Я пожала плечами.
– Я понимаю, о чем ты.
– Думаю, они планируют избавиться от меня в конце года. Вот только Харрису я нужен. Поэтому он, скорее всего, выпрет меня из дома и сразу же предложит работу.
– Он может так поступить?
Эван пожал плечами.
– В прошлом месяце мне исполнилось восемнадцать. У меня нет законных оснований оставаться. Не думаю, что он рвался усыновить меня. Идея Нормы. Шейн слишком болен, а Мерл глуп, чтобы заниматься бизнесом, так что я ему нужен.
– Но ты не хочешь оставаться в Айове.
– Нет! Уеду, несмотря ни на что.
Несмотря ни на что. Мой мозг быстро подсчитал, сколько нам осталось быть вместе. Двадцать два дня до окончания школы.
Я мысленно усмехнулась. «Ну и что? Он уедет, и это хорошо. Через двадцать два дня у тебя начнутся свои проблемы. Какое тебе дело до того, что делает или не делает Эван Сэлинджер? Ну и что с того, что ты больше никогда его не увидишь?»
Какая мне разница, черт возьми?
Я пнула опавший лист, лежавший слишком близко к моему шезлонгу, и посмотрела сквозь завесу своих волос. Эван продолжал плавать, наблюдая за мной.
– Что? – спросила я.
– Помнишь, я упоминал о своей потере?
– Ага?
– Я говорил о… памяти. Клочок бумаги, который остался у меня с того дня, когда я пришел на пожарную станцию. Он был приколот к моей рубашке. Записка, написанная рукой моей матери, полагаю. – Он кивнул сам себе. – Нет, уверен, что это ее почерк.
– Что там было написано? – произнесла я упавшим до шепота голосом.
– «Позаботьтесь о нем, пожалуйста. Пожалуйста». Это единственное, что у меня осталось от настоящей семьи. Даже на словах это немного. Просто клочок бумаги. Но для меня это было все.
– Он потерялся?
– Шейн сжег. Сегодня утром.
Мне показалось, что меня ударили в живот, а воздух вокруг стал на пятнадцать градусов холоднее.
– Он сжег записку?
– Да, – безэмоционально повторил Эван, – он именно так и сделал, черт возьми.
– Зачем?
– Потому что злой кусок дерьма, – заявил парень, повышая голос. – Я потерял бдительность на одну гребаную секунду… – Он покачал головой. – Но уже поздно, и я не могу это исправить.
– Мне так жаль, Эван, – тихо пробормотала я.
Он кивнул и подплыл к краю бассейна, положив руки на бортик.
– Она написала слово «пожалуйста» дважды. Именно так. Моя мама… она заботилась обо мне. Написать дважды одно слово. Это ведь должно означать, что ей было не наплевать, верно?
– Да, это так, – быстро моргая, подтвердила я.
– Два «пожалуйста», – повторил он.
– Это что-то значит. Должно.
Кивнув, Эван выдавил из себя улыбку. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь взять себя в руки. Его боль простиралась очень далеко. Я улавливала ее, не ощущая неловкости или смущения, и мне хотелось забрать его страдания. В тот момент я бы сделала все, чтобы облегчить их. Только вот не могла. У меня не находилось ни слов, ни машины времени, чтобы вернуться и остановить его мерзкого брата.
Мне оставалось только сменить тему.
– Так что, будешь задерживать дыхание?
Он благодарно улыбнулся.
– Это то, в чем я всегда нуждаюсь. Как тренировка.
– Олимпийская задержка дыхания? Да?
Его улыбка стала еще шире.
– Я не пытаюсь установить мировой рекорд. Мне просто нравится это делать. И нужно.
– Прошлой ночью ты провел под водой четыре минуты. Какая у тебя цель?
– Четыре минуты – это очень хорошо. Пит Колат продержался под водой девятнадцать, Дэвид Блейн в прямом эфире задержал дыхание на семнадцать. Если они смогли, то и я достигну семи или восьми минут. Может, и больше.
– Зачем?
– Не знаю. Может, это часть моей неадекватности.
– Я не считаю тебя сумасшедшим.
На губах его мелькнула слабая усмешка.
– Это впервые.
Я улыбнулась в ответ, и снова наступила тишина. Пауза затягивалась, становясь неловкой. Словно мне говорили: «Остановись, пока не поздно».
– Мне лучше вернуться, – сказала я, хватая сумку и телефон. – Ты уверен, что не хочешь, чтобы я засекла время?
– Не-а, – ответил Эван, не глядя на меня. Он прочистил горло. – Но может… завтра вечером?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
От охватившего трепета я едва не выронила телефон. Он хочет видеть меня снова!
– Конечно, без проблем, – согласилась я, пожимая плечами как ни в чем не бывало.
На лице Эвана появилась широкая улыбка, и это была самая красивая из тех, которые я видела за долгое время. Подлинная. Открытая. Странное теплое чувство захватило меня.
– Круто, – сказал он, – значит, увидимся?
– Да, – ответила я, поднимаясь. Ремень сумки зацепился за подлокотник кресла, когда я попыталась взвалить ее на плечо. Она сорвалась и упала на цемент. Черт. – Круто. Увидимся.
Я схватила сумку и, не оглядываясь, покинула территорию бассейна.
И почувствовала это.
Взгляд Эвана.
Теплый ветерок пробежал по моей коже. Жар охватил обнаженные руки, волосы на затылке встали дыбом.
И что это я разнежничалась?
Не знаю, что заставило меня обернуться. Возможно, я желала снова испытать это ощущение. Может, мне следовало что-то сказать. Или ему нужно было что-то услышать. И если я не скажу, то буду чувствовать себя еще хуже, чем прошлой ночью.
Я сделала несколько шагов назад к бассейну.
– Хреново, что Шейн сжег твою записку. Это чертовски дерьмово.
– Да. – Эван вытянул шею чуть вперед, не двигая ни единым мускулом.
«Это слишком личное. Не надо. Ты сделаешь только хуже».
Я подавила эту мысль и с трудом сглотнула.
– Но те слова, которые написала твоя мама… они настоящие. Ты всегда будешь знать, что она оставила их и у нее имелась причина это сделать. Дважды написать «пожалуйста». Шейн не может стереть их. Он не может уничтожить посыл. Твоя мама хотела, чтобы о тебе заботились. И ты всегда будешь помнить об этом.
Эван не пошевелился и не сказал ни слова. В полумраке я едва могла разглядеть его лицо. Но поняла, что поступила правильно, еще до того, как он сухо сказал:
– Спасибо.
– Да, конечно. Без проблем.
– Спокойной ночи, Джо.
– Спокойной ночи, – я улыбнулась и повернулась, собираясь уйти, – Эван.
Глава 9
Джо
Следующее утро началось со сплетен. Джаред не мог подставить себя, иначе его девушка узнала бы, чем мы занимались всю неделю. Он поручил эту грязную работу своему приятелю Мэтту Кингу.
Он без малейших угрызений совести разболтал всем о том, что я делала с ним за трибунами. Джаред поведал ему несколько имевших место подробностей, чтобы сделать историю правдоподобной, а крошечная школа проглотила ее. К обеду знали уже все.
Хуже того, кто-то сообщил, что я рассказываю разные версии о происхождении моего шрама. Теперь все называли меня Джокером. Идя по коридорам, я слышала перешептывания, а один ученик налетел на меня со словами:
Конец ознакомительного фрагмента.