Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дункан откашлялся и протянул ей стакан.
— Где Оливия? — повторила она.
— Понимаешь, бабушка, она уже не первую неделю страдает от ужасной головной боли. Из-за этого воздуха маме стало хуже, и ей пришлось немедленно уехать.
Молодому человеку до глубины души было больно смотреть, как в ту же секунду пожилая женщина сникла. Казалось, она внезапно постарела на несколько лет.
— Твоя мать уехала из Роторуа, не попрощавшись со мной? — На глазах Марианны выступили слезы.
— Я должен передать тебе, что она скоро вернется. Как только совсем поправится, — солгал Дункан.
— Она больна? Но почему мне никто ничего не сказал? Бедная девочка! Она приехала в такую даль, хотя ей плохо. Боже мой, что с ней? Она уже была у врача? — Марианна устало умолкла, залпом выпила молоко.
— Я думаю, что скоро ей станет легче, — вяло произнес Дункан.
— Но кто же теперь будет ухаживать за мной? Аннабель носится только со своими постояльцами. Кроме того, мне становится так грустно, как только я вижу ее. Сразу вспоминаю Элизабет. К тому же она делает вид, что приносит себя в жертву, а на самом деле ей противно возиться со мной. Мне нужен кто-то, кто не будет ухаживать за мной из-под палки. Кто-то, чье присутствие мне приятно…
— Бабушка, мы ведь все тебя любим. Тетя Аннабель, дядя Гордон, я и…
— Значит, ты побудешь еще немного? — перебила она его с недвусмысленным упреком в голосе.
Дункан смущенно отвернулся и пробормотал:
— Она хотела, чтобы я побыл пару дней вместо нее.
— Но этот ужасный поезд… Кто же будет с ней, если ей нехорошо? — встревоженно поинтересовалась Марианна.
— Я думаю, что она поспит в поезде, — ответил юноша, а потом ему пришло в голову, что он может отвлечь бабушку от внезапного отъезда Оливии и наверняка порадовать другой новостью. — Бабушка, есть еще кое-кто, кому хочется поухаживать за тобой. — Он улыбнулся, радуясь, что вовремя вспомнил о своей второй тетке.
— Вот как? Хелен приехала? — спросила Марианна без особого энтузиазма.
— Нет, не моя сестра, а тетя Абигайль. Представляешь, она получила известие от тети Аннабель и сразу же отправилась в путь. Твоя дочь очень хочет увидеть тебя и немного побыть с тобой!
— У меня нет дочери по имени Абигайль! А теперь оставь меня одну! — С этими словами Марианна рухнула на подушки и повернулась к внуку спиной.
Место у мостков еще в детстве было у нее самым любимым. Особенно в такое время дня. Только что скрывшееся за горизонтом солнце окрашивало небо в оранжевый цвет. В небе парили причудливые громады облаков, похожие на стаю огнедышащих драконов. Остров Мокоиа, который только что освещало заходящее солнце, теперь отражался на поверхности озера, похожий на место, полное каких-то мрачных тайн. Абигайль не могла отвести взгляд от этого невероятного спектакля. Он немного отвлекал ее от жгучей боли, полыхавшей в сердце. Она пошла за Дунканом по лестнице, но войти в комнату матери побоялась. Дверь была слегка приоткрыта, и уничижительная фраза матери вылетела в коридор: «У меня нет дочери по имени Абигайль!» Каждое слово резало ее хуже ножа. Она не ожидала, что мать встретит ее с распростертыми объятиями, но эта непримиримость потрясла молодую женщину до глубины души.
Абигайль услышала приближающиеся шаги и раздраженно обернулась. Она хотела побыть одна. Никто не должен знать, как сильно она страдает от неприязни матери. Увидев, кто собрался составить ей компанию на мостках, она облегченно вздохнула. Это был Дункан, и впечатление он производил не самое радужное.
— Садись рядом со своей пиратской невестой! — нарочито шутливым тоном пригласила племянника Абигайль.
Дункан послушался. Какое-то время он ничего не говорил, предаваясь мрачным размышлениям.
«Может быть, он собирается с духом, чтобы поаккуратнее преподнести мне слова матери?» — подумала Абигайль и решила освободить его от этой неприятной обязанности.
— Дункан, я знаю, что она сказала. Я пошла за тобой и слышала все собственными ушами.
— Правда? — с явным ужасом переспросил Дункан и нерешительно добавил: — И то, что ты больше не… — Он запнулся.
— …и то, что я больше не ее дочь.
— Но, боже мой, что такого произошло, что она не хочет простить тебя? Я помню только, что однажды вечером ты исчезла. Мне тогда было лет восемь или девять. Я проводил у вас каникулы и в тот день был с мамой на известковых террасах. А когда после возвращения спросил о тебе, бабушка сказала, что ты сбежала. Помню еще, что на следующий день она лежала в постели и была белее мела, а все взрослые грустили. Никто ничего не рассказывал, дедушка сидел на террасе и плакал. Я уже подумал, что кто-то умер… — В голосе Дункана слышалось отчаяние.
«Мальчик мой, тогда кое-кто действительно умер. «Золотко», маленькая Аби», — подумала Абигайль. Как ей хотелось довериться этому чуткому юноше! Как хотелось наконец облегчить душу, но она ни в коем случае не имела права делать это только потому, что не знала, как быть дальше. Нет, нужно сохранить свою тайну навеки, глубоко в душе.
Когда вечерами, находясь вдали от дома, Абигайль плакала, пытаясь уснуть, ее утешала мысль о том, что после смерти матери она могла бы довериться сестрам. Но наступал новый день, и она отказывалась от этого плана. Если уж мама принесла в жертву свое «золотко», лишь бы сохранить тайну, разве она сама не должна молчать вечно?
— Тетя Абигайль, тебе нехорошо? — встревоженно спросил Дункан. — Ты белее мела.
Но Абигайль лишь отмахнулась.
— Это просто макияж, — пошутила она.
Однако обмануть племянника ей не удалось. Он прекрасно видел, что смеялись только ее губы, а глаза плакали. Он предпринял еще одну попытку разобраться в истине.
— Мне не хотелось бы проявлять излишнее любопытство, но я никогда не слышал от бабушки слова худого. Даже по отношению к тете Аннабель, а к ней она относится очень плохо. Так что если ты хочешь об этом поговорить, то можешь мне целиком и полностью довериться.
Абигайль была настолько тронута, что неожиданно обняла племянника за плечи.
— И откуда у тебя только этот дар сочувствия?
— Ты хочешь сказать, что это удивительно при таких родителях? — Он даже улыбнулся ее невольной откровенности.
— Этого я не говорила.
— Но подумала. И ты права. Нам, детям, мама дала все, но судьбы других людей ей безразличны. А отцу важны лишь деньги и уважение. Например, он никогда не спрашивал меня, хочу ли я продолжать его дело после этого лета. — В голосе юноши сквозила печаль.
— А ты хочешь?
Дункан глубоко вздохнул.
— Нет, я бы предпочел изучать медицину и помогать людям, вместо того чтобы заставлять их вкалывать на меня на весьма спорных условиях.
— Тогда почему ты так не сделаешь? Ведь у твоего отца есть средства, чтобы послать тебя в университет.
— Я бы ужасно разочаровал его. Еще в детстве он брал меня с собой в леса, где растут деревья каури. Но там, где он видит основу своего состояния, я вижу лишь сгорбившихся, тяжело работающих людей, которые выкапывают из земли сосну каури и вырезают из дерева смолу. А те жалкие поселения, в которых они живут, и вовсе вспоминать не хочется. Отец этого не поймет. И будет злиться, что я не делаю то, что он считает нужным. Потому что он, конечно же, хочет для меня как можно лучшей жизни, только не спрашивает, разделяю ли я его убеждения. — И юноша снова тяжело вздохнул.
— Мне это знакомо. Невыносимо, когда кто-то планирует твое счастье, — поколебавшись, призналась Абигайль. — Еще в детстве я хорошо пела и танцевала. Когда я призналась маме, что хочу стать танцовщицей, она впервые в жизни ударила меня по щеке и пригрозила, что изобьет до синяков, если я еще раз скажу что-то подобное. Моей задачей было выйти замуж за принца, чтобы у меня была чудесная жизнь. И знаешь что? Это еще больше раззадорило мое упрямство. Я поклялась себе, что никогда не выйду замуж ни за кого из тех, кто ей нравится. Но никогда ей этого не говорила. Мое решение жило внутри меня. В конце концов, я ведь была ее «золотком». Я больше и словом об этом не обмолвилась, но тайком танцевала и пела до того самого дня, когда она запретила мне водиться с Патриком О’Доннелом, сыном учителя. А я была влюблена в его чудесные синие глаза. В то время как мама давно положила глаз на одного из наших постояльцев, сына богатых родителей из Веллингтона. А мне он не нравился. У него были далеко не такие красивые синие глаза, как у Патрика. И совсем не такой кроткий нрав. В тот день у меня все и вырвалось. Я заявила маме, что в таком случае я вообще не выйду замуж, а буду петь и танцевать в театре… И она пригрозила мне, что скорее посадит меня под замок, чем отпустит на чужбину. Ну а остальное ты знаешь. В тот же вечер я сбежала.
С каждой фразой Абигайль говорила все тише и тише и наконец умолкла, опустив голову. Она надеялась, что Дункан удовлетворится этим и не станет задавать вопросов. Он ни в коем случае не должен был узнать, что на самом деле произошло в тот ужасный день.
- Сон Геродота - Заза Ревазович Двалишвили - Историческая проза / Исторические приключения
- Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи - Историческая проза
- Очень узкий мост - Арие Бен-Цель - Историческая проза