Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Гриша долго стоял на одном месте, без цели постукивая чернем скребка о ствол сосны. Наконец он решился. Прошел немного вниз по реке, отыскал подходящее место, намыл шлих, слил его в разные мешочки и в каждый из них положил бумажную этикетку с порядковым номером. Все, казалось, очень просто. Но отчего ему так не по себе? Гриша постоянно с испугом озирался по сторонам, словно боялся, как бы кто не застал его на месте преступления.
На душе было гадко. Мысль о том, что никто не узнает, тешила мало. Разве теперь хватит духу спросить у Валентины Гавриловны:
— Не находили золота в наших шлихах?
Разве он сможет веселиться вместе с другими в вечерних бдениях около костра?
— Самое худшее, по-моему, быть нечестным. Это та же трусость, — как наяву прозвучал в ушах убежденный голос Наташи.
Терзаемый муками совести, мальчик возвратился к Виктору и молча передал карту, на которой аккуратно расставил точки (ровно через полсантиметра), в тех местах, где ни промывальщик, ни коллектор не были.
На лагерь возвратились раньше других маршрутчиков. Гриша занялся Шариком. Пес охотно принимал из его рук пищу и в благодарность лизал пальцы шершавым мокрым языком. Грише хотелось обнять собаку и расплакаться. Давно уже не было так скверно на душе. Вскоре возвратились Валентина Гавриловна и Петр.
— Виктор, принеси сегодняшние шлихи, — попросила она.
Так бывало почти каждый вечер, но сегодня Грише показалось это необычным. Напрасно он пытался успокоить себя различными доводами, что ничего особенного не случится, пройдет этот день, пройдет еще много дней, никто не узнает, и он сам забудет, и снова на сердце станет спокойно и радостно. Только уж никогда больше Гриша не пойдет на обман. Вскоре из маршрута пришел Павел Осипович.
Было еще светло, когда собрались ужинать. Валентина Гавриловна все еще сидела у себя: Гриша видел ее через откинутые полы палатки. Она спешила просмотреть последний шлих при тусклом свете погасающего дня.
— Валентина Гавриловна, идите ужинать, каша стынет, — позвали ее.
— Одну минутку.
Слышно было, как она укладывает лупу во вьючный ящик.
— В одном шлихе я нашла знаки золота, — сказала она, обращаясь к Павлу Осиповичу. — Эта проба взята в устье речки, а в остальных ничего нет — один магнетит.
Гриша почувствовал, как кровь прилила ему в голову. У него сразу пропал аппетит. Он сидел угрюмый и лениво размешивал ложкой чай.
— Гриша, с тобой что? Ты не болен? — спросила Валентина Гавриловна, заметив его кислый вид.
— Нет, ничего, — встрепенулся он, поднял голову и даже улыбнулся, но сам понял, что улыбка получилась вымученная, фальшивая. Гриша чувствовал себя последним негодяем. Валентина Гавриловна недоверчиво покосилась на него.
«Начинается», — подумал он. Ему казалось, что о его поступке догадываются все.
— Виктор, а вы не взяли ни одной пробы по левому притоку, тому, что впадает сразу за каньоном?
— Хотели взять, — не сморгнув глазом, ответил Виктор. — Но туда очень трудно пройти было, и я побоялся за Гришу.
«Вот мерзавец!» — Гриша с открытой ненавистью поглядел в лицо Виктору. Видимо, в глазах мальчика было что-то пугающее: Виктор вдруг осекся, не выдержал его взгляда и, смутившись, начал поправлять шнуровку ботинка. Павел Осипович ушел в палатку и вскоре возвратился назад.
— Посмотрите-ка, что я нашел сегодня, — сказал он.
Все по очереди повертели в руках заржавленный ствол.
— От берданы, — сказал Петр.
Больше всех находкой заинтересовался дед Кузьма, он даже чай отставил в сторону.
— Мушка-то самодельная, — вдруг сказал он, занося ствол в свет костра. — Вот тута пощупай-ка, — указал он на самый, кончик.
Снова ствол прошел через все руки, но толк в самодельных мушках мало кто знал. Один только Петр подтвердил:
— Самодельная.
Кузьма Прокопьевич едва дождался, когда ствол возвратился к нему назад. Кончиком ножа очистил налет ржавчины и еще раз ощупал мушку.
— Я ее насаживал сам, вот этими руками, — неожиданно заявил он, показывая всем широкие мозолистые ладони. Он склонился лицом почти к огню и, сморщившись от нестерпимого жара, долго глядел на ствол при общем настороженном молчании.
— Она самая, — сказал он дрогнувшим голосом и поднял лицо, на котором вдруг молодо заблестели глаза. — Ванюшка Рудаков, дружок мой, просил: «Сделай, — говорит, — Кузя. Обронил бердану, сшиб старую мушку напрочь». Вместе потом ходили за село пристреливать.
В глазах деда Кузьмы заискрились слезинки: то ли огнем прижгло, то ли вспомнились молодость и давно погибший товарищ.
