюда!
Не дожидаясь, пока они спрячутся, не веря, что мне все удалось, я толкнула дверь и зашла к Луизе и ее бестолковой подопечной. Сердце колотилось как ненормальное. Полуодетая маркиза была заревана, на правой щеке виднелся отпечаток ладони — однако, хмыкнула я, а может, в Астри отправляют девиц слегка ку-ку, а дальше они соревнуются, кто быстрее получит премию Дарвина? И нет никаких чудовищ и никакого заговора против венценосных особ?
Я поставила горшок на лавку. Луиза покорно протянула мне мешочек. Я снова вспомнила про свои сокровища, которые так и остались под «подушкой», и вроде бы мне поберечь каждый грош, но… я дергала веревку, которой Луиза перевязала мешочек, подозревая, что с нее станется меня обдурить и даже притвориться, что пощечина маркизе предотвратила истерику из-за утраты побрякушек. Понимая, что сейчас истерика начнется уже у меня, я сунула Луизе мешок:
— Развяжи.
Она молча пожала плечами и — вот же срань! — легко распутала веревку. В свете нескольких чадящих свечей я рассмотрела блеск драгоценностей. Тяжелые и похожи на подлинные.
— А теперь исчезните обе, — приказала я, отбирая мешочек. Куда его деть? Пока я кинула его на стол. — И сделайте так, чтобы больше никогда не попадаться мне на глаза, иначе то, что могло вас ждать по пути в Астри, вам покажется сказкой. Пошли вон!
Я чувствовала, как время тает песком в стеклянных часах. Пока мне везло — следующая секунда может все изменить.
Луиза обращалась со своей госпожой примерно так же, как со мной — монашки. Маркизе не досталось разве что тычка в спину. Я проследила, как они быстро пропали за углом… сделала пару шагов и несколько раз постучала в закрытую дверь.
— Эрме, Лили! Идите сюда, за мной, скорее!
Я услышала голос Марибель, но она лишь встревоженно пискнула — и все. Переодетый женщиной Эрме и разодетая — где она научилась носить эти тряпки? — Лили перебежали в мою комнату, и я, вернувшись, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.
— Отлично. Вон еда, — хохотнула я. Смех от пережитого напряжения толкался в горло и спешил выскочить наружу настоящим срывом, и я глубоко и часто дышала. — Потом поможете мне одеться… кто-нибудь из вас. Сама я не смогу точно.
На шее Эрме были накручены невообразимые ленты, чепец делал из него неумелую клоунессу. Ноги в разбитых ботинках торчали из-под короткой юбки. Да, черт возьми, у него такой вид, что если его поставить в порту, матросы до конца своих дней при виде женщин будут молиться, и можно закрыть все бордели, виват целомудрие.
— Я все думал, откуда ты знаешь наши имена, — усмехнулся он. — Сначала решил, что ты Десница.
— Кто? — спросила я, поморщившись. Имена, черт… я назвала их всех по именам, когда принесла им одежду! И потом тоже.
— Провидица. Длань небесная. Что ты делала в том подвале? Прятала украденное?
Я дура небесная, вот я кто. Какой именно подвал он имеет в виду?
— Какая тебе разница? Я же не спрашиваю, что и как делал ты?
Зачем я ругаюсь с ним, как героиня молодежного романа с главным красавчиком факультета? Это все нервы и то, что я могу как спасти им всем жизнь, так и погубить преждевременно. И злость на себя.
— Мы почти уже поняли, как проникнуть в дилижанс, — недовольно сказал Эрме. — И ты явилась и все испортила.
— И как ты собирался туда проникнуть?
— Напомню, что мы сбежали, откуда редко кому удалось, — он помрачнел. Мой допрос ему не нравился, я перестала настаивать. Он прав, не мое это дело. — Я поем, если ты позволишь. И отнеси немного Марибель и Жано.
Тут он снова безоговорочно прав, подумала я и мстительно выхватила у Лили мясо. Насколько я не могла его есть, настолько она уплетала его с аппетитом.
— Ты, — бросила она, не повернув ко мне головы. — Я так и знала, что ты разбойница. Или пиратка. Или того хуже.
— Выход там, если тебе что-то не нравится, — небрежно кивнула я и вышла из комнаты.
И застыла уже на пороге. Я хотела бы сделать пару шагов назад, а еще лучше — прокрутить время обратно минут на двадцать, но нет, мне оставалось только смотреть и думать, где я ошиблась.
Глава 8
Этих двух монахинь я видела впервые. Заметив меня, они прекратили тихую беседу и непривычно по-доброму уставились на меня, а я не могла отвести взгляд от распахнутой двери.
В глубине темной комнаты плавал огонек — кто-то ходил со свечой в руке. Где Марибель и Жано? Смогли уйти? Может быть, в этой комнате окно без решеток?
Что я наделала, как мне хватило ума сперва нестись и действовать, а потом только думать, когда исправить уже ничего нельзя, откуда во мне столько слабоумия и отваги? Это не я притащила сюда и Эрме, и Лили, и Марибель, и Жано — это некто, созданный из разумов, тел и слишком разного опыта Мартины Мариновой и Эдме, фамилии которой никто не знает, этакий монстр Франкенштейна, порожденный волей странных сил. Что мне еще ожидать от себя самой?
— Это она, сестра? — спросила одна монашка, рассматривая меня подслеповато, вторая монахиня кивнула:
— Да, девчонка с улицы. Эдме ее зовут. Бедняжка.
На деревянных ногах я, чтобы хоть как-то спасти положение, подошла к монашкам, вручила им мясо, как держала — обеими руками, словно я своровала его с прилавка. При этом я улыбалась настолько безумно, что добрые монашки спали с лица. Я дружелюбно оскалилась, повернулась и вбежала в комнату, захлопнула за собой дверь и привалилась к ней, будто за мной гнались.
— Все в порядке? — холодно осведомился Эрме.
— Да, в полном.
Что я могла сказать? Мне хотелось орать раненным зверем. Но в монастыре тишина. Если бы поймали кого-то непрошеного, уже все стояли бы на ушах и стража носилась бы как ненормальная в поисках прочих незваных гостей.
Может быть, все действительно в полном порядке. Может быть.
— Ты какая-то бледная, — Лили присмотрелась ко мне. Я вернула ей такой же полный недоверия взгляд.
— Мне надо одеться, — проворчала я. — А я не люблю носить такую одежду. И не умею. — Правда. — И потом, я не привыкла есть… это, — я кивнула на стол. — Оставь мне хлеб и овощи.
Овощей не было, Лили протянула мне надкусанный кусок хлеба, но я пока что не стала есть. Руки дрожали, я стащила с себя накидку, и Эрме шарахнулся от меня в сторону.