Через несколько дней дежурные налеты фашистских бомбардировщиков прекратились. Наш пароход, не получив никаких повреждений, двигался к месту назначения. Мы стали чаще выходить на палубу. Светило солнце. Большие стаи касаток, обгоняя пароход, резвились, высоко выбрасываясь из воды. Свободные от вахты моряки с увлечением бросали им кусочки хлеба и объясняли мне, что дельфины прокладывают курс кораблю, умело обходя мины.
Так мы «шлепали» по Баренцеву морю больше недели и наконец вошли в бухту Скапа-Флоу, расположенную на Оркнейских островах. Это главная операционная военно-морская база флота Великобритании – английский Кронштадт.
Неба не видно: колышутся воздушные заградительные аэростаты, серые, под цвет воды. На фоне вечерней зари из моря вырастали причудливые силуэты гор, окружавших бухту.
В круглой бухте множество военных и вспомогательных судов, буксиров, катеров. Среди них, как сигары в пепельнице, торчат разных размеров корабли. Кормами вверх. Штук шесть-семь. Это я видела собственными глазами и вспомнила, что в печати было сообщение о том, что германская подводная лодка, пройдя под минные заграждения, ворвалась в бухту, выпустила торпеды, потопила эсминец. Но я вижу, что не один корабль зарылся носом в воду.
Я распрощалась с капитаном, командой. Меня и польских министров на катере в сопровождении морских офицеров доставили на материк. Затем на разбитом грязном автобусе, словно побывавшем в боях, двинулись по раскисшей дороге. С фанерных щитов на оконных проемах, обклеенных плакатами, смотрели строгие глаза, а из раскрытого рта вылетали строчки: «Молчи, тебя слушает враг!», «Враг рядом с тобой, помни!». Стало жутковато.
Уже совсем развиднелось, автобус вырвался из распадка гор в долину. Пологие склоны гор во многих местах были густо засыпаны серыми валунами. Мне даже показалось, что они шевелятся. Старичок министр, сидевший рядом, пояснил: «Это отары знаменитых шотландских овец. Когда-то они сделали Англию богатой. Недаром спикер в парламенте и сейчас занимает свое высокое место, сидя на мешке, набитом овечьей шерстью».
Горы оборвались внезапно, и открылось море – хмурое, мглистое. Дорога шла теперь вдоль морского берега. Потянулись длинные сельские улицы с серыми каменными домами, обнесенными низкими оградами. Время от времени возникали островерхие крыши и за зубчатыми стенами высокие башни старинных замков.
Но вот автобус остановился, пропуская оркестр, наигрывавший на длинных волынках какой-то бравурный мотив. За оркестром шли шотландские солдаты в коротких клетчатых юбках, запахнутых и застегнутых на бедре огромной английской булавкой. Короткие куртки, на голове шапочки с перьями, через плечо, как скатка шинели, свернутый клетчатый плед и на ремне – автомат.
Въехали в Эдинбург, столицу Шотландии. Город-парк. Город-музей древней и современной причудливой архитектуры, с балконами, выступами, башенками, колоннами по одной стороне улицы, а по другую сторону – парк с памятниками, фонтанами.
Автобус остановился у какой-то замысловатой башни. Многоярусные готические ниши с орнаментами, фресками и шпилями над ними. Все устремилось ввысь, и сооружение кажется кружевным, легким, летящим. Под нижними сводами беломраморная фигура пожилого мужчины с мудрым лицом, сидящего в глубоком раздумье. Это памятник писателю Вальтеру Скотту. Вот он, поэт и романист, волнующий и сегодня души молодых и взрослых. И рядом с грандиозным монументом Скотту – скромный памятник его современнику, величайшему поэту Шотландии Роберту Берн-су, прожившему, как и Пушкин, всего тридцать семь лет, но оставившему человечеству богатое поэтическое наследство.
Следов войны в городе не видно. Разве только на клумбах вместо роз пожухлая картофельная ботва, кочерыжка от капусты и многочисленные плакаты на щитах: «Копай ради победы!», а на стенах знакомые уже: «Молчи, тебя слушает враг!»
Переночевала в гостинице при Северобританском вокзале, где было сыро и даже в шубе холодно. Чаю не было, грызла галеты, запивала ледяной водой.
В ресторане тоже холодно, дымно от табака. Зал с витражами и лепными украшениями заполнен офицерами, среди них молодые женщины в мундирах, но, в отличие от мужчин, они сидели в пилотках.
Подошли два офицера: один в английской, другой в шотландской форме, но не в юбке, а в длинных ярких клетчатых брюках. Официантка в полувоенной-полуспортивной одежде принесла по мисочке супа и на крохотной тарелке жаркое: кусочек консервированного мяса, листок серой тушеной капусты и одна картофелина в мундире. Потом подала большой чайник, розетку с горкой сахарного песка и одну чайную ложку. Я шепнула ей, что она забыла подать чайные ложки. «Забыла? – изумилась официантка. – Миссис, наверное, иностранка и не знает, что у нас весь металл идет на нужды фронта, и мы подаем только одну ложечку на столик».
Шотландский офицер, сидевший рядом, протянул мне ложечку. «Остальные пять ложечек перекованы на снаряды против Гитлера, миссис, – улыбнулся он и пододвинул мне розетку. – Я отказываюсь от своей порции в вашу пользу». Английский офицер поступил так же. Мне осталось их поблагодарить. «Сенк ю вери мач!» – «Вы иностранка, миссис?» – спросил шотландец. «Да, я из Советского Союза». – «Из Москвы?» – «Из самой». – «О, русские изумляют мир. Поздравляю вас!» – сказал шотландец, встав из-за стола.
Глава 8. Тот самый Ллойд Джордж
Утром поездом выехала в Лондон. В вагоне разноязычный говор, улавливаю – плохо с продовольствием. Нет топлива. Но главная тема все же – прорыв гитлеровских войск к Москве. Отчаянные споры – отстоят ли русские свою столицу? Я заставляю себя не ввязываться в дискуссию. Мой английский язык слишком беден для полемики. Весь путь до Лондона провела в вагоне как глухонемая.
В Лондоне еду на такси в наше посольство. Глядя по сторонам, холодею от ужаса – деловой центр города, Сити, изуродован, искалечен. Каменные основания зданий, построенных на века, все же устояли под натиском гитлеровской авиации, но повсюду горы бесформенных глыб мрамора, скрюченных железных балок. И над всем этим хаосом возвышается собор Святого Павла с зияющей пробоиной на куполе. Улицы тем не менее расчищены, и девушки в защитных комбинезонах и кокетливо надвинутых на лоб пилотках тащат на тросах аэростаты.
Шофер такси, поняв по адресу, который я назвала, что я советская, на прощание сказал: «Мы молимся Богу за победу русских, иначе гитлеровцы ковентрировали бы весь наш великий остров». Это был новый глагол в английском языке, возникший после варварского уничтожения гитлеровцами города Ковентри…
С сильно бьющимся сердцем поднималась я по ступенькам нашего посольства в Лондоне – что-то ждет меня там? Долетел ли муж? А если долетел, то почему не встретил на вокзале? Ведь в посольстве о прибытии парохода должны были знать. Что с Москвой? И горячие споры пассажиров в поезде, и газетные афиши на стендах: «Бой за Москву», «Гитлер назначил парад в Москве»… Как все это понимать? Как добрались до Ижевска мама с Володей? Эти вопросы жгли сердце.