Вокруг гроба-ладьи, инкрустированного перламутром и фрегатами, выпиленными из раковин тридакны, застыли ближайшие родственники колдуна. Видимо, здесь был заведен определенный порядок: ближе всего к покойнику сидели две его вдовы: одна — уже пожилая, сгорбленная женщина, а другая — лет сорока на вид. У нее было миловидное, свежее лицо и красивые, совершенно молодые глаза. Обе одеты по-вдовьи, в своего рода рясу из листьев пандануса, которая закрывала все тело и голову, оставляя открытым только лицо. Около вдов сидели сыновья и дочери, несколько поодаль — внуки, еще дальше другие родственники, свойственники и, наконец, друзья и знакомые, которые пришли «спать с покойником», то есть попросту провести ночь рядом с ним. У ног Халумване лежало много сломанных копий, брошенных на ладью.
Свойственники несколько отодвинулись, и мы смогли подойти почти к самой ладье. Возложив венок, мы молча постояли некоторое время и через несколько минут вышли. Я вздохнула полной грудью, так как от спертого воздуха в переполненной людьми хижине кружилась голова. В доме покойника стояла духота, усугубленная едким запахом вспотевших человеческих тел, а также трупным зловонием начинавших разлагаться останков.
Когда мы возвращались, Мюриель сказала:
— Похороны Халумване состоятся завтра. Ладью, в которой лежит покойник, разрежут пополам и сложат носовую часть с кормовой, а разрез заделают плотно подогнанным обрубком. Покойник должен лежать ногами к форштевню и корме, а головой — к обрубку. Затем крепко свяжут этот гроб ротанговой тетивой и похоронят в тавау, то есть в доме сакральных реликвий. В Ахия, на южной части острова, колдунов, которым приписывали власть над уловами рыбы бониты, хоронили иначе. Их трупы ставили в вертикальное положение, обвивали листьями саговой пальмы, а голову обвязывали сата — вьющимся папоротником и подпирали раздвоенной палкой. Иногда череп и кости складывали на скалах, вдалеке от причала. Такой скальный ковчежец с мощами называли нима ни эси (морская хижина) или таоха ни эси (хижина челна на море). Иногда еще при жизни колдуна готовили огромное резное изображение меч-рыбы, в которое после смерти умещали все тело покойника. Но это делали уже очень редко…
С большим интересом слушала я рассказы моей приятельницы, от которой узнала о разных обычаях, частично уже преданных забвению вследствие запретов английских властей и постепенно проникающей на остров цивилизации. Слушая милый голосок Мюриель, я и не заметила, как мы очутились на пороге ее дома. Войдя в комнату, я увидела большую желтую бабочку, преспокойно разгуливавшую по подоконнику, и обратила на нее внимание Мюриель. Она весело воскликнула:
— О Энн, островитяне считают это добрым предзнаменованием! Какой-то очень милый человек посетит нас сегодня!
На этом я кончаю свое длинное письмо и крепко тебя целую.
Твоя Анна
3
Соломоновы острова, остров Улава, селение О’у
Моя дорогая Ева!
Давно не писала тебе — была очень занята, да и впечатлений накопилось столько, что необходимо привести их в порядок, выбрать самые интересные и поделиться с тобой.
Ты помнишь, конечно, о желтой бабочке, про которую я писала в своем последнем письме. Мюриель уверяла, что согласно верованиям островитян бабочка — хорошее предзнаменование и какой-то милый мне человек должен посетить нас сегодня. Она оказалась права! Когда мы сидели за чаем, дверь внезапно открылась и на пороге появился Анджей. У меня так забилось сердце, что казалось, я вот-вот упаду в обморок, и ноги мои стали словно ватными. Не помню уже, как я очутилась около Анджея, бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки. Он сперва оторопел, а затем начал жадно целовать мои глаза, щеки и даже искать губы, однако я уже пришла в себя, вырвалась из его объятий и за руку привела к столу.
Представляю, что ты подумаешь обо мне. Скажешь, сначала бросается молодому человеку на шею, а затем убегает. Да, это так, я просто испугалась! Когда он заключил меня в свои объятия, я чуть было не осталась в них…
Мюриель посматривала на эту сценку с озорной улыбкой. Она сердечно поздоровалась с Анджеем, позаботилась о том, чтобы он вымыл руки и стряхнул пыль с одежды, и, наконец, пригласила к столу. Я понемногу приходила в себя, и беседа потекла гладко. Анджей рассказал, что профессор пока поселился в селении О’у и его прислал за мной, а также просил захватить оставшиеся здесь продукты. Анджей довольно подробно описал поездку по Улаве, отметив, какой богатый материал можно найти на этом острове. Разговор затянулся. Нас пригласили к обеду, к которому успел вернуться хозяин дома. После обеда мы продолжили беседу за кофе. Ночевала в любезно предоставленных нам комнатах для гостей.
Наутро я поднялась чуть свет, оделась, тихонько вышла во двор и поспешила в лагерь. И хотя все там казалось на первый взгляд нетронутым, я могла поклясться, что в мое отсутствие какой-то человек хозяйничал в палатке. Видно, он брал в руки некоторые мелкие предметы и неумело ставил их на место. На замках, подвешенных к стальным сундучкам, виднелись свежие царапины. Мой взор привлек карман палатки на одной из ее стенок. С него свисало несколько едва заметных зеленоватых шнурков, сквозь которые блестели какие-то сверкающие предметы. Хорошо помню, что в первый же день, когда мы устанавливали палатки, я положила в этот карман коробку с жилками и блеснами для удочек, к которым потом не притрагивалась. Коробку я перетянула резинкой. Откуда же могли взяться шнурки?
Я осторожно подошла к полотняной стенке, отстегнула пуговицу, подняла вверх клапан и заглянула внутрь. Представь себе мое удивление, когда я увидела, что коробка раскрыта, блесны в беспорядке перемешаны с жилками, а на картоне… осталось несколько темно-коричневых пятен, удивительно похожих на свернувшуюся кровь. Несколько капель виднелось также на брезентовом полу, на котором я заметила довольно отчетливый след китайской туфли!
Итак, непрошеным гостем, производившим у меня обыск, был китаец. Но что же он искал? Ключи от сундучков? Я терялась в догадках. Наконец, я достала ключи из кармана юбки и открыла стальные сундучки. Все вещи лежали в них так, как я оставила, уходя из палатки. Видно, незваный гость, полагая, что ключи положены в карман палатки, заинтересовался найденной в ней коробкой, открыл ее и случайно вонзил себе в палец один из крючков, свисавших с блесен. Он пытался, видимо, вытащить крючок из ранки, однако тот так глубоко впился в руку, что вор растерялся, побросал все, как попало, а сам с блесной на пальце выбежал из палатки.