- Что-то ты невесел, сокол сизокрылый, - вкрадчиво проговорила хозяйка трактира.
Погонщик удостоил ее мрачным взглядом. Амалафрида поежилась, кутая свои тяжелые округлые плечи в белый платок.
- Не гляди так, дырку прожжешь, - сказала она. - Что тебя гнетет, друг? Поссорился с девушкой?
- Я с собой в ссоре и со всем светом, - в сердцах сказал погонщик. Не терзай мне душу, Фрида.
Женщина прищурилась, вглядываясь в широкое, скуластое лицо погонщика.
- А, так ты меня знаешь, - протянула она. - То-то и я гляжу: личность твоя мне знакома. Мы с тобой уже?..
Погонщик кивнул. Он уже как-то раз имел с ней дело. Ему было лень ублажать Амалафриду - для того чтобы эта дама осталась довольной и утром вознаградила усилия кавалера бесплатным завтраком, с вином и жареной бараниной, нужно было очень и очень-постараться. Но выхода не было: или сейчас же расплатиться за ужин, встать и уйти в ледяную ночь, где бродит... (он содрогнулся и качнул головой, отгоняя жуткое воспоминание). Либо час-полтора напряженного труда - и безопасный ночлег рядом с жаркой, как печка, и мягкой, как перина, женщиной. Последнее улыбалось ему куда больше.
- С собой поссорился, говоришь? - задумчиво переспросила Амалафрида. - Да, плохо дело.
Погонщик знал, что в душах сестер жив и всегда готов пробудиться нерастраченный материнский инстинкт. Любой из завсегдатаев "Бурого Быка" мог найти здесь поддержку и понимание - насколько Амалазунта и Амалафрида в состоянии были что-либо понимать. Он опустил голову, прижался лбом к мягкой руке Амалафриды.
- Это был страх, - прошептал он. - Страх. Он шел впереди, как глашатай. Он точно трубил мне прямо в уши: "Они идут... они идут!" И я потерял голову и помчался куда глаза глядят... чуть не замерз...
- Выпей еще пива, - предложила женщина. - Горе влагу любит.
Не слушая ее, он продолжал как в бреду:
- А потом того купца нашли полурастерзанным, а его рабов насмерть замерзшими... Значит, не приснилось мне, значит, все было на самом деле...
- Погоди-ка, - перебила Амалафрида. - Это ты о ком? Это ты о том торговце из Офира, которого сопровождали черные демоны?
- Я его вез до Халога.
- Так разве ты не слышал, что сказали старейшины? Игг наслал зверя, дабы оборонить нас от сил Зла.
- Игг! Ты можешь верить болтовне этих растерявшихся стариков, Фрида, но я-то знаю правду! - Погонщик поднял голову и посмотрел женщине в глаза долгим тяжелым взглядом.
- Какую правду? - прошептала Амалафрида. - Ты сомневаешься в мудрости старейшин?
- Сомневаюсь ли я? Да я не сомневаюсь в том, - что они ни бельмеса не знают, вот так-то!
Он налил себе еще одну кружку и залпом осушил ее.
- Фрида, - прошептал он, - мне страшно. Он найдет меня по запаху и сожрет мои внутренности... Он вырвет мне сердце...
- Да кто - "он"? О ком ты говоришь?
- Огромный, белый волк...
- Ты видел его? Ты видел Иггова Зверя? - жадно допытывалась Амалафрида.
- Да... - еще тише отозвался погонщик. - Фрида, это были вовсе не черные демоны, те чернокожие. Простые люди, только темные. На юге есть королевства, где все такие чернокожие, даже короли. О, эти бедняги замерзли в наших снегах. А офит был всего лишь купцом, немного более жадным и чуток более храбрым, чем другие. Никаким не колдуном.
- А Иггов Зверь - какой он?
- Он появился бесшумно. Он... У него человеческие глаза. И это еще не все. На спине у него сидела девушка...
В голосе погонщика прозвучало столько ужаса, что по спине Амалафриды пробежала дрожь.
- Да хранят нас светлые силы, - сказала она. - Хвала богам, мы-то здесь в безопасности. Уж Амалазунта об этом позаботилась: на крыше громовой знак, у притолоки ветка омелы, под порогом просыпано зерно, окна обведены крестами - ни молнии, ни злому духу не залететь к нам сюда.
- Это был вервольф, - сказал погонщик. - И страх бежал впереди него.
- Ну ладно, хватит тебе об этом, - решительно произнесла Амалафрида. - А то мне самой уж стало не по себе. Ты ведь переночуешь у нас в доме, не так ли?
Она провела языком по губам. Погонщик приподнялся, схватил ее за шею, привлек к себе и крепко поцеловал в жадный рот.
Огромное ложе Амалафриды шуршало свежей соломой. Нежась среди пушистых одеял, сшитых из звериных шкур, погонщик и трактирщица негромко переговаривались. Уставшие после бурных ласк, они обменивались краткими ленивыми замечаниями. Оба сходились на том, что зима нынче ранняя, но снега было пока немного, а это плохо для урожая - выстудит землю.
Вдруг погонщик прервал себя на полуслове и затаил дыхание. Женщина почувствовала, как он напрягся, как будто ужас пронзил его, пригвоздил к постели.
- Что с тобой? - спросила она, обхватив его руками.
- Слышишь? - выдохнул он еле слышно. - Где-то воет волк.
Амалафрида прислушалась, но не уловила ни звука за плотно закрытыми ставнями.
- Тебе что-то чудится, золотце, - сказала она.
Но он разомкнул ее руки, высвободился из ее объятий и сел. Глаза его широко раскрылись.
- Волк, - повторил он. - Огромный белый волк с человеческими глазами...
Зверь стоял, широко расставив лапы, и глухо ворчал. Шерсть на его загривке поднялась дыбом. Тело молодого охотника, застигнутого вне городских стен ночным мраком, лежало на снегу, и темное пятно уже расплывалось под ним. Зверь поднял окровавленную морду и снова завыл. Потом лег, пристроив голову на ноги мертвеца, обутые в меховые унты, - к левой все еще была привязана лыжа - и стал ждать.
Она приближалась. Легкая, как птица, неслась она по снегу. Белое платье Соль развевалось, и казалось, будто девушка не бежит, а летит, не касаясь земли. Скорее к отцу, он зовет, он снова зовет - ничего другого она не знала, кроме этого настойчивого зова. Ни бабка Сунильд ни Синфьотли, считавший Соль своей дочерью, ни кто-либо из слуг еще не заметил таинственных ночных отлучек девушки. Но даже если они и заподозрят неладное и выследят ее - ничто не сможет ее остановить.
Она не вполне понимала, что с ней происходило в такие дни. В самом начале ночи ее будил неясный голос, который она воспринимала не как звук, а как неожиданный и сильный толчок крови. Не обуваясь в одной рубахе выходила она из дома, делала навстречу этому зову шаг, потом другой... и куда-то проваливалась точно падала в бездонный колодец. И вот она уже бежит, летит, гонимая нетерпением, - к нему, к отцу, к единственному родному по крови существу, - и ни холода, ни страха не ощущает юная, беззащитная, почти нагая девушка, ночью, одна, на заснеженной равнине.
Увидев в снегу перед волком труп, она с размаху остановилась, как будто споткнулась о невидимую преграду. Великие боги, второй загрызенный оборотнем за несколько дней! Люди так просто этого не оставят. Они мстительны, эти смертные. Скоро они начнут охотиться на Сигмунда и рано или поздно затравят его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});