— Треклятый дым, — сказал он, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Вот так штука, — произнес Братов, — бердана Рудакова.
И про себя подумал: «Может быть, там, под кедром, и находится братская могила». Поглядев на ноги деда Кузьмы, обутые в ичиги, Павел Осипович спросил:
— Кузьма Прокопьевич, вы сегодня никуда не уходили из лагеря?
— Далеко нет. Тут, возле, ходил коней смотреть, — ответил тот.
Петр взял ствол из рук конюха и принялся старательно отчищать его золой.
«Кто же был там, у речки? — думал Братов. — И есть ли какая-нибудь связь между моей находкой, следами человека и рудаковским золотом? Надо бы сходить в долину еще раз, да пока времени нет: завтра придется писать месячный отчет в экспедицию».
— Вам никто не встретился у реки? — спросил он Прагина.
— Н-нет. Никто, — ответил Виктор, глянув на Гришу.
Братов решил пока ничего не говорить о следах человека на тропе. Нужно будет завтра потолковать об этом с Петром и Кузьмой Прокопьевичем. Они могут подсказать, чьи это следы. Скорее всего какой-нибудь охотник из Перевального.
— Завтра в маршруты не пойдем, — предупредил он. — Устроим отдых и баню.
Гриша ушел в палатку раньше всех, окончательно расстроенный. Получалось совсем нехорошо: он не опробовал как раз ту речку, где, возможно, и находится рудаковская жила.
Вскоре мальчик услышал, как в палатку залез Виктор и, наклонившись к его мешку, спросил:
— С тобой ничего не случилось сегодня? А? Может, зашибся?
Гриша промолчал, притворившись спящим. Виктор, сопя, начал разбирать свой мешок. Гриша почувствовал, как в груди помимо воли накипает ярость к своему ненавистному соседу. Он резко по пояс выбрался из мешка.
— Ничего со мной не случилось! Слышишь? Я сегодня шлихи намыл не в той речке. Завтра все расскажу. Я не хочу никого обманывать.
Удивленный Виктор некоторое время молчал. Потом зло прошептал:
— Никому ты ничего не скажешь, дурак. Если скажешь, тебя в два счета из партии вытурят и в школу напишут. Лучше помалкивай.
Гриша и сам считал, что выгнать его из партии с позором было бы справедливо, но обманывать не хотел. Долго не мог он заснуть. И надо же такому случиться. А что, если именно в этой речке рудаковская жила, и из-за него, из-за Гриши, она останется не найденной? Нет! Этого нельзя допустить. У него созрел ясный план, как искупить свою вину. Завтра намечен день отдыха — банный день. Гриша пойдет один и намоет шлихи там, где сегодня на карте обозначил места невзятых проб. А потом… все расскажет. Скорее бы только утро!
Выстрел в спину
Во время завтрака Шарик, ожидавший неизменной подачки подачки, вдруг вскочил и с лаем кинулся в лес за палатки.
— Кого это он учуял?
В кустах слышалось сердитое ворчание, которое постепенно сменилось незлобным. После этого Шарик выбежал на открытое место и, дружелюбно виляя хвостом, прыгал и оборачивался назад, словно приглашал кого-то быть смелее. И верно, следом за ним из кустов выползла другая, черная, собака со стоячими ушами.
— Чего это Шарик вдруг такой гостеприимный? — спросил Павел Осипович, поглядывая в лес, откуда должен показаться хозяин лайки: собака одна в тайгу не забредет. «Сейчас и узнаем, что за следы были», — подумал он.
Однако никто не появлялся. Все с любопытством смотрели на нежданною гостью. Та почему-то приближалась к людям ползком и жалко скулила. Гриша первым вскочил на ноги и подошел к собаке. Она продолжала лежать, только подняла на него черные глаза и прижала уши.
— Да она в крови! — воскликнул мальчик.
Тотчас все окружили собаку, даже Виктор подошел ближе и присел подле нее на корточки, держа в одной руке кружку с недопитым чаем.
— Это лайка, — сказал Петр, знаток по охотничьим собакам.
И на самом деле, это оказался рослый, примерно полугодовалый, щенок-лайка, с шириной мускулистой грудью, крупными лапами и гладкой, недавно вылинявшей шерстью. Щенок весь черный, только самая грудь и кончики передних лап белые; уши стоячие, хвост пушистый, серебристый снизу, как у лисицы. Левая задняя нога у щенка беспомощно волочится по земле, шерсть на лапе смокла от крови — крупная рваная рана обнажила мышцы.
- Мои друзья - Леонид Сергеев - Детские приключения
- Забавные истории - Виктор Батюков - Детские приключения / Детская проза / Прочее
- Ошибка фокусника - Наталия Кузнецова - Детские приключения
- Путешествие не кончается - Николай Внуков - Детские приключения
- Загадка театральной премьеры - Анна Устинова - Детские приключения