кровати.
– Я не об этом, дочка. Ты поняла, что Катю просто обманом лишили детей, что людская подлость не имеет границ, но кроме подлости есть и сострадание, и порядочность, и любовь? Мне очень нелегко было писать ответы. Каждое мое письмо могло оказаться для нее пропуском в наш дом, но она лишь однажды нарушила обещание и украдкой видела тебя. Стояла у школы и просто смотрела на тебя, а когда я ей махнула рукой, чтобы она подошла ближе, покачала головой – «нет».
– Видела и не подошла? – спросила с удивлением Ирина.
– Она мне обещала. Мала ты еще подружка. Дай мне честное слово, когда ты будешь готова, напиши Кате письмо или открытку. Не возражай, я сказала, когда будешь готова. Пусть через год, два, пять напиши. Пусть Катя будет знать о твоей жизни, о твоих успехах, один раз в год, но это лучше чем неведение, – передохнув, она продолжала, – помни и о том, что у тебя кроме нас есть еще родные братья и отказываться от них у тебя нет никакой причины. Как и когда вы встретитесь, я не знаю, жизнь у вас только начинается, но вам надо познакомиться. Ты у меня умница, сама примешь правильное решение.
– Хорошо мамочка, я обязательно напишу, – ответила Ирина, не веря в свое обещание.
Ирине в октябре 1973 года исполнилось тринадцать, а 20 декабря ее мать умерла. Каждая воинская часть – это свое маленькое государство, со своим уставом и негласными правилами. Кто организовывал похороны, поминки Ирина не знала, она видела знакомые и не знакомые лица, но помнила только лицо мамы. Дядя не приехал на похороны и отец запил. Он уходил утром и приходил за полночь, на уговоры Ирины не пить, отмахивался. Новый Год обошел квартиру стороной, были каникулы и Ирина, решилась. Собрав свои вещи, в шесть часов утра, она вошла в комнату, где спал отец, с неполным ведром холодной воды, и вылила воду на сонного отца.
– Ира, дочь, ты что творишь? Головомойку мне решила устроить? – недовольно, но миролюбиво задал вопрос отец. – Посмотри что натворила? – вставая с постели, проговорил он. – Кто это убирать будет?
– Я тебе приемная дочь. Тебе Николай Петрович тяжело, у тебя жена умерла, а мне бедной сироте, дважды потерявшей матерей легче всех. Мне нужны деньги на билет, чемодан я уже собрала, адрес у меня есть, может, я Кате еще нужна и она меня примет.
Хмель выветрилась именно от этих последних слов, а не от воды. Отец смотрел на Ирину в упор несколько минут, молча, Ира выдержала взгляд.
– Так ты мне дашь денег на билет или мне идти к соседям? И купи себе продуктов, холодильник пустой.
Ирина лукавила. Деньги были и на билет, и на еду, но не там, где они лежали раньше. Наблюдая картину запоя отца, она просто их переложила в другое место.
– Ирина, дай мне десять минут, всего десять минут, и мы с тобой поговорим.
Ирина пошла на кухню, поставила на плиту чайник и стала убирать следы обливания, наткнувшись на посылку. Отец уложился в оговоренный срок, был выбрит и почти свеж.
– Помоги открыть посылку, – уже на кухне попросила она отца.
– От кого?
– От Деда Мороза из Якутии.
– Ты все знаешь?
– Мама рассказала, и письма дала прочесть, и просила написать Кате.
– А почему уехать решила?
– А тебе я зачем? Ты две недели пьешь, дома бываешь набегами, как Мамай. Уйду, ты даже не заметишь. Тебя из армии за пьянство выгонят, а мне либо к Кате, либо в детский дом. – Ирина чувствовала, что ее уже заносит, что пора прекращать театр, иначе отец сообразит, где правда, где игра. «Куда я без тебя, папка мой родной. Ты только не пей» – думала она.
– Может, передумаешь уезжать? Попробуем жить как раньше, а если сорвусь – поступай, как знаешь. Родней тебя у меня никого нет. Я любил тебя и люблю, как родную дочь. Ты на моих руках выросла. Мне так тяжело без мамы, – и он заплакал, как ребенок. Ирина обняла его, и теперь они уже плакали вместе.
Дядя Ирины приехал в середине января. Они втроем сходили на кладбище, накрыв стол для мужчин на кухне, Ирина ушла к себе. Братья разговаривали долго, Ирина даже подумала, что отец по такому поводу, может сорваться и решила подсмотреть и подслушать.
– Ты, Илюша пойми, тяжело мне каждый день смотреть на все это, – он обвел вокруг руками, где все напоминает о ней, и Иришке не легче. Летать морально тяжело стало. Мне 40 лет, надо что-то менять. Буду писать рапорт о переводе на нелетную работу, а нет – спишусь. Одно не дает мне покоя, кто за могилой присмотрит.
– Спишется он. А куда ты пойдешь? Что ты умеешь кроме как летать? Нет, брат, тебе надо служить, в другом месте, но служить. Машу буду я навещать. Интересно, Котов жив?
– Сейчас ему было бы лет 75, может и жив, да где его найдешь.
– Ты, главное, горячку не пори. Пиши рапорт на перевод. Ваши в курсе твоей ситуации, так что особо возражать не будут, а я подумаю к кому еще можно обратиться.
На столе стояла бутылка водки, в ней было больше половины. «Значит, не сорвался», – подумала Ирина и постучала в дверь.
– Вы ребенка кормить собираетесь?
– Заходи дочка. Решила проверить? Не беспокойся, я обещал.
– Ирина, я же тебе подарки привез, – дядя вышел в прихожую и внес свою сумку. – Коля, подсуетись, убери со стола, мы сейчас такой ужин устроим.
Они ужинали, и Федоров – старший рассказывал о Сергее, который поступил в летное училище, о Людмиле, которая заканчивала седьмой класс и уже думала о принце. После ужина, целуя ее на ночь, дядя спросил:
– Ириша, может вам с папой уехать? Напишет рапорт о переводе, тяжело ему здесь, да и тебе легче будет, на земле – не в небе.
– Я не возражаю, пусть пишет. Спокойной ночи, дядя Илья.
Ирина сдала экзамены за 8-ой класс в общеобразовательной и музыкальной школах. Отец получил перевод в другую часть, на новую должность. Мать многому научила дочь и проблем ни с бытом, ни с питанием, не было. Небольшой военный городок расположился почти в самом центре провинциального сибирского городка. Полк был учебный, здесь учились летать курсанты летного училища. Квартиру им выделили в городке, а училась Ирина в городской школе, которая находилась в 15-ти минутах ходьбы и которую закончила через два года с двумя четверками. Из этой же школы она «выбрала»