Читать интересную книгу Всадник - Анна Одина

5. Атака: Son lo spirito che nega[44]

Пятый, южный шар на стенах только начал перенимать эстафету у четвертого[45], когда и без того плохо спавший город проснулся: как будто у небесного свода лопнула барабанная перепонка, так резко и окончательно прозвучал взрыв. Люди, эфесты, гипты, метисы и квартероны Камарга забыли, что в городе объявлен комендантский час, и повысыпали из домов, опасаясь, что вслед за этим взорвется уже над головой, куда обрушится родной потолок.

На улице оставалось прежним все, кроме линии горизонта: теперь на ней не втыкалась вершиной в беременные снегом тучи башня библиотеки – той самой Великой библиотеки, что появилась на реке Кама еще до того, как там возникло укрепленное поселение.

Между тем кладка библиотеки была скреплена не только ласточкиной слюной и яичным желтком, но и старой созидательной силой, которую могла одолеть только другая созидательная сила, более мощная, превратившаяся в силу разрушительную. Смотрите: ведь краснокирпичная башня не рухнула целиком, рассыпавшись на куски, а была косо и чисто… разрезана наискось и пополам, как ножом. И весь Камарг ощутил себя арфой, которой чьи-то железные пальцы разорвали струны; будто несчастливый враг какого-то садиста, город почувствовал, как ему аккуратно переломили позвоночный столб. И конечно, никто из застывших в столбняке людей, задравших голову и созерцавших кроваво-красный срез башни, не ожидал, что библиотека превратится в вулкан, в последнем самоубийственном порыве изрыгающий в небеса внутренности.

Вверх летели легкие бумажные памфлеты и тяжелые окованные тома, струились развязанные свитки, гремя цепями, пушечными ядрами устремлялись в ночь стиснутые драгоценными окладами инкунабулы. Стража металась, не зная, что делать, – в грохоте и хаосе, последовавшем за усекновением шеи башни, не сразу заметили разрушение главных городских ворот – те вынесло наружу, но не аккуратно, как башню, а так, будто кто-то с корнем вырвал из земли упирающееся растение. Разнесло прилегающие части стен у дороги и изрядный отрезок стен городских; в тартарары провалился лабиринт-привратницкая. Немало тысячников погибло, но те, что остались, рассредоточились и ограничили периметр города лично, выставив перед собой, внутрь города, мушкеты, стрелявшие «жалами правды» – гибкими хвостатыми дротиками с частым металлическим оперением, очень непопулярными среди населения (и прозванными совершенно непочтительно).

Народ попятился. Да, как бы ни были хороши тысячники, как бы ни скрывали их лица вывязанные из медной нити забрала, но мушкеты подрагивали у них в руках (то ли от усталости, то ли от растерянности – командир Алой когорты находился во время взрыва на посту номер один, под библиотекой, и погиб одним из первых), и, навалившись гурьбой… зажав в кулаках по кирпичу из бывшей башни… люди наверняка задавили бы тысячу, пусть и понеся несоизмеримые жертвы.

Но цели у горожан не было, не было и предводителя. Да и будь он – куда бы он повел свою безропотную паству? За стенами метрополии ждала пустота, свистящий ветер в холодных полях. Не было в этом мире другого места назначения, кроме Камарга: это сюда, в Город, надо было бежать из мира, здесь была простая работа, простая еда, простые развлечения, простые деньги. И пускай камаргиты решили укрыться от мира на корабле, в днище которого зияла брешь (от понимания этого их отделяло несколько часов), но они хотя бы знали этот корабль. Население в панике кинулось врассыпную, а тысячники дали вслед толпе залп в воздух. Жала взлетали высоко, но в любом случае достигали человека – такая уж у них была механика. Положили еще полтора десятка человек, но кто их считал?

Тем временем доктор Делламорте, приложивший умелые руки к череде описанных разрушений, встретил остаток ночи в пустынном Монастырском переулке в историческом центре – единственном месте, где в городе никто не жил. Монахи, некогда помогавшие многонациональному Камаргу отправлять культы самых разных божеств, начиная от вездесущих Трех (Онэргапа, Хараа-Джеба и Перегрин-Ристана) и заканчивая более экзотическими, вроде Медейры, богини зеркальных отражений, покинули Камарг, когда культ Онэргапа вытеснил из столицы остальные верования – произошло это после того, как Красный Онэргап избавил город от какой-то страшной угрозы. Суть ее официально не озвучивали, да и было это больше ста лет назад.

Камаргиты так и не научились толком поклоняться Онэргапу, слишком уж странные вещи делались при его молчаливом потворстве и во имя него, но между делом позабыли прочих богов и героев. Говорили, что некогда, очень давно, в Камарге была своя религия, основанная то ли на каком-то убийстве, то ли на жертвоприношении, но помнили об этом лишь гипты, а слушать их ни у кого терпения не было. После изгнания монахов селиться в Монастырском переулке на всякий случай запретили – в светлое время суток там работали доставляемые под конвоем преступники, но на ночь их уводили, и переулок вымирал.

Зато в Монастырском горели фонари. Как раз под одним из них и расположились жеребец и его всадник. Всадник чего-то ждал и посматривал в небо. Жеребец раздраженно фыркал, беспокойно рыл снег и звонко бил копытом в брусчатку – ибо какому коню понравится, когда поблизости что-то взрывается, а он не может при этом ошеломленно шарахнуться, кося диким глазом, и сбросить седока? Всадник, будто почувствовав, как неуютно компаньону, усмехнулся и потрепал его по шее. Тут как по мановению руки эффектный фонтан книг, покидавших рассеченную библиотеку, наконец выплюнул нужное сочинение: в руки терпеливому всаднику увесисто приземлился толстый том в простой обложке коричневой кожи. Доктор скупо улыбнулся обретенному сокровищу, удобно устроил его на седле и немного полистал. Дай ему волю, он бы, наверное, так и остался в этом переулке, листая том в коричневой коже, а еще лучше – забрался бы в соседний дом и расположился со всеми удобствами в кресле у очага, изучая свое сокровище. Но некому было дать ему ни волю, ни неволю, и реализоваться уютным планам было не суждено. Поэтому всадник решительно захлопнул книгу, уронил ее в пустую седельную сумку и очередным легким хлопком дал жеребцу понять, что надо идти. Жеребец смиренно ткнул хозяина носом в плечо и, не дождавшись снисхождения, печально отправился по переулку прочь, в темноту. (Автору неизвестно, как Конь без имени[46] переносил образ жизни своего хозяина – отсутствие ночлега и сна при необходимости выносится человеком, но не одобряется лошадью. Однако жеребец стоял на ногах, всегда был в строю и оставался жив.)

Пока на заднем фоне рисуемой нами картины жители Камарга удирают от «жал правды», а алые тысячники в ужасе вглядываются в бело-серое месиво, открывшееся взору в основании разрушенной библиотеки, мы находим доктора Делламорте в Священной роще. И снова всадник выглядел безмятежным и даже праздным. Стоя под заиндевевшей, словно засахаренной, пинией, разрушитель вглядывался в кусок кожи с рисунком. Теперь, когда нам помогает свет, видно: там изображена библиотечная башня, в нее бьет молния, а с расколотой вершины вверх ногами летит к земле человек.

– Ай да Апеллес, – пробормотал всадник, – какая разносторонняя личность: сам по себе придумал карту Таро[47], да еще в опережение событий. Посмотрим, не подведет ли его медзунамская кисточка.

Однако созидатель чего-то ждал, и вскоре стало ясно, что ожидание ему прискучило. Нарисованную башню он без всякого пиетета выбросил в снег. Книга уехала в седельной суме, и даже способной занять его внимание наружной дворцовой охраны не было видно – она находилась возле ограды, а ограду он уже миновал. Тогда всадник сложил за спиной руки и прогулочным шагом отправился по засыпанной снегом дорожке, удивляясь, как снегу в Камарге удается сохранять вид хрустальной крошки. Тут гексенмейстер увидел следы небольшого животного. Всмотревшись, он отметил и характерный рисунок – как будто кто-то несколько раз провел по снегу кисточкой.

– Хм, – сказал Делламорте сам себе, – зря они перестали поклоняться Священному горностаю, – и отправился по следу дальше, углубляясь в рощу, спускавшуюся к реке.

Река Кама впадала в Пребесконечный океан, делясь на два рукава (Ка и Ма) и образуя идеальную дельту, словно начерченную Пифагором, сотворив из суши треугольный полуостров, где располагалась священная роща с дворцом. Сюда вели четыре моста – два поблизости от разделения реки и по одному в местах впадения рукавов в океан, прямо на берегу. Река вытекала из горячих источников, зарождавшихся где-то в Ртутном ущелье на востоке, никогда не замерзала и славилась приливной волной – двумя приливными волнами – на Ка и на Ма. Камарг стоял на гранитной основе, в скульптурных берегах текла и Кама, и ударявший в берег прилив шел убийственной волной против течения, сметая все живое и мертвое, что по недоразумению оказывалось в воде или поблизости. Потому-то четыре моста, относящиеся к дворцу, опускали в воду (собрать такой механизм было для гиптов детской задачей) – поднимать или разводить мосты с учетом волны было бесполезно, а жить вовсе без них – неудобно.