Читать интересную книгу Кыш и я в Крыму - Юз Алешковский

Не отдав Вере бинокля, я побежал в лабораторию. Корней Викентич уже промывал Севе глаз и синяк, а сестра смазывала йодом разбитый до крови Симкин локоть. Мне некогда было спрашивать, что с ними произошло.

— Ребята! — сказал я. — Сегодня будет покушение на жизнь осетрины! Я бегу по важному делу! Извините!

— Постойте, Сероглазов! — сказал Корней Викентич. — Что за чушь?

— Говори ясней, бестолковый ты человек! — попросил Сева.

— Я спешу… понимаете?.. Сегодня за дворцом я слышал разговор… Они хотят осетрину зажарить. Понимаете? На вертеле… Они волосатые, бородатые… на брюках широкие ремни… Рыбу, которая в пруду… Понимаете? Одного зовут «Стариком»… Я спешу! Другого — Жекой!

Всё это я выпалил залпом и собирался бежать вдогонку за Федей.

— Они! Они! — сказал Симка.

— На шее не заметил, случайно, клешни от крабов? — спросил Сева.

— Заметил! Заметил! Приходите ко мне через час! Всё расскажу!

— Бинокль давай сюда, — сказал Симка.

— Он мне нужен!

Я ничего не стал больше объяснять и помчался за Василием Васильевичем и Федей.

По дороге я чуть не налетел на папу, трусившего после прогулки в корпус, и на бегу крикнул:

— Мама… в четыре… у льва… Подойди!

— Подожди! Куда ты?

— Важное дело!

43

Выбежав из «Кипариса», я остановился, потому что не знал, куда бежать дальше.

— Кыш! Ищи!

«Кого?» — спросил Кыш.

— Федю, который тебя спас… Море, волна, смерть… Понимаешь? Ищи!

Кыш фыркнул, потёр лапой нос и виновато опустил голову. Я вспомнил, что его укусил шмель и как ищейку вывел из строя. Всё-таки я сам успел сообразить, что с верёвками и железными крючьями Федя, скорей всего, направился не к морю, а в горы.

Мы побежали по улице, потом свернули на тропу, чтобы срезать угол побольше, одолели крутой подъём, вышли на шоссе, и передо мной открылись виноградники. Вот тут-то мне пригодился бинокль. Я увидел, как на большом расстоянии друг от друга поднимались к Верхней дороге Федя и Василий Васильевич. Федя шёл не спеша и не оглядываясь. Я понял, что, взяв правее, смогу их обоих намного обогнать, подняться повыше по склону и оттуда наблюдать.

Так я и сделал. К тому же я бежал, а они шли. Кыш не обгонял меня и не носился за бабочками. Федя в метрах ста от меня поднимался всё выше и выше. Мне стало страшновато. Вдруг он решил зачем-то забраться на самую вершину Ай-Петри? Что я тогда буду делать? В горы даже взрослые не ходят в одиночку… Не успеешь оглянуться, как начнёт темнеть…

А Василий Васильевич вдруг на моих глазах провалился сквозь землю! Всего секунд на двадцать я выпустил его из виду после того, как Федя стал спускаться со склона, а он успел за этот миг куда-то пропасть.

Я пропустил Федю вперёд и собирался дойти до камня, на котором только что сидел Василий Васильевич, как вдруг он сам снова возник неизвестно откуда, залез на камень и, стоя, провожал глазами Федю. Потом слез с камня и направился вниз по тропе. Его поведение тоже показалось мне подозрительным.

44

Когда он отошёл подальше, я спустился к камню. Вернее, это были два больших валуна, прижавшихся друг к Другу, и вокруг них так густо рос колкий можжевельник, что залезть на камень было невозможно.

Я, обернув руку майкой, стал раздвигать колючие ветки, стоявшие неприступной стеной перед валунами, и наконец чуть не провалился в пещеру. Хорошо, что я, наклонившись, успел опереться руками о камень. Я встал на коленки, но ничего без спичек не увидел. Снизу на меня потянуло жутковатой теменью и холодком.

«Авв? Авв?» — забеспокоившись, спросил Кыш.

— Я здесь! Я рядом! — успокоил я его, решив прийти в другой раз с фонариком.

Конечно, Василий Васильевич спускался именно в эту пещеру, но зачем?

Я запомнил получше место, где находился, и сказал Кышу:

— Пошли домой. Есть охота. Сегодня мы много успели.

45

На обратном пути я уныло раздумывал, как бы так объяснить маме, где я пропадал, чтобы и не наврать, но и не сказать всей правды. Но придумать мне ничего не удалось, наверно, потому, что голова моя работала весь день без остановки. Надо было дать ей немного отдохнуть. Я стал отгонять от себя все мысли, но они снова слетались на мою голову, как ночные бабочки на огонёк.

