Читать интересную книгу Новый Ной - Джеральд Даррел

Эймос, привыкший быть единственным муравьедом на своей территории, встретил подругу не очень ласково. Когда я открыл дверь клетки и попытался посадить туда самку, он поприветствовал ее так: дал лапой по носу, оцарапав когтями, и разгневанно зашипел. Тогда я решил посадить ее рядом, но отдельно, пока они не привыкнут друг к другу. Клетка Эймоса была очень просторной, так что я просто разгородил ее пополам: в одной половине остался Эймос, в другой поселилась муравьедица. Но тут возникло новое осложнение: если приучить Эймоса к новой пище не составило никаких проблем, то с его невестой пришлось куда труднее. Она наотрез отказалась даже попробовать кушанье, которое я подал ей в миске, и объявила голодовку.

Но по прошествии суток меня вдруг осенило. Я поставил миску Эймоса рядом с деревянной перегородкой, отделявшей его от невесты. Эймос не отличался изысканными манерами, и всякий, кто стоял в тридцати футах от него в то время, как он принимал пищу, мог слышать его чавканье и сопенье. Пока он наслаждался завтраком, муравьедица, привлеченная шумом, подошла посмотреть, что же он вкушает. Она просунула длинный нос между прутьев и принюхалась, а затем очень медленно и осторожно погрузила свой длинный язык в смесь. Через пару минут она уже поглощала ее с той же быстротой и энтузиазмом, что и Эймос. Следующие две недели она ела именно так, просовывая морду сквозь прутья и дотягиваясь до пищи языком.

В итоге, деля одну миску на двоих, они вполне привыкли друг к другу, и вскоре мы убрали перегородку. Теперь они даже спали бок о бок, тщательно укрывшись хвостами. Но для транспортировки в Англию мне не удалось достать клетку необходимых размеров, и пришлось везти их в разных ящиках. Я ставил ящики рядом, так что они могли протягивать друг к другу свои длинные носы и вволю фыркать.

Когда они наконец добрались до Англии и попали в зоопарк, то доставляли немало удовольствия посетителям, устраивая состязания по боксу. Стоя на задних лапах, они награждали друг друга увесистыми затрещинами и колотушками; при этом их носы раскачивались, как маятники, а хвосты со свистом рассекали воздух. Со стороны эти состязания выглядели напряженными и жестокими, на самом деле они ни разу не нанесли травмы друг другу.

Второй по величине муравьед, обитающий в Британской Гвиане, – лесной муравьед таманду. Внешне не очень похож на большого: та же длинная искривленная морда, те же маленькие глазки-бусины, те же могучие передние лапы с крупными крючковатыми когтями. У него были светло-коричневая короткошерстная шубка и изогнутый хвост. Если большой муравьед пользуется хвостом как покрывалом, то таманду использует его для лазания по деревьям, подобно древесным дикобразам или обезьянам. Добавлю еще, что таманду оказались самыми глупыми животными из всех, кого я ловил в Британской Гвиане.

На воле они забираются на высокие деревья и прокладывают себе путь с ветки на ветку, пока не наткнутся на гнездо древесных муравьев. С помощью мощных когтей они взламывают муравьиную крепость и слизывают ее обитателей длинным липким языком. Отламывая от муравейника кусок за куском, они продолжают трапезы. И в неволе отучить их от этой привычки крайне трудно. Когда ставишь перед таманду горшок с мелко накрошенным мясом, замешенным на сыром яйце и молоке, они хватают его когтями, слизывают немного пищи и снова хватают. Кончают обычно тем, что переворачивают горшок, вываливая содержимое на пол клетки. Очевидно, горшок для них – что-то вроде муравьиного гнезда, которое надо непременно расколотить, чтобы добраться до пищи. Приходилось накрепко привязывать горшок.

Первых карликовых муравьедов я раздобыл в индейском селении, расположенном на островах, среди небольших речушек. Я целыми днями путешествовал на каноэ, посещая разные деревушки и покупая зверей, которых мне предлагали местные жители. В частности, в этом селении я нашел массу зверюшек, которых индейцы держали в домах, и часами торговался из-за каждой покупки: поскольку они не знали английского, а я не говорил на местных наречиях, объясняться приходилось на языке жестов.

Вдруг сквозь окружавшую меня толпу ко мне протиснулся мальчуган лет семи-восьми, неся в руке длинную палку. На конце палки было нечто напоминающее гигантскую куколку одной из крупных лесных бабочек. Однако при более тщательном рассмотрении это нечто оказалось карликовым муравьедом. Он повис на ветке и плотно закрыл глаза. Я купил его и обнаружил в этом крохотном существе, о котором не упоминалось ни в одной известной мне книге по естественной истории, много интересного.

