Читать интересную книгу Его среди нас нет - Сергей Иванов

Но что было бесспорно, обидные Танины слова «ты не понадобишься мне дня два» обернулись теперь неожиданной удачей. Сразу после звонка он, не спросившись, не сказавшись, помчался на первый этаж, где при входе висела пара больших зеркал. Но вовремя испугался, что кто-то его увидит за столь постыдным занятием.

Остановился. Издали поглядел на первоклассниц, которые, поднявшись на цыпочки, строго и любопытно разглядывали себя. Пошел вверх по лестнице.

И все же он как бы осмотрел себя — в душе.

Сменил выражение лица. То у него вид был какой-то растерянно-отчаянный: мол, подходи по одному, жизнь задешево не отдам! Теперь он придал себе спокойствия и решительности. И маленький-маленький прищур, иронический такой. Стараясь не шевельнуть на лице ни одним мускулом, чтобы не испортить этого выражения, он поднялся на четвертый этаж.

Судьба избавила Сережу от лишних мучений. Коробкова словно его и высматривала. Да, именно его! И сразу бросилась наперерез, чтобы хоть не весь класс стал глазеть на них. Коробкова, несмотря на свою знаменитость, тоже была не сильно опытна в делах свиданий.

От волнения Сереже стало вдруг будто бы неинтересно, будто бы даже скучно. На самом деле он просто боялся. Душа его мелко дрожала. И одновременно она сгорала от нетерпения — жарко и бездымно, словно стог соломы.

— Крамской, ты получил мою записку? — спросила Марина, хотя и так было ясно. Но ведь она тоже волновалась.

— Получил! — неловко пролаял Сережа.

— Я тебе хочу дать показания!

Сережа проглотил сухоту в горле, и это получилось не очень красиво, словно бы он икнул.

— С того урока, который вас интересует, Слюдов не был выгнан. Но зато на тот урок опоздал один человек из нашего класса!

Огромная заинтересованность и страшное разочарование буквально разрывали Сережу. А Коробкова усмехнулась с тем совершенно дурацким наслаждением и превосходством, с каким девчонки сообщают вам, что они отнюдь не думали в вас влюбляться!

Да, именно так усмехнулась надменная Коробкова и показала Сереже свой дневник, где на соответствующей странице значилось: «Родители! Ваша дочь 2-го октября прогуляла 20 минут урока истории». И подпись, которую Сережа знал достаточно хорошо, ибо с историней у него по некоему стечению обстоятельств были давние нелады.

— Надеюсь, теперь тебе все понятно?

Ему тут хоть бы немножко съехидничать… Не из того он был сделан теста!

Коробкову, надо заметить, это удивило — его такое благородство. И она сказала изменившимся голосом:

— До свидания… Крамской! Надеюсь, разговор останется между нами.

Прозвенел звонок. Сережа едва услышал его разочарованными ушами… А ну-ка хватит! Пора успокоиться! Да ведь ничего и не было для него, Сергея Крамского, в этой Маринке. Его сердце официально принадлежало Самсоновой, раз он был болельщиком ее команды… И вообще, не может любовь появиться из глупой записки, тем более из обиды.

Теоретически так.

А в жизни — чего только с нами девчонки не делают!

Он вошел в класс. И, видимо, с таким не от мира сего грустным лицом, что учительница истории Жанна Михайловна, которая Маринке написала замечание недрогнувшей рукой, которая и Сережу обычно несильно жаловала, сейчас лишь кивнула головой: мол, садись за парту.

Дела подследственной плохи!

Таня тоже была всего лишь человеком, да к тому ж еще и девочкой. И едва только Сережа сел:

— Кажется, есть новости?

— Годенко невиновен!

— Так! — сказала Таня, сощурив глаза. — Почти все сходится. Годенко — подставная фигура. В смысле: его пытались мне подставить!

Тут она заметила Сережин трагический вид.

— А что, собственно? То есть я хочу спросить, каковы подробности дела?

Молчать было бы невозможно, и Сережа, срезая углы и разливая ведра серой краски безразличия, передал историю с запиской и всем прочим.

— И где сама записочка?

Она осмотрела ровный бумажный квадратик, небрежно сунула его в карман.

— Да не страдай! После окончания дела тебе вернут твою драгоценность. А я на прошлом уроке — чего это, думаю, ты такой нервный. В уборную побежал!

Сережа молчал.

— Коробкова… Это с такими волосками жидкими — белыми?

— Садовничья, встань! Повтори, пожалуйста, о чем я сейчас говорила… Дай дневник!

Все-таки есть справедливость на свете!

Дома Сережа еще раз прошел всю эту историю от начала до конца. Бабушку бы спросить… Невозможно!

