Читать интересную книгу Тонкий лед - Эльмира Нетесова

—  Да,— ответил еле слышно.

—  Тебе теперь в море окунуться не мешало б, но не пустим. Ложись у костра. Мигом хмель из тебя выт­ряхнет,— советовал Касьянов.

Егор лег на траву, стал смотреть в звездное небо. Глаза вскоре закрылись, и Платонов вмиг оказался в женской зоне.

...Он бежит вместе с охраной. Куда? Зачем? Но Его­ру никто не отвечает. Платонова втолкнули в женскую баню. Вон бабка Уля, прикрывшись веником, грозит корявым пальцем и шипит змеей, плюясь слюною че­рез просветы в зубах:

—  Ты, ососок собачий, чего сюда возник? На ба­бью голь поглядеть? Эх-х, бесстыжий! Иль вовсе безмозговый и никакого пределу? Ужо доберуся до тебя! Отпишу заявление главному лягавому Поронайска. Пусть он с тобой разборку устроит!

—   Не слушай старуху, Егорушка! На меня погляди, красавчик! Я еще не завяла и сумею вдоволь тебя по­радовать,— жмется, обнимает Платонова Серафима. Горячие губы скользят по лицу. Она обнимает челове­ка, а он пытается выскользнуть, и удалось.

О, сколько красивых женщин собралось в бане. Они приветливо улыбаются, зовут, не пытаются прятаться. Лиля, посудомойщица, даже рядом с собой приглаша­ет мыться.

А вот и Вера с Динкой, сотрудницы спецчасти, хо­хочут, зовут:

—   Егорка, валяй к нам! И отмоем, и отпарим, и об­сушим!

—  Чего убегаешь? Иль голых баб не видел никогда?

—   Попался? Ну, то-то! Теперь никуда не сбежишь от меня! — схватила за локоть женщина, дернула к се­бе, и Егор узнал Катю, ту самую, из юности, которая сказала о беременности, а вскоре исчезла из горо­да.— Подлец! Козел! — словно в лицо плюет девка, а он отвернуться не в силах.

—   Сокол наш! Красавец! Иди к нам! Да плюнь на эту швабру,— тянут руки другие бабы, вырывают Егора, нахально волокут к себе.

А вот и Тамара. Как она оказалась в зоне? За что?

—   Егор, прости меня! — закрывается шайкой.

Но только хотел протиснуться к ней, кто-то грубо оттолкнул на скользкую лавку.

Он не удержался и закричал:

—   Тамара, не уходи! Я сейчас.

Но какая-то баба, набрав полный таз воды, вылила его на Платонова. Тот мигом проснулся. Огляделся: вокруг хохочущие люди.

—   Повезло тебе, что твоей тещи не было здесь!

—   А что я утворил?

—   Всех баб своих вспомнил поименно!

—   И каждую звал ласточкой, розочкой, козочкой. Всяких комплиментов полные пазухи напихал!

—   Вот вам и скромняга-одиночка! Погоди, Федь! Он еще освоится у тебя! Дай время. Пороху хватает, да смелости маловато! — хохотал Соколов.

—   Ну, и орал ты, дружок! И Катю, и Томку, и Сим­ку,— всех вспомнил! Достали они тебя и во сне. Не иначе как на дискотеку в стардом попал? Иль на де­вичник в психушку?

—   Кой там! В вендиспансер на сексмарафон,— хо­хотал Владимир.

—   В баню угодил во сне. В нашу, женскую! Чуть не сдвинулся! Меня на куски разрывать стали. Ох, и вов­ремя разбудили.

Соколов вдруг сделал всем знак замолчать и вслу­шался в тишину ночи.

—   Иринка едет! Что-то стряслось. Давайте, мужи­ки, быстро собираться,— мигом протрезвел Александр Иванович, спешно закидывая в рюкзак миски, ложки, чугун.

—   Да никого нет! Показалось!

—  А тебе уши заложили шайками в бане,— отмах­нулся Соколов, и в это время из-за кустов сверкнули лучи света от автомобильных фар. Еще через минуту Ирина выехала на поляну, развернулась, выскочила, хлопнув дверью.

—   Ну, что там стряслось? — подошел Касьянов.

—  А ничего! Мамка велела вам передать еду Вот и все. На зоне тихо. И ваши спят,— повернулась к Со­колову.— Помогите жратву вытащить. Там горячая кар­тошка!

—  Опять в портянки замотала? В дедовские? — подначивал Федор Дмитриевич.

—  Чтоб тебя черти веселили всю ночь! Я думал, на зоне беда, коль мчишься к нам! — злился Соколов.

—   Возьмите молоко, а вот тут сметана и вареные яйца, редиска, да хлеб не забудьте.

—   Иди уж поешь! Как раз миска ухи осталась!

—   Нет, я картошки наелась. Мамка молодой нако­пала, с укропом сделала. И вам такую привезла.

Егор удивленно смотрел на Ирину:

—   Вот чудачка! Побыла бы дома, со своими. Так принесло ее с полной сумкой харчей. Спросить бы, зачем? Разве они в доме лишние?

—   У меня в соседях был Илья, крепкий человек, хозяин, из бывших кулаков! Так вот у него в коллекти­визацию все отняли, он снова нажил. Тут война. Нем­цы забрали все. Он опять уже после войны скотину купил. Тут Хрущев подкузьмил: обрезал покосы. Илья на север приехал, мол, тут не достанут. Уж сколько лет прошло. Большое хозяйство у человека, а мне каждое утро молоко парное приносит. Ведь вот надо ж такому быть? И все просит не терять сердце к земле и всему, что на ней родится,— качал головой Федор Дмитриевич.

—   Он — Ваш сосед? — спросил Егор.

—   Ну, да! Бывший. Когда-то в одной халупе жили, потом он отдельный дом построил, а нам квартиру дали. Иногда я помогал косить ему, сено в стог сме­тать. А он и теперь помнит. У нас, Егорушка, сосед дороже родни. Она далеко, зато сосед всегда рядом. Нынче он — мне, завтра ему мое плечо понадобится,— сказал Касьянов.

—   Я с соседями не общаюсь,— признался Платонов.

—   Почему?

—   Как-то не сложилось. Ухожу рано, возвращаюсь поздно. Да и устаю.

—   Гордыня тебе мешает,— отозвался Александр Иванович.

—   Скажите, а случалось, чтобы кто-то из соседок в вашу зону попадал? — спросил Егор.

—   Ты вот о чем,— нахмурился Касьянов и, помол­чав недолго, ответил,— было такое. И не раз. Вот и Дуняшка Козырева отбывала. Целых два года. А за что? Сетку поставила на рыбу, ну, с десяток «горбы­лей» в нее попало. Она их в мешок и домой, детей кормить. А рыбинспектор прихватил. Ну, и все на том. Предложил ей натурой откупиться прямо на месте. Дуняшка отказалась, и посадили бабу. Мужик у нее совсем никчемный был, сущий алкаш. У него после суда обоих детей забрать хотели. Он не отдал и бабе пообещал, что в доме все будет в порядке. Она ему не поверила. А мужик, словно что-то нашло, и впрямь завязал с выпивкой. На трактор вернулся, работать стал. Через год на машину пересел. Детей обул, одел, дом привел в порядок. А тут рыбинспектора того уви­дел. Вспомнил, что жена рассказала о нем, ну, и натя­нул его на кулак за все одним махом. Тот инспектор к врачу, чтоб побои зафиксировать. А деревенские му­жики — навстречу ему. Ну, узнали, куда он ходил и за­чем, позвали с собой на бережок выпить. Тут покос рядом. Знали, что инспектор на халявную выпивку шибко охочий. Скажу, что напоили его не жалеючи. До сих пор не сыщут, куда ж инспектор опохмелиться пошел. Ведь до сих пор не воротился. Никто не видел козла. А Дуня давно на воле. И со своим мужиком хорошо живут. Вот и все. Соседка моя и теперь. Я ихне­му сыну-последышу — крестный отец.

—  И что с того? — удивился Володя неподдельно.

—   Нет, я такого родства избегаю,— смущенно при­знался Егор.

—  А не боишься, если сам в беде брошенным оста­нешься?

—   Ничего со мною не случится. Все плохое, чему надо было произойти, уже минуло. Я пережил достой­но. Больше грозы ждать неоткуда! Разве с дочкой? Но она умная девушка. За нее спокоен,— отмахнулся Егор, добавив, что соседей в дом он не пускает, как и в свою душу, никого.— Кроме сплетен и пересудов, мои сосе­ди ни на что не способны,— добавил Егор резко, слов­но поставил точку на разговоре.

—   Как жаль, что, прожив на Сахалине годы, ты так и остался приезжим,— вздохнул Федор Дмитриевич и пересел поближе к Соколову, его ребятам.— Ну, что Лень, как твой малыш растет? — спросил рослого мол­чаливого человека.

—  Уже пятый год нам пошел. Девочек конфетами угощаем. Мужики обычно заканчивают этим,— усмех­нулся криво и добавил,— не знаю, кто из него состоит­ся? Среди женщин растет, но не плакса. К техниче­ским игрушкам тянется.

—   Это хорошо. А что девчонок балует — скоро пройдет. Мальчишки эгоистичны по природе. Коль его девчонка обратит внимание на другого, конфет боль­ше не получит. У меня такой же свой вырос,— огля­нулся на Ирину и спросил.— Ну, что Ира? Возьми вот деньги за харчи и поезжай. Там нынче мой замести­тель дежурит. Увидит, что нет ни тебя, ни машины, переживать будет.