«Неужели Федю, человека, который спас Кыша от верной смерти и усыновил бродячую собаку, я не предупрежу о том, что Василий Васильевич его выследил?.. Я же буду тогда неблагодарным человеком! Но, с другой стороны, Федя хочет измазать скалу масляной краской и навредить Крыму… А почему, интересно, Василий Васильевич сам не предупредит Федю?.. Почему бы ему не сказать: так, мол, и так, Федя, ты в моих руках, верни лучше краску в магазин. От души говорю!.. Я лично так поступил бы со своим знакомым. Ведь он не злодей в конце концов… Ага! А зачем тогда ты сам не сказал этому „Старику“ у пруда: „Не трогайте рыбку, а то хуже будет!“ Почему? Может, они поняли бы свою ошибку, застыдились и отказались от желания поджарить осетра на вертеле? Почему ты их не предупредил?»

Вдруг я подумал, что сам сейчас не отказался бы от куска жареной рыбы, и сглотнул слюнки.

«Ну почему ты так плохо устроен? — застыдившись, спросил я сам у себя. — Чем же ты лучше того „Старика“? Нет! Фигушки! Всё-таки я лучше! Я хоть и хочу съесть осетра, но не съем! Пусть плавает один в пруду под белыми лебедями, рядом с золотыми рыбками, и пусть им любуются тысячи детей и взрослых, отдыхающих и с севера, и с юга, и с востока, и с запада нашей страны! Пусть любуются! А я сейчас приду домой и съем две тарелки борща и три… нет — четыре котлеты с макаронами… и киселя с булкой и навсегда забуду про эту чёртову осетрину на вертеле!»

Так я шёл и всё думал и думал…

— Кыш! Скажи, положив лапу на сердце, скажи мне всю правду: тебе очень хочется есть? Ам-ам? Филе или колбаски? — Кыш заскулил, и у него показались на губе слюнки. — Но смог бы ты сейчас от голода растерзать и слопать павлина Павлика? У которого вот такой красивый хвост. Смог бы Павлика ам-ам?

Кыш остановился от неожиданности, подумал, облизнулся, но, серьёзно взглянув на меня, решительно помотал головой:

«Нет! Не смог бы!»

— Молодец, Кыш! И я молодец! Мы с тобой одинаковые! Мы можем иногда плохо думать, но съесть красивую рыбу из аквариума или павлина с газона не сможем никогда! — сказал я. — Потому что я человек, а ты не волк!

46

— Алексей! Сероглазов!

Я оглянулся. Меня догонял Василий Васильевич. Во время разговора с самим собой я, не заметив как, уже спустился вниз и шёл вдоль дороги.

— Ты почему один?

— Я не один. Со мной Кыш, — ответил я.

— Прости, я не то хотел спросить. Обследуешь ближние подступы к Ай-Петри?

— Так… гуляем. Не всё же в море сидеть. А в горах очень много интересного, — сказал я. — И непонятного…

— Что же тебе непонятно? Может быть, я сумею, поразмыслив, объяснить?

— Почему человек хочет сделать что-нибудь плохое, хотя понимает, что это очень плохо? Почему ему приходят в голову плохие мысли? Разве без этого нельзя? — спросил я.

Рассмеявшись, Василий Васильевич сказал:

— Ты задал нелёгкий вопрос. Надо собраться с духом. В двух словах не ответишь. Я же не философ, а сыщик. Инспектор угрозыска. И мне, к сожалению, приходится часто встречаться не столько с плохими мыслями, сколько с плохими, мягко говоря, делами. С преступниками. С хулиганами, с ворами, с мошенниками. На белом свете их ничтожное меньшинство. Но они всё-таки есть. Почему? Наверно, на белом свете нет человека, которому хоть раз в жизни не приходили бы в голову дурные мысли! Но ведь это не значит, что каждый человек должен после этого совершить дурной поступок. Правда?

— Но почему дурные мысли всё-таки приходят? — допытывался я.

— Потому что нам, людям, дано право выбора. Понимаешь? Ты можешь выбирать между добром и злом. И если тебе почему-либо захотелось выбрать зло и поступить плохо, но ты поборол это желание и поступил хорошо, то, значит, в тебе победил человек! И вот это чувство победы так радостно, что его не променяешь на золотые горы… ни на что!

— Верно! Я сам до этого додумался! Я только проверить хотел! — обрадовался я. — А вот ответьте мне: выследили вы того человека, который поцарапал Геракла или нет?

— Да. Я очень быстро догадался, кто этим занимался.

— А он знает про это?

— Пока нет.

— И что вы хотите с ним сделать?

— Как следует проучить.

— А может, простить его на первый раз? — предложил я, потому что мне хотелось попытаться выручить Федю.

— Нет. Парень он неплохой и не безнадёжный, но ему очень уж хочется увековечить своё имя. Так вот поможем ему в этом! Возьму тебя с собой. Кстати, найди ребят из патруля и скажи, что они нам понадобятся. У тебя есть фотоаппарат?

— Есть у Севы и Симы. Со вспышкой.

— Договорились. Перед рассветом по первому моему сигналу будь на ногах.

— А вдруг я не услышу? Я одну ночь спал на раскладушке на улице, но у нас украли с верёвки тёплые вещи, даже папин свитер, и мама теперь боится.