И тут он вспомнил, что в старину — не когда бабушка была молодой, не в тридцатые годы, а намного-намного раньше, — если запискам хотели придать особое значение, то непременно окропляли их духами. Не мужчины, конечно, а женщины.

И теперь Сережа страшно жалел, что не догадался сделать такую простую вещь — понюхать ту бумажку. Ведь ароматам свойственно улетучиваться, а сколько еще протянется следствие, неизвестно!

На следующий день Таня абсолютно не обращала на него внимания. Причем так равнодушно, так по-деловому не обращала, словно бы это и не Сережа был ее главным помощником. Словно бы это и не он так безупречно отработал версию Годенко.

Правильно говорится, что бывают на свете люди, а бывают — которым только бы покомандовать!

— Тань, — наконец он сказал, — уже два дня твои проходят!

Таня посмотрела на него, усмехнулась — так, между прочим, удивительно по-взрослому. Не с ехидством, не с превосходством, а именно вот по-взрослому: что, мол, Сережа еще маленький, а она до ужаса огромная!

— Не волнуйся, тебя не забыли. Просто все должно выясниться именно сейчас.

— Когда сейчас?

— А вот смотри. — Таня подняла руку.

Шел урок литературы. Алена Робертовна, увлеченная своим объяснением, ее не замечала. Тогда Таня встала:

— Скажите, пожалуйста, Алена Робертовна, а когда будет готова контрольная по литературе?

Алена запнулась на лету.

— Контрольная?.. Да, действительно! Завтра будет готова.

— Спасибо! — произнесла Таня особенно ученическим, старательным голосом и села. И тут же показала Сереже… жетончик алюминиевый: — Вот она где, контрольная!

Весь прямо-таки похолодев, Сережа догадался: сумка с тетрадями — магазин — жетон из камеры хранения!

— Ты как его достала?

— Забыл? Подобрала за мечтательницей.

Он посмотрел на учительницу, которая уже опять парила в своем рассказе.

— Ты что хочешь с ним делать? Зачем он тебе?

— А чтобы сконструировать некоторую ситуацию. — Тут уж она не смогла удержаться и улыбнулась: мол, я тебе не какая-то Коробкова. — Но о подробностях несколько позже.

А «подробности» были такие. Два дня сумка лежала в универсаме. И Алена Робертовна про нее не вспомнила! Таня рассудила, что и с журналом могло произойти нечто подобное. И лежит он себе где-нибудь в камере хранения Курского вокзала, или под диваном у двоюродной бабушки, или шут его знает где — они ведь тогда за классной не следили!

Алена рассеянная — вот в чем истина!

— А зачем тебе номерок нужен?

Номерок Тане нужен для чистоты эксперимента: узнать, вспомнит Алена без подсказки, где тетради посеяла, или нет. Если не вспомнит, значит, она и журнал куда-то задевала! Такую вот нелепость придумала Таня.

— Ну, это… мало ли, — сказал Сережа, — это ведь все-таки не обязательно…

— А у нас вообще не может быть прямых доказательств. Но как косвенное оно очень сильное. Это во-первых! А во-вторых, больше-то некому. Был Годенко подозреваемый… — Она выразительно посмотрела на Сережу.

Но забывчивость еще не преступление. Преступление, рассуждала Таня, когда человек свою вину начинает валить на другого. А ведь Алена так и сделала. Я, говорит, видела в учительской журнал, а ты, Годенко, его стащил!

И за это она должна быть наказана!

— Нельзя так, Тань, — неуверенно возразил Сережа.

— Ладно, хватит, — прервала его Таня. — Пиши! «После шестого урока состоится важное сообщение. Группа розыска».

— Как это — «сообщение» — и вдруг «состоится»?

— Ничего. Нормально будет. Посылай по рядам.

Алена Робертовна вела урок. А по рядам, от парты к парте или, вернее говоря, от стола к столу, медленной белой молнией пробиралась записка. И каждый, прочитав ее, оглядывался на Таню Садовничью, а потом невольно на учительницу.

После шестого лишь два человека не остались: одному надо было с матерью к врачу, другому (другой, вернее) — на фигурное катание. Оба подошли к Тане… Вроде как отпрашиваться:

— Пусть нам после Корма отзвонит. Ладно, Садовничья?

— Нам же тоже интересно, — сказала фигуристка. — Мы же не виноваты!

Не улыбнувшись, ничем не выдав своего торжества, Таня достойно кивнула.

«Для пользы дела…»

Попробуйте когда-нибудь после шестого урока задержать свой класс хотя бы на минуту. Сами увидите, что у вас получится.