Карликовые муравьеды достигают всего шести дюймов в длину, а плотная мягкая золотисто-коричневая шерстка делает их похожими на маленьких плюшевых медвежат. Их длинный цепкий хвост тоже покрыт густой шерстью. Ярко-розовые пятки задних лап имеют вогнутую форму, благодаря чему животное уверенно чувствует себя, когда лазает по деревьям. Вцепившегося в ветку задними лапами и хвостом карликового муравьеда оторвать невозможно, разве только серьезно покалечив его. У него, как и у других муравьедов, передние лапы короткие, но сильные; на каждой – по три крючкообразных когтя: два малых по бокам и большой посередине. Ладонь его передней лапы напоминает розовую подушечку, и при необходимости длинные когти убираются в нее столь же молниеносно, как лезвия перочинного ножа.

Вдобавок ко всему, этим маленьким зверюшкам свойственна странная привычка, за которую аборигены прозвали их "Слава Те, Боже". Эти животные спят, цепляясь задними лапами и хвостом за ветки, с выпрямленной спиной, как у солдата на посту, и с воздетыми кверху передними лапками, будто и правда воздают хвалу Господу. На самом же деле этот жест имеет чисто защитное значение – если кто-нибудь нападет на зверька во время сна, мощные когти передних лап тут же растерзают обидчика в клочки. Карликовый муравьед принимает такую странную позу и тогда, когда напуган; вот так, на корточках, с поднятыми кверху лапами и закрытыми глазами, он может просидеть хоть полчаса, ожидая атаки.

Мой же карликовый муравьед оказался таким лентяем и соней и, похоже, так быстро смирился со своим пленением, что его даже не надо было сажать в клетку – он так и спал стоя в носовой части каноэ, словно фигура на носу старинного корабля, до самого лагеря. Я не очень хорошо представлял, чем кормить малыша, – из книг я знал, что мелкие животные питаются нектаром лесных цветов. В первый же вечер я развел в воде мед и повесил горшочек в клетке карликового муравьеда.

Около восьми вечера он начал подавать признаки жизни. Выйдя из неподвижного состояния, он принялся медленно, с опаской, лазить по веткам – точно старик на скользкой дороге. Наконец он обнаружил горшочек с медом. Повиснув на прутьях клетки как раз под ним, он тщательно обнюхал его своим маленьким розовым носиком и решил, что там, должно быть, таится что-нибудь съестное. Прежде чем я успел остановить его, он уцепился когтем за край горшочка – и вот уже от ног до головы оказался облит медовой водой; это его рассердило, но по-настоящему он разозлился, когда я вынул его из клетки и принялся чистить кусочком ваты. Остаток вечера он провел, сидя на ветке и слизывая последние липкие капли со своей шкурки. Вода с медом ему очень понравилась, но приходилось давать ему посудину с узким горлышком. Научил горький опыт: однажды он целиком засунул голову в горшок и провел так всю ночь, облитый медом, так что к утру, когда я обнаружил его, он походил на живой мячик, облепленный опилками.

Но, конечно, водой и медом не насытишь даже такую крошку, и я попробовал дать ему муравьиных яиц. К моему удивлению, он отказался от них; когда же я принес ему живых муравьев, он проявил еще меньше внимания. Только благодаря чистой случайности я открыл, что он любит кузнечиков и мотыльков; когда я каждый вечер выпускал насекомых к нему в клетку, он гонялся за ними с большим энтузиазмом.

Как видите, гвианские муравьеды – не самые удобные для содержания в неволе животные, но они полны такого очарования, что все хлопоты окупаются с лихвой.

Глава десятая

ПРО ЖАБ С "КАРМАНАМИ" И ПРОЧИХ РОКОВЫХ ЖИВОТНЫХ

Речки и ручьи окружают селение Санта-Мария со всех сторон, так что, как ни крути, выходило, что мы живем на острове. Для меня явилось приятной неожиданностью, что эти водные протоки кишмя кишат кайманами, и я загорелся желанием наловить их побольше. Однако очень быстро выяснилось, что здешние крокодилы просто так в руки не дадутся – это тебе не Камерун, где ходи себе вдоль мелких речушек и хватай на песчаных отмелях сколько душе угодно. Речки вокруг Санта-Марии куда глубже и вдобавок, помимо кайманов, кишат такими малоприятными существами, как электрические скаты, не говоря уже о кровожадных рыбках-пираньях – упадешь в воду, хрум-хрум – и конец. Поэтому, чтобы моя охота на кайманов возымела успех, пришлось разрабатывать метод, применимый к местным условиям.