гость, скорее всего, спрятался за распахнутую вовнутрь дверь. Мягким кошачьим движением переложив нож в левую руку, правой он осторожно взялся за ручку. Теперь он стоял в полушаге от Якова, повернувшись к тому спиной — хоть под зад пинай.
«Сейчас, или никогда». И в тот миг, когда бандит дернул дверь на себя, скрипнув ей чуть не на весь город, монашек стремглав метнулся из кухни. По счастью, на этот раз не обо что не запнулся, не поскользнулся и даже не задел ни одной вязанки чеснока, которые свешивались над очагом. На миг замер. Из-за темного зева кухонной двери донеслись сдавленные ругательства. Судя по яростному шепоту, убийца никого за дверью не обнаружил, зато своими расчудесными бесшумными сапогами наступил в лужу им же щедро пролитой крови. Стараясь вести себя как можно бесшумнее, книгочей стал осторожненько пробираться к выходу из самого неприветливого из всех варварских вертепов, которые успел повидать на своем недолгом веку. Чтобы этот век продлился ещё дольше, необходимо было добраться до двери раньше, чем тать догадается выйти из поварни. Но едва беглец додумался до этой спасительной мысли, как ведущая на крыльцо дверь, словно услышав его немой призыв, распахнулась сама.
В проеме, освещенный падающим с улицы тусклым светом, стоял невысокий человек. Нехватку роста компенсировала ширина торса, придающая фигуре очертания почти идеального квадрата. Он, как собака, вытянул вперед голову, поводя из стороны в сторону клином бороды. Будто принюхивался к чему-то. Спустя мгновение монашек понял, что он тоже ни черта не видит.
— Свет-то какого хрена погасили?! — громким сипловатым шепотом спросил он, обращаясь куда-то в темноту. — Порежем тут друг друга!
Не дожидаясь, когда здоровяк выдвинется на голос подельника, и он окажется между двумя потрошителями, Яков в два гигантских прыжка сиганул мимо двери поварни, порскнул за угол и застыл на лестнице. Уловив короткую возню яшкиного побега, второй незнакомец умолк на полуслове. Правда, не надолго.
— Сыч, это ты тут шумишь?
— Козел бородатый! — загремел на всю харчевню звенящий от бешенства баритон лысого разбойника. — Когда ты перестанешь меня называть по имени на каждом деле?!
Сыч!
То-то тесак показался знакомым! Да и стать этого душегуба трудно было спутать с чьей-то еще. Из-за угла Яков не мог видеть бандюганов, но того и не требовалось. Главное — они не видели его. Особенно Сыч. Уж он-то знает, где можно сыскать черноризца, даже если тому удастся сейчас спастись.
«Что же это получается? Сыч назначил встречу, но лишь затем, чтобы убить?! Ничего себе простенькое заданьице!»
— Пес тебя дернул лезть сюда! — гремел Сыч. — Тут кто-то есть! Я слышал, как он вошел, но выйти не мог — наткнулся бы на тебя.
Монашек понял, что сейчас замирать от страха не самое подходящее время. Режут тут, видимо, быстро и без особых разговоров. Рой мыслей как-то сам собой выстроился в ровную шеренгу, которая заканчивалась наиболее здравой из них и удивительно дельной: нужно вбежать на второй поверх, вломиться в комнату, окно которой нависает над крыльцом трактира и сигануть из него на улицу. Иного пути к отступлению видно не было.
5. Кровь и темень (окончание)
Оглядываться, дабы увидеть, кто именно так рад увидеть его смиренную личность, не стал. Обрушился всем телом на дверь, и в следующий миг осознал себя, лежащим на полу в узенькой горнице. Незапертым был вход, или монашку удалось высадить щеколду богатырским навалом, так и не понял: что было мочи рванул вперед, к узкой щелке света, тлевшей меж запертых ставен. Тяжелое дыхание татей уже ощущал спиной. Задуматься над тем, что будет, если ставни окажутся на каком-нибудь засове, не успел. Коротко разогнавшись, изо всех сил оттолкнулся от случившейся под окном лавки, выставил руки локтями вперед и бросился на закрытые створки.
Они оказались не заперты!
Однако ликование от неслыханной удачи длилось совсем недолго. С треском вывалившись из окна, понял, что спасительный конек крыльца остался слева, а он летит со второго поверха прямо на землю, да еще и вниз головой. «Шею сверну,» — мелькнула удивительно спокойная мысль. Но подобраться как следует для падения не пришлось — оно вдруг прекратилось.
— Тяжелый, леший, — прокряхтели наверху.
— Жрёт наверно много чаще, чем до ветру ходит.
Только сейчас книгочей понял, что преследователи его все-таки догнали. В тот миг, когда он уже выпорхнул в окно. Успев схватить беглеца за ноги, они спасли его от неприятного полета. Правда, что хуже: ухнуться темечком о землю или угодить в их лапы — большой вопрос. Плачевное положение довершала ряса. Оттого, что ее обладатель висел вверх ногами, она предательски задралась к голове.
— Смотри-ка, — донеслось сверху, — в сарафане, а не баба.
— Тяни его, а не зубы скаль! — недовольно прошипел Сыч.
Яшка только сейчас понял, насколько близок к тому, чтобы оказаться в тесноте темной комнаты наедине с убийцами. И их ножами. Он отчаянно задрыгал ногами, норовя если не уж сбросить с них оковы цепких рук, то хотя бы максимально усложнить «бурлакам» их труд. Отчасти задумка удалась. В ответ на вспыхнувшую с новой силой прыть жертвы ватажники засопели злее и сосредоточеннее. Удержать ноги, будто заправский налим брыкающиеся и норовящие вырваться из рук, стало гораздо сложнее. Впрочем, Якову эти старания тоже вышли боком. Тело его от чрезмерного тщения стало раскачиваться маятником, то отдаляясь от стены, то приближаясь к ней на весьма опасное расстояние. Но он этих изменений в своем незавидном положении не заметил — очень уж увлекся борьбой за свободу. Которая длилась до тех пор, пока в голову не прилетел сокрушительной силы удар. Это потом он понял, что так раскачал сам себя, что со всего маху влепился в стену. К счастью, удар выбил из колеи не его одного. Руки вурдалаков, сжимавшие его голени, на краткий миг разжались. Правда, на столь краткий, что все же успели вновь ухватиться за ускользающие конечности беглеца. Но уже не так надежно. Пальцы их вцепились в ремни сандалий. Пока погоня яростно шипела и чертыхалась, выуженный ими из окна пескарик понемногу пришёл в себя. Гудение в голове сменилось ломотой и саднящей болью во лбу. Чтобы избавиться от плавающих перед глазами пятен, он тряхнул головой.
И так и не успел понять — благодаря этому нехитрому движению лопнули ремешки на сандалиях, или виной всему послужила их ветхость. Как бы то ни было, нехитрая монашеская обувь осталась в руках злодеев, а сам он, коротко вскрикнув и успев только спрятать голову меж согнутых локтей, ухнул вниз.
— Я