Читать интересную книгу Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя

На улице Марк поймал себя на том, что громко разговаривает сам с собой. Круг завершился — от невежественного крестьянина до безмозглого и трусливого чиновника, через забитого рабочего, испорченного казармой и наемным трудом. Чем выше поднимается человек, тем больше узколобого эгоизма и низкой трусости примешивается к его заблуждениям. Но если непроглядный мрак еще царит во всех умах, то поверхностное образование, лишенное серьезной научной базы, приобретенное беспорядочно, лишь одурманивает разум, развращает человека и вызывает еще большую тревогу, чем круглое невежество. Разумеется, образование необходимо, но нужно образование всестороннее, очищенное от лжи и лицемерия, которое освобождает человека, приобщая его к истине! Марк с горячностью взял на себя миссию спасения товарища, но даже на этом тесном поприще перед ним разверзлась такая бездна невежества, заблуждений и ненависти, что он поневоле ужаснулся. Его беспокойство все возрастало. Какой чудовищный провал ждет того, кто вздумает когда-нибудь призвать этих людей к участию в справедливом и благородном деле! Такие люди и составляют большинство нации, — огромная неповоротливая, бездеятельная толпа, где, несомненно, немало хороших людей, но, невежественная и одурманенная, она своей массой, точно свинцовым грузом, придавила к земле народ, неспособный подняться к лучшей жизни, освободиться и обрести справедливость и счастье.

Марк медленно побрел к школе, чтобы поведать другу о неутешительных результатах своей попытки, но вспомнил, что не зашел к дамам Мильом, владелицам писчебумажного магазина на Короткой улице. И хотя он не надеялся добиться у них успеха, он решил выполнить свой долг до конца.

Из двух братьев Мильом старший, Эдуар, скромный домосед, получил в наследство от дяди небольшой писчебумажный магазин в Майбуа, где и проживал с женой, между тем как его брат, Александр, человек непоседливый и честолюбивый, старался сколотить состояние, разъезжая по провинции в качестве торгового агента. Смерть преждевременно скосила обоих: сперва стал жертвой несчастного случая старший брат, свалившийся в глубокий подвал; шесть месяцев спустя воспаление легких унесло второго брата, находившегося в то время на другом конце Франции. Обе женщины овдовели: у одной остался скромный магазинчик, у другой — около двадцати тысяч франков, которые должны были стать основой будущего благосостояния. Г-жа Эдуар, женщина практичная, с деловой сметкой, убедила невестку, г-жу Александр, вступить с ней в долю, вложив свои двадцать тысяч франков в торговлю писчебумажными товарами, с тем чтобы ее расширить за счет продажи учебников и школьных принадлежностей. У каждой из них было по сыну, и лишившиеся мужей женщины, которых отныне стали называть дамами Мильом, зажили одним хозяйством — г-жа Эдуар со своим Виктором, а г-жа Александр с Себастьеном, — тесно связанные интересами, но совершенно различные по характеру.

Госпожа Эдуар соблюдала церковные обряды не потому, что горячо верила, но из деловых соображений: торговля была у нее на первом месте, и она не могла не считаться со вкусами своих набожных клиентов. Г-жу Александр, напротив, брак со здоровяком, любителем пожить и безбожником сделал свободомыслящей, она отвернулась от церкви и не заглядывала туда. Г-жа Эдуар, толковая и сообразительная женщина, сумела извлечь выгоду и из этого противоречия. Оно помогло ей расширить круг покупателей: магазин, удачно расположенный между заведением Братьев и светской школой, поставлял подходящий для тех и других товар — книги, таблицы, картинки и, само собой, — тетради, перья, карандаши. Было решено, что каждая из них останется при своих убеждениях и будет поступать по-своему, — одна держаться священников, другая — вольнодумцев; таким образом удастся угодить тем и другим; чтобы никто не оставался в неведении и различие в убеждениях владелиц лавки получило общественное признание, Себастьена поместили в светскую школу, к еврею Симону, а Виктор продолжал учиться у Братьев. Так искусно и разумно поставленное дело процветало, и магазин дам Мильом стал одним из самых популярных в Майбуа.

Выйдя на Короткую улицу, состоявшую всего из двух домов — магазина и дома священника, — Марк мельком оглядел магазинчик; на витрине картинки духовного содержания были выставлены вперемежку с рисунками для школьников, прославляющими республику, а развешанные на веревке иллюстрированные журналы почти загораживали дверь. Только он собрался войти, как на пороге появилась г-жа Александр, высокая, тридцатилетняя, уже увядшая блондинка, с кротким лицом, освещенным слабой улыбкой. За ее юбку держался семилетний Себастьен, которого она обожала, белокурый и приветливый, как мать, очень красивый, голубоглазый, с тонким носом и приятным ртом.

Госпожа Александр была знакома с Марком и первая заговорила о страшном злодеянии, по-видимому, сильно ее встревожившем.

— Что за ужасное происшествие, господин Фроман! Подумать только, все произошло в двух шагах от нас… Я постоянно видела этого бедного Зефирена, — он бегал в школу мимо нас и столько раз заходил в магазин — то за тетрадью, то купить карандаш… Я потеряла сон, с тех пор как увидела его трупик, — я прибежала туда одной из первых.

Затем она стала говорить с большим сочувствием о Симоне, на которого свалилось такое горе. Она считала его достойным и честным человеком — он с таким вниманием относился к ее маленькому Себастьену, одному из самых прилежных и способных учеников в классе. Она ни за что не поверит, что этот человек способен на такой чудовищный поступок. Пропись, о которой все толкуют, ничего не доказывает, даже если бы в школе обнаружили точно такую же.

— Мы торгуем прописями, господин Фроман, и я даже просмотрела те, которые сейчас имеются в магазине… Правда, я не нашла ни одной с фразой: «Любите друг друга».

Себастьен, внимательно слушавший разговор, поднял голову:

— А я видел, мама, Виктор приносил домой из своей школы пропись, там как раз были написаны эти слова.

— Неужели? Что же ты раньше мне об этом не сказал?

— Ты не спрашивала, вот я и не говорил. Да и Виктор запретил мне об этом рассказывать, потому что им не позволяют уносить домой эти прописи.

— Где же та, которую он принес?

— Не знаю. Виктор, вероятно, спрятал ее где-нибудь, чтобы ему не попало.

Марк ловил каждое слово, и сердце его билось радостной надеждой. Истина, быть может, вещает устами младенца? Быть может, это первый слабый луч, который понемногу разгорится и засияет ослепительным светом? Он стал задавать Себастьену точные и исчерпывающие вопросы, но в эту минуту подошла г-жа Эдуар со своим сыном Виктором, — они вернулись от брата Фюльжанса, которого навестили под предлогом переговоров о какой-то поставке.

Госпожа Эдуар была огромного роста брюнетка с мужественной внешностью, широким квадратным лицом, резкими движениями и громким голосом. По существу, добрая и по-своему честная, она была неспособна хотя бы на грош обсчитать компаньонку, но подавляла ее своим авторитетом. Главой дома была она, и г-жа Александр оказывала ей лишь пассивное сопротивление: неделями и даже месяцами противопоставляла она настойчивости невестки свою мягкость и покладистость и в конечном счете частенько добивалась своего. Девятилетний Виктор был, как и его мать, коренастый и плотный, большеголовый, с грубыми чертами лица и темными волосами — полная противоположность своему двоюродному брату Себастьену.

Узнав, в чем дело, г-жа Эдуар строго посмотрела на сына.

— Как это так? Ты что же, стащил в школе этот листок и принес его домой?

Виктор бросил на Себастьена отчаянный и яростный взгляд.

— Нет, мама, я этого не делал!

— Как это нет, лгунишка, раз твой кузен видел? Он никогда не врет.

Виктор замолчал, кидая негодующие взгляды на двоюродного брата; Себастьену стало не по себе, — он восторгался физической силой Виктора и, когда они играли в войну, всегда оказывался побежденной стороной. Старший затевал эти бешеные игры с сумасшедшей беготней по всему дому, втягивая в них Себастьена, который, несмотря на тихий и кроткий нрав, отдавался им с чувством ужаса и восхищения.

— Вряд ли он стащил пропись, — снисходительно заметила г-жа Александр. — Вероятно, он случайно захватил ее с собой из школы.

Себастьен, желая заслужить прощение двоюродного брата, которого подвел своей болтовней, быстро подхватил слова матери.

— Конечно, ведь я не говорил, что он ее украл.

Тем временем г-жа Эдуар успокоилась и больше не требовала ответа от Виктора, замкнувшегося в упрямом молчании. Вероятно, она сообразила, что неосторожно выяснять до конца этот вопрос при постороннем человеке и надо предварительно взвесить возможные серьезные последствия. Она представила себе, что, встав на ту или другую сторону, навлечет на себя недовольство Братьев или светской школы и рискует потерять половину клиентов. Бросив властный взгляд на невестку, она сказала сыну: