— Рад помочь, чем могу. Сейчас я должен бежать по вызову, а вы располагайтесь, как дома. Тут, за мастерской, моя квартира. Есть диван и кровать. Оставайтесь ночевать. После ужина я покажу вам свой альбом и расскажу все, что знаю о каждой девушке.
Вечером они долго сидели рядом, склонившись над историческим альбомом Карла Шульца. Михаил Иванович переворачивал страницу за страницей и с каждой на него смотрело обрамленное замысловатыми виньетками новое, незнакомое девичье лицо. Блондинки и брюнетки, завитые и с косами, в дорогих, с кружевами, и простеньких платьях. Глядели задумчиво, кокетливо, коварно. И каждая оставалась для него тайной.
Комментировал примостившийся рядом Шульц. Он действительно довольно хорошо знал каждую — ее родословную, характер и взаимоотношения в семье. Наблюдательным оказался человеком.
Янковский перевернул страницу и загляделся.
— Что, нравится? Да, красива, но очень избалована родителями и общим вниманием, особенно молодых офицеров. Капризна, любит ухаживания и наряды. Нет, такая вам не подойдет.
— А эта?
— О, это дочка весьма состоятельных родителей, за ней дадут солидное приданое. Но она девица с гонором и вряд ли станет хорошей хозяйкой. Очень сомневаюсь.
— А приданого мне как раз не нужно. Принципиально. Денег на первое обзаведение хватит, а дальше от самих будет зависеть. Не дай бог попасть в полон к жене ради ее капиталов!
— Я вас понимаю, однако сам бы от денег не отказался. Расширил бы свою мастерскую… Но — идем дальше. Эта брюнетка — дочь старшего морского офицера. Слышал, он скоро заканчивает здесь службу и вся семья только и мечтает о возвращении в Кронштадт или Петербург.
— Ну и пусть едет на здоровье.
— А это бесприданница Олечка Кузнецова. Сирота. Живет у дяди почти на положении прислуги. Вот кто хозяйка! Она в доме одна за всех, хотя в семье Куркутовых еще четыре женщины: сама хозяйка — ее тетка, бабушка и две кузины. Но никто из них ничего не делает. Ольга и готовит, и шьет, и убирает. Летом, говорят, в пять утра уже бежит с узлом белья на речку…
Когда дошли до последней невесты, Михаил Иванович захлопнул альбом, поблагодарил хозяина и устроился на кушетке. Но заснуть не мог. Перед закрытыми глазами проплывали лица пятнадцати незнакомых, а поэтому таких загадочных девушек. Хотелось проникнуть в душу и думы каждой. И все-таки белокурая Ольга казалась самой симпатичной и подходящей.
Узнав, что Куркутов — заместитель начальника порта, наутро, как бы по делу, отправился в контору. Познакомился и был приглашен к обеду. Несомненно предполагая, что гость имеет виды на одну из дочерей, супруги и бабушка отнеслись к управляющему Аскольдом — жениху с положением — откровенно благосклонно. Но избалованных девиц Куркутовых он оценил в первые же полчаса: не подходят.
Зато ему сразу понравилась открытая улыбка Ольги, стройная, легкая фигурка, а главное — на редкость веселый, добрый нрав. Привлекала бьющая ключом энергия, удивительное трудолюбие, быстрота и уверенность походки. Одетая в простенькое ситцевое платье с подвернутыми для работы рукавами, Ольга все время была чем-то занята. И все получалось у нее легко и просто, всюду она успевала.
Михаил Иванович исподволь приглядывался и взвешивал, но сделать предложение в первый же приезд все-таки не решился. Сказал, что его ждут срочные дела, и вернулся на Аскольд. Думал и передумывал, а спустя месяц принял окончательное решение и снова появился во Владивостоке. Улучив подходящий момент, — с глазу на глаз предложил Ольге стать его женой.
Молодой, красивый, занимающий солидное положение в обществе, он не без основания полагал, что бедная сирота, которая в двадцать два года, по-видимому, не знала еще женихов, без колебаний бросится ему на шею. Но ошибся. Поблагодарив за честь, Ольга попросила разрешить ей подумать. Несколько задетый, он спросил:
— Будете советоваться с теткой и бабушкой?
Она умела твердо и открыто смотреть в лицо собеседника своими серо-зелеными глазами. И не опустила их перед ним.
— Нет, Михаил Иванович, буду советоваться только со своим сердцем. Я отвечу вам в следующее воскресенье.
Разговор состоялся в среду. И пришлось ждать, недоумевать, даже беспокоиться. Но в воскресенье, встретив его приодетой по-праздничному, она ответила — «да». Тогда, взяв за руку, Михаил Иванович ввел ее в гостиную, где в это утро расположились хозяева и визитеры, почтительно поклонился бабушке и чете Куркутовых:
— Господа, прошу поздравить нас как жениха и невесту!
Бабушка качнулась в кресле, ухватилась за подлокотники. Тетка и гости застыли на своих местах, девицы приоткрыли рты. Глава семьи крякнул и онемел довольно надолго. Позднее Михаил Иванович со смехом рассказывал друзьям, что его заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы! Он читал на лице Осипа Ивановича Куркутова почти ужас. Ведь мало того, что гость избрал не родную дочь. Он уводил из дома прекрасную, а главное — такую удобную бесплатную прислугу! С ее работой едва ли справятся две наемных. Дядя думал, что так будет всегда…
Бабушка пришла в себя первой, выдавила кислую улыбку и поманила молодых к себе:
— Подойдите, подойдите, я вас поздравляю. Дай вам бог!
Михаил Иванович приложился к желтоватой ручке, бабушка поцеловала его в лоб, потом обняла и перекрестила Ольгу. Постепенно все стали приходить в себя, поздравлять, высказывать свои «искренние» пожелания счастья.
Через несколько дней справили скромную свадьбу. Однако при оформлении бракосочетания произошел конфуз. Когда молодой предложили расписаться в брачном контракте, она подняла глаза и сказала очень спокойно:
— Я не могу, я писать не умею… Михаил Иванович не поверил своим ушам.
— Как так, Оля, вы же говорили, что прочли много книг, рассказывали мне о них. Вы шутите?
Она посмотрела на него таким же открытым взглядом, как и при первом их объяснении:
— Нет, Михаил Иванович, я не шучу. — Она всю жизнь при людях так и называла его — «Михаил Иванович, вы». — Я рано осталась сиротой, меня не учили и не отдавали в школу. Но я очень хотела читать книги и выучилась… самоучкой. Читать в самом деле люблю и читаю по ночам, но писать не умею.
И тут, глянув в эти не ведающие лжи глаза, Михаил Иванович вдруг увидел весь безрадостный путь маленькой сироты из далекого Иркутска. Увидел ее бедное серенькое детство — без родительской заботы и ласки, в окружении черствых родственников, которые видели в Девочке только удобную бесплатную прислугу. Не могли даже научить писать! Он с усилием справился со спазмом